– И что теперь? – поинтересовалась Виктория, не скрывая раздражения. – Что со мной будет?

– Наука отрицает существование ведьм. – Орвуд-старший поднял стакан. – Но…

– Что-то я начинаю разочаровываться в этой науке. – Бертрам понюхал зелье. – Ваше здоровье! Пока моего на вас хватает.

Настой оказался горьким. И терпким. Травяным.

– Могли бы и нам предложить, – проворчала Виктория.

– Обойдешься. – Бертрам осушил бокал одним глотком.

– Ведьма, – подал голос мальчишка-сиу, доселе державшийся так, что Эдди почти и забыл о его существовании. – Смерть. Тянуть. Ведьма быть там.

Он махнул рукой куда-то в сторону.

– Ведьма забрать из того… – Он добавил несколько слов на низком вибрирующем языке. И все поглядели на Эдди.

А тот покачал головой: с сиу он общался не настолько тесно, чтобы выучить их язык.

– Душа вернуть. Можно. – Мальчишка вперился взглядом. – Если все забрать.

– Погоди, ты имеешь в виду, что она вытянула проклятье?

Кивок.

– И теперь можно попробовать призвать душу? – уточнил Орвуд-старший.

Еще один.

И палец сиу указывает на Эванору.

– Два шамана суметь точно. Даже если один – дурак.

Все-таки надо ему уши оборвать. Определенно.

Утром я смогла развеять шары, которые за пару часов нисколько не поблекли, а стали даже будто бы ярче. К счастью, остаток ночи прошел спокойно. Снов я не видела, летать не тянуло, жрать, что характерно, тоже. То есть аппетит был, но… будто не такой, как раньше.

Или это я просто надеюсь.

– Я скоро вернусь. – Чарльз выглядел несколько смущенным. – Надо самому взглянуть. Что там. В университете. И вообще…

– Иди. – Я поглядела на пирожок, раздумывая, влезет он в меня или все-таки нет.

И пришла к выводу, что нет.

Пока.

А потом посмотрим.

Как ни странно, настроение было на редкость… умиротворенным? Хотя, казалось бы, с чего… не с чего. А оно все одно.

За окном солнце.

Птички поют.

Не жарко, но воняет городом – впрочем, и запах этот не раздражает. Тем паче в саду он разбавляется медовыми цветочными ароматами.

Розы цветут.

Еще что-то.

Дерево какое-то растопырило ветви, раскинуло полог зеленой листвы. Свет проникал сквозь нее, и сквозь кружево беседки тоже.

И я чувствовала себя…

Хорошо. Пожалуй, впервые за долгое время по-настоящему хорошо и спокойно. А потому появление девицы, это спокойствие нарушившей, меня не обрадовало.

– Мисс Грейсон. – Девицу сопровождало свекровище, которое тоже не выглядело радостным, и полагаю, вовсе не потому, что леди не должны разваливаться в креслах-качалках.

Сама знаю.

– Мисс Грейсон изъявила желание познакомиться с вами лично. – Лицо свекровищи отражало все ее сомнения. И я со вздохом села. Так, как подобает леди.

– Грета, – прощебетала эта самая мисс, а ведь, помнится, заявляться в чужой дом без приглашения невежливо. – Зовите меня просто Грета…

Вот чую, простоты в ней столько же, сколько во мне трепетности чувств.

– Я велю подать чай. – Свекровище подобрало юбки и удалилось неспешною походкой. Вот готова поклясться, что ее снедает любопытство.

Меня, к слову, тоже.

Что за мисс такая…

Миленькая. Личико круглое и белое, с румянцем розовым, с блестящими глазками. Губы бантиком. На шляпке тоже бантики.

И на рукавах бархатного жакета.

– Извините. – Голосок у нее тоже нежный до одури. Вот чувствую, бесит. А так хорошо сиделось, дремалось… – Я понимаю, что это до крайности неприлично, являться в чужой дом и без приглашения. И мне, право слово, неловко. Стыдно даже.

– Непохоже, – буркнула я сугубо из вредности.

Вот чего ей надо-то?

Она опустилась на край плетеного стула. И слегка покраснела.

– Еще раз… извините.

Тут нашу беседу прервали чаем. В смысле подали его. И не только его. Стол сервировали в мгновение ока, даже вазочку с цветами притащили.

А вот свекровище не пришла.

Чаю нам налили.

И удалились. Правда, чувствую, что недалече. Но и пусть. Девица миленькая, сахарная вся, а потому оставаться с нею наедине как-то… небезопасно.

Я прислушалась к себе и кивнула. Чутье никогда еще не подводило. И теперь оно подсказывало, что ничего хорошего от этой Греты ждать не стоит.

Та взяла чашку и с сосредоточенным видом принялась размешивать чай. Главное, сахар-то не положила, а мешает… мешает.

И на меня смотрит.

Прямо-таки буравит взглядом.

– Вы некрасивы, – брякнула она наконец, когда мешать притомилась.

И молчать.

Это я так могу часами. Даже, честно, призадуматься успела – нам бы там, в пустыне, такой вот сад, чтобы деревья, и цветы, и…

– На самом деле меня просила заглянуть к вам в гости моя тетушка.

И вновь пауза.

– И? – Я свой чай отхлебнула. Громко, с причмокиванием. Матушку это всегда очень злит, вот и у Греты глаз слегка дернулся.

– Моя тетушка – герцогиня!

– Сочувствую.

– Вы… издеваетесь? – осторожно поинтересовалась Грета.

– Да нет. Я искренне. Это она вас так… облагородила?

На щеках девицы вспыхнул румянец.

– Просто вы вся такая… – Я махнула рукой.

– Какая?

– Сахарная. Аж зубы сводит. У нас был один… доктор. В соседнем городке. Не сказать чтобы настоящий, так, коновал еще тот, только кровопускание и умел делать. Еще пиявками лечил. Но вот говорил, что избыток сладкого – очень вреден.

Красные пятна проступили на лбу гостьи:

– Ее… попросили составить вам протекцию. В высшем свете. – Чашку со взболтанным чаем Грета вернула на столик. – Сделать так, чтобы вас приняли, но… но это просто невероятно!

– Что именно? – Я склонила голову на бок.

– Вы… вы некрасивы!

– Знаю. Уже говорили.

– И что?

– Ничего.

– Вас это не расстраивает?

– Думаете, если я расстроюсь, то стану красивее? – Кстати, и вправду интересно.

– Вряд ли.

– Тогда какой смысл?

– Действительно. – Грета задумалась, хотя и ненадолго. – И манеры у вас ужасные.

– Стараюсь.

– Вы… вот что мне ей сказать, а?

– Правду.

– Она надеялась, что мы подружимся.

– Это она зря, конечно.

Грета кивнула, соглашаясь. А потом опять потянулась к чашке. Чай остыл и окончательно превратился в крашеную водицу. Неужели пить будет? Или воспитанная барышня сидеть с пустыми руками не должна?

– Хорошо, что и вы это понимаете, – сказала Грета. – Но мне сложно будет ей возразить. Тетушка весьма влиятельна. И от нее зависит моя судьба.

– Неужели?

– Моя семья не так богата. Приданого у меня нет. Титул… моя маменька, в отличие от тети, не составила столь блистательной партии. Поэтому ни титула, ни денег. – Это было сказано задумчиво. – Но у меня есть внешность, воспитание и тетушкина поддержка.

– Которую легко утратить?

– О да… У тетушки же помимо меня еще семеро племянниц. Две – мои сестры, остальные… – Она махнула рукой. – Они, несомненно, не столь хороши, но… моя помолвка вот-вот состоится. Должна состояться.

– Очень за вас рада.

– Но может и не состояться.

– Слушай, от меня-то что тебе надо?

– Подружиться.

– То есть ты считаешь меня некрасивой, напрочь лишенной манер и этого вот всего… – Я потрясла рукой. – Но при этом предлагаешь подружиться?

– Скорее уж заключить союз, – поморщившись, призналась Грета. – Обоюдовыгодный. В высшем свете тебе не будут рады. Даже несмотря на твое родство с…

– С императором? Да говори уже прямо.

– Именно. – Чашка опять вернулась на столик, а руки в перчатках легли на юбки. – Ты слишком… иная. К тому же уже пошли слухи. Самые разные. Безумные порой. Совершенно. Ты не представляешь, до чего способны додуматься люди, если им дать повод. Впрочем, если не давать, будет лишь хуже.

Она притворно вздохнула.

– Да и поводы, как и слухи, могут быть совершенно разными. Еще и этот твой… он на самом деле тебе брат?