Единственный источник света, зажженный на кухне, рассеянным желтым квадратом освещал помещение и рваными лучами делил зал на укромные места. В рабочих помещениях, куда прошли Агата и Матвей с черного хода, висел серый полумрак. Комнаты в самой гостинице производили обратное впечатление, не русской усадьбы, а английского дома, Стены до середины были закрыты молдингами, а верхняя часть окрашена шелковой краской, Интерьер дополняли светильники, натюрморты в изящных рамках, полки, вазы, но нигде не было пластика, использовались только экологичная керамика, стекло, дерево, металл. Бревенчатый дом до сих пор давал приятный аромат дерева. Русской усадьбе и английскому дому за счет сдержанного вкуса хозяйки удавалось гармонично дополнять друг друга.
Помещение под стационарную библиотеку только начали ремонтировать, поэтому временно книги пока складывали открытых сервантах в широком коридоре сбоку от ресторана, на пути к туалетным комнатам.
— мы думаем сделать кофейно-чайную комнату, где можно долго читать и пить горячий напиток в уединении от шумного зала и открытой кухни. А пока они будут здесь, заодно станет понятно, разделяет ли еще кто-то интерес к испанцам. спасибо, — сказала Агата, когда Матвей поставил связку на сервант. Она принялась развязывать узел и присела расставить книги.
— если руководствоваться твоей системой рекомендацией, то тебе необходимо оставить здесь альбом “впечатлений”, чтобы могли писать в него рецензии. — сказал Матвей. — Ты не впервый раз возишься с книгами.
— мне нравится письмо. — Агата по-доброму улыбнулась.
— почему? — спросил Матвей и подал новую книгу.
— потому что, — Агата тоже встала, неловко разговаривать сидя.
Мужчина всегда проявлял уважение к своим собеседникам и девушка поражалась этой черте характера. Рядом с ним не хотелось давать себе поблажек в плохих выборах, рядом с человеком, уважающим других и имеющим достоинство, хотелось тоже выбирать доброе, уважительное. Его поступки не выглядели моральными шаблонами, этот мужчина не был добродетельным в общепринятом смысле. Он был человечным и не то что не унижал окружающих, но он еще и не терпел, чтобы были созданы условия, в которых его собеседник будет унижен. Он был справедливым, но жестким. Его слово значило и весило много. Она бы не хотела нарушить, пойти против него. Потому что он при своей суровости был на стороне добра. Но если так случится, что они окажутся по разные стороны. Она будет тосковать, для нее не будет исключений.
— книги — это “послание в бутылке”. - она сказала, Матвей слушал и девушка продолжила. — Автор как застрявший на необитаемом острове, бросает в океан клочок текста и надеятся, что его выловят и прочитают, а потом приедут в его мир. Увидят все. Мне нравится читать, потому что это путешествие, но путешествие невозможно осуществить каждому. Надо сначала разгадать шифр, подобрать правильный код, чтобы понять где ты будешь. Надо стать … ммм аватаром для мира из воображения автора.
— аватаром? — Матвей прищурился.
— ахахах, — девушка закусила губу. — я имею в виду, что вот например, Лев Толстой. Он пишет на языке, его большие тексты просторны и понятны. Но я не могу переместиться в его мир. Мне там не жить, я не знаю, кем я могу там стать. И так во многих книгах. Жанры, эмоции героев, ситуации, темы — это шифр, он помогает. Мне нравится теория коммуникации. Я взяла Маркса потому что. Потому что…
— у тебя есть история с ним. — продолжил Матвей.
— хааа, да. История не совсем про него. А про его Троцкого, он уехал в латинскую америку, скрывался, но его все равно нашли и …убили. А тогда его любила Фрида Кало. И вот он со своими марксистскими идеями, он пытается рассказать про марксизм, пытается создать послания. Пытается сделать революцию, но невозможно. Его не понимают. Его тексты и послания недоступны в мире. Его трактовки не востребованы. Он общается только с ней. А потом он умирает. И она. Они как два приемника. Один отправляет послание, система кодировки, второй его принимает. Она набирает шифр. Но все. Он умер. Ее послания они, они не доходят. Осталось только прошлое. Система коммуникации застыла. Ее послания падают в воздухе между пирамидами. “Революсьен” — говорит она, но он ее не слышит. Сообщения все еще есть, они живут, хотя приемник никогда их не словит.
— как именно они могут понять друг друга. Как происходит … декодирование? — спросил Матвей. — используется одна система языка.
— наверное, система языка это не все. Я письме мы, — начала рассуждать Агата, но раздался грохот, собаки залаяли. Агата испугалась, инстинктивно вздрогнула и врезалась в Матвея. Она прислушивалась к тому, что вызвало сильный шум.
— отец Марины пришел, на свет. — сказала Агата и посмотрела на свою талию. Ее на расстоянии десяти сантиметров от себя удерживал Матвей. Она смущенно подняла на него глаза, он ответил взглядом и обратился к старику, что шаркал, опираясь на палку.
— А, Матвей, Агатка. Ты что привезла? — старику нравился Анкельсон, он считал, его военным и любил поговорить с ним про тактику различных исторических сражений.
Рассветы часто похожи друг на друга, своими надеждами, закаты всегда разнятся своими разочарованиями. Еще с первыми петухами Агата вставала и выходила на крыльцо. Шрек лениво потягивался, пестрая шерсть на загривке вставала ирокезом. Они шли по тропинке среди высокой травы, потом раздвигали лиственные лапы, иногда девушка болтала с псом, иногда задумчиво жевала травинку. Собаки, Клык и Шрек встречались, приветствовали друг друга и уходили в траву по своим делам.
Матвей и Агата молчаливо кланялись друг другу. Тренировка начиналась. Медленная разминка переходила в отработку боевых ударов. Удар, связка, удар, связка. Свист ткани, позиция, замерли. Мгновение. Рябь воды кругами приходила на берег, один, два, три. Всплеск крыльев чайки и их фигуры снова неслись в вихре движений. Руки рассекали воздух, захват, позиция, трава скрипела под подошвами. Ее дыхание учащалось, он не оборачивался, они не останавливались.
— до завтра, — он уходил закуривая. Подносил сигарету со странным синим табаком близко, закрывая ладонью огонь от ветра, делал глубокий вдох и оставлял прикуренную сигарету в руке, другой взъерошивал голову Клыка. Верный охранник всегда оказывался рядом под конец тренировки.
— д…о за. втра. — Агата сидела на коленях, упиралась руками и легких не хватало, чтобы вдохнуть, дома они также жадно пила, ложилась на кровать и засыпала глубоким сном.
Агата в тени Матвея по диагонали от него, он стоял ближе к берегу. На таком расстоянии казалось, что ее удерживает в равновесии постоянное движение. Иногда Матвей замедлялся, но было сложно, плавность ушла, девушка дышала и двигалась, чтобы просто успевать. Вблизи уже не было возможности заменять не рассмотренные удары танцевальными па или придуманными переходами. “Главное, — говорила себе Агата. — успеть повторить. Потом дома отработаю”. В дневнике мелким почерком с графиками, и пояснительными линиями ложился ход тренировки, карандаш вычерчивал с анатомической точностью запечатленныйсознаниемудар, мышцы и сухожилия в оттенках восходящего солнца.
Однажды Матвей остановил их, недовольный тем, что скорость мешает качеству каждого удара, и Агата походит больше на “воздушного танцора”, который машет руками на ветру, а не на бойца.
— ты раньше вставляла свои приемы. мне нравилось как выходило. — Матвей обдумывал как изменить тренировку.
— вы замечали?! — удивилась Агата.
— танцевальная мелодия делает стиль уникальным. Противник не слышит песню, пока он уловит ритм твоих движений, у тебя будет преимущество. Ты быстрая, но ….ммм… не умеешь вступать в бой. С такой тренировкой как сейчас смысл полностью теряется.
— мне… — Агата хотела возразить.
— тебе не хватает самоконтроля. И ты знаешь об этом. Поэтому сдерживаешься. Но в бою, споре, любом противостоянии — контроль означает не сдержанность, а намерение и твердость в исполнении.
— намерение? — Агата понимала, что имеет в виду Матвей, но не видела противоречия и проблемы, поэтому Матвей сказал.
