Бумажные деньги нужно было переносить в чемоданах. Люди вечерами бросались покупать хоть что-нибудь на деньги, заработанные в этот день, поскольку на следующее утро их стоимость падала вдвое. Заклады не стоили той бумаги, на которой они писались.

Два пациента и моя бдительность обеспечили мое выживание в этот период. Один был банкиром. Я ничего не знал о фондовой бирже и ее манипуляциях. Однажды он предложил мне купить несколько акций за цену, превышающую мой ежемесячный заработок в тысячу раз. Я сказал ему, что он сумасшедший, но он только улыбнулся: "Вы купите акции сейчас, а заплатите за них через три недели". Так я и сделал, заплатив пятую часть их стоимости через месяц. Я повторил это еще раз, а позднее не возникало необходимости делать это.

Временное облегчение пришло с другой стороны — от другого больного, который был мясником в Бременхевене.

Вскоре после начала Первой мировой войны ситуация с продуктами в Германии начала резко ухудшаться. Слово "заменитель" (суррогат) приобрело зловещий оттенок. После войны, и особенно во время инфляции, положение с продуктами совсем не улучшилось. Довольно смешной эпизод может пролить яркий свет на эту ситуацию.

1919 год. Мой друг Франс Джокас и я учились во Франкфурте. В один прекрасный день мы отправились пешком, полные надежд раздобыть немного продуктов у каких-нибудь фермеров. Итогом дневных усилий явились два яйца. На обратном пути мы чего-то выпили и развеселились. Дурачась, мой друг задел карман, где я спрятал яйца (поскольку закупка продовольствия была запрещена). Вместо любимого завтрака мы получили месиво. В Германии вареное яйцо к завтраку имеет почти символический статус.

Хватит свободных отступлений. Давайте вернемся в моему спасителю, мясному ангелу, который слетел с неба Бременхевена прямо ко мне в комнату для консультаций или, скажем, в кладовую? Он страдал от головных болей и, как все невротики, утверждал, что хочет излечиться. До Бременхевена было 8 часов езды на поезде, и он раз в неделю приезжал ко мне с огромным пакетом мяса и сосисок. Я жил с родителями и сестрой Эльзой. Как говорится, мы никогда не жили так хорошо. Но это еще не все. После нескольких недель лечения он стал утверждать, что чувствует себя лучше, хотя и не излечился полностью, но эти длительные поездки на поезде не приносят пользы его голове. У него много друзей, желающих консультироваться у меня, да и в Бременхевене нет аналитика с достаточной квалификацией. "Но мне не представляет интереса, — сказал я, — превратиться в инструктора, вымученного вагонной тряской".

"Хорошо, — был его ответ, — мы можем заплатить американскими долларами". Сердце мое замерло. Не может быть! Такое чудо просто не существует. Но это было так.

Что означает доллар во времена галлопирующей инфляции, трудно представить. Только один пример из многих. В 1923 году я собирался поехать в Штаты. У меня никогда не было денег для получения диплома доктора медицины, который можно было получить только после уплаты денег за печатание диссертации. Я редко интересовался медициной самой по себе, и моя диссертация была на глупейшую тему: адипозо-генитальная липодистрофия, или еще что-то в этом роде, редкое заболевание, когда женщина выглядит как кенгуру с массивными отложениями жира выше талии и очень тощей снизу. Я не был заинтересован в публикации. Я отправился к университетскому казначею и предложил ему доллар за выполнение работы по печатанию. Его глаза заблестели, он не поверил собственным ушам. Целый доллар? Он взял на себя всю работу, и за одну неделю я получил все бумаги, отпечатанные и подписанные, оставив его глубоко признательным мне и не пошевелив для этого пальцем. Такова была магия доллара в 1923 году.

По тем временам я был богатым человеком. Я накопил 500 долларов, на которые мог купить несколько многоквартирных домов в Берлине. Но я использовал их для поездки в Нью-Йорк. Бременхевен имел репутацию пригорода Нью-Йорка. Это был германский порт одной из двух трансатлантических линий, по которым ходили такие большие корабли, как "Бремен" или "Европа". Экипаж оплачивался в долларах. В течение нескольких месяцев я ездил в Бременхевен еженедельно на два дня, имел там нескольких пациентов, пользуясь в то время в основном гипноанализом, и кроме того, получал массу удовольствий.

Большинство германских докторов медицины были полностью поглощены работой и носили маску абсолютной респектабельности. Я уверен, что они смотрели неодобрительно на эти поездки. Я хмурюсь сейчас. Они принадлежали к высокомерной самодовольной крупной буржуазии. Я и некоторые мои друзья, доктора медицины, принадлежали к берлинской богеме, которая имела постоянные места сборищ в кафе Запада, и позднее в Романском кафе.

Там собирались многие философы, писатели, художники, радикалы, плюс некоторое число прихлебателей. Одним из них, конечно, был Фриндландер, хотя мы в основном встречались в художественной студии. Фриндландер зарабатывал деньги тем, что писал очень смешные рассказы под псевдонимом, означавшим слово "аноним", написанное задом наперед.

Его философская работа "Творческая индифферентность" оказала на меня огромное влияние. Как личность, он был первым человеком, в чьем присутствии я ощущал робость и благоговейно почитал его. Моя хроническая самонадеянность исчезла.

Когда я пытаюсь осознать или выделить то, что привлекало меня к Фриндландеру и его философии, я переживаю вихрь мыслей, чувств и воспоминаний. Философия была магическим словом, чем-то таким, что нужно было понять, чтобы понять себя и весь мир, противоядием от моего экзистенциального беспорядка и путаницы. Я всегда мог справиться с софистикой. Вопрос: Как много ангелов могут танцевать на кончике иглы? — был дешевым трюком, смешивающим символы и предметы. Что появилось вначале — курица или яйцо? — не только останавливал общую картину постоянного процесса, но и особым образом упускал отправную точку: какая курица, какое яйцо? Райх был типичной жертвой подобного беспорядочного мышления.

В школе мы читали Софокла и Платона в греческом оригинале. Я любил драматурга, но Платон, как и большинство философов, предлагал идеалы и требовал таких способов поведения, которым, в этом я был уверен, сам не следовал. Я достаточно видел подобного рода лицемерие у своего отца, который говорил одно, а делал другое.

Что касается Сократа, то он даже вызывал во мне уважение словами: "Вы все дураки, если думаете, что все знаете. Но я, Сократ, не дурак. Я знаю, что я ничего не знаю! Это дает мне право мучить вас вопросами и показывать вам, какие вы все дураки". Много ли славы вы предоставите уму?

Обучение психологии в то время было смесью физиологии и четырех свойств ума: мышления, эмоции, воли и памяти.

Я даже могу начать упоминать сотню различных объяснений и намерений, которые выдавались за Истину (конечно, с большой буквы).

В этот беспорядок Фриндландер внес простой способ начальной ориентации. Все, что существует, может разлагаться на противоположности. Если вы поглощены одной из противоположностей, вы попались в ловушку, или, по меньшей мере, односторонни в своих исканиях. Если вы находитесь в ничто нулевого центра, вы сохраняете равновесие и обозреваете картину в целом.

Позднее я осознал, что это был западный вариант учения Лао-Цзы. Мне понятна ориентация творческой индифферентности. Мне нечего добавить к первой главе моей книги "Эго, голод и агрессия".

Малыш, я влип! Единственная мысль, пришедшая мне в голову — ссылаться на старую избитую работу! Фритц, как тебе не стыдно. Час назад закончилось тяжелое занятие, сверхурочная терапия, в конце концов, спусти немного пара. Черные летучие мыши покидают комнату. Спустись к сторожке. Они танцуют, поворачиваются еще и еще над холмом.

Сижу печально, не реагируя на попытки примирения, открываю себе глаза, печаль, усталость, невосприимчивость. Иногда мне требуется несколько дней, чтобы выйти из депрессии. В это время я погружаюсь в нее, отклоняя любой импульс обратиться к ложному комфорту. Сегодня она длилась лишь 20 минут. Я — снова я. Перо блуждает по бумаге. Почти час. Последние две ночи я писал до трех или более того. Вставать еще рано. Слушаю часовые новости. У нас нет приема телепередачи, нет модуляции частот, радиочастот. Только воздушная почта, угасающая и статичная. Ночью программа классической музыки "Американские воздушные линии" прорывается не так уж плохо. Поэтому я слушаю одну широковещательную программу новостей, если это возможно. Раз в неделю ловлю программу "Еженедельные новости". Это событие недели: мы были в журнале "Лайф". Забавно, как будто становишься респектабельным. Но я имею плохую репутацию, чтобы утверждать это.