Двор, где мы находились, затесался между линиями малоэтажной застройки. А посреди его запущенного газона обнаружилась весьма скупая детская площадка с плавно курсировавшими по ней бабульками.
Напитавшись атмосферой вдоволь, мы с Сашей решили поглазеть на здание с другой стороны, где без намека на тротуар разросся парк – темный и кустистый. Окна квартир выходили прямо на палисадник, и с учетом того, что кроны деревьев были густыми, света в них практически не попадало. Зато лежбище кошек и пивные бутылки шли, что называется, в комплекте.
На том экскурсию по колыбели кенигсбергского хип-хопа мы решили завершить. На очереди значился Ботанический сад имени Иммануила Канта, находившийся под крылом БФУ (Балтийского федерального университета).
Район явно не хватал звезд с неба, но мы его разглядывали с пристрастием: жилые массивы, мост, а также находившиеся ниже его гаражи и полотно путей – силясь как можно скорее составить общее понимание о быте калининградцев. Надо сказать, ничего впечатляющего, а уж тем более европейского, обнаружить не удавалось. Присутствовали некоторые странности в архитектуре, но не более того. Легко можно было представить себя в спальном районе Архангельска летом, в один из немногочисленных теплых деньков. Но ожидался-то, как ни крути, Калининград, пусть мы и пребывали в стороне от центра.
Ботанический сад был основан в 1904 году как Кенигсбергское городское садоводство. Правда, Вторую мировую войну в нем сумели пережить лишь деревья и кустарники, тогда как оранжереи, парники и цветы канули в Лету. К моменту нашего визита сад, разумеется, уже был реабилитирован, тем не менее нам он представился в достаточно сдержанном свете: простоватая желтая вывеска, блеклая ксерокопия вместо входных билетов и минимум посетителей. Кассир – молодая девушка, вполне возможно, студентка БФУ – до того, как обратить внимание на нас, была крайне увлечена каким-то своим делом. Сложилось впечатление, что приступать к прямым обязанностям ей приходилось нечасто.
Нас с Сашей сложно назвать ботаниками, и потому оценить по достоинству очередную разновидность сосны или тополя из представленных в экспозиции шансов не было. Мы использовали место исключительно как зону для неспешной прогулки, ведь ботанический сад подходил для этой задачи как нельзя лучше. Да и голова после перелета, откровенно говоря, была ватной.
На территории сада имелись: пруд, покрытый тиной; болотце; качели на разный вкус; братская могила (тогда мы еще не знали, что они в Калининграде повсеместно); памятный знак в виде камня с гравировкой в честь основателя и первого директора садоводства профессора Пауля Кебера, что сохранился со времен основания; а также арочный каркас, поросший виноградником. На одном из концов этого «виноградного» прохода висела кипа разноцветных ленточек: желтых, зеленых, красных и голубых. Полагаю, место пользовалось спросом на свадебных фотосессиях.
Ориентируясь по карте, мы силились отыскать питомник. Но, покружив вокруг да около, пришли к выводу, что питомником являлась огороженная забором зона, поросшая кустами. Там деловито расхаживал какой-то мужик – ничего интересного. Погуляв с час, мы покинули ботанический сад и выдвинулись в направлении улицы Тельмана.
Столетием ранее этот район Кенигсберга имел название Марауненхоф. В ходе войны он понес значительные повреждения, но за счет сохранившихся построек былой облик вполне угадывался даже спустя десятилетия. К слову, постройками этими преимущественно являлись двухэтажные домики-виллы в стиле фахверк начала XX века. Этот наверняка знакомый всем архитектурный стиль часто применялся в крестьянской архитектуре стран Центральной и Северной Европы и подразумевает использование каркаса – фахверка, нередко деревянного. Забегая вперед, стоит сказать, что подобные домики на калининградской земле нам попадались повсеместно: где настоящие вековые образцы, где стилизованный новодел, с характерными для стиля дощатыми узорами на фасадах.
Это был уже совершенно иной Калининград, нежели тот, что окружал часом ранее. Фасады его домов зачастую не могли похвастать свежей отделкой, черепица на крышах казалась немало потертой, пошарканной, а земля была устлана немецких времен брусчаткой – все отдавало стариной, но это лишь добавляло облику великолепия.
Пройдя близ сквера с бюстом Эрнста Тельмана, немецкого политического деятеля, мы, дабы увереннее себя ощущать под гнетом жаркого калининградского лета, зашли в продуктовый магазин пополнить запасы жидкости. По другую сторону дороги, за трамвайными путями, виднелось здание общинного дома Трагхаймской лютеранской кирхи. Также известная как кирха памяти герцога Альбрехта (последнего магистра Тевтонского ордена и первого светского правителя Восточной Пруссии) она была построена в 1913 году1. Ныне в стенах единственного сохранившегося здания комплекса, который в советское время использовался как кинотеатр «Ленинград», квартировала музыкальная школа.
Впитав в полной мере уютную атмосферу Марауненхофа, мы вышли к Верхнему пруду возле Белого (Лебединого) моста.
Там нашему взору предстал крохотный лестничный спуск к набережной, оккупированный голубями: штук тридцать пернатых сидело на поручнях и еще примерно столько же разгуливало по земле. Завидев банду, в надежде ее распугать, Саша совершила угрожающий шумный рывок. Но «птицы мира» оказались не из пугливых – страгивались с места только под угрозой подошвы.
По пруду неспешно прогуливались катамараны в виде ретро-машинок. На дальнем берегу поверх зелени деревьев выглядывали верхушки двускатных крыш новостроек в ганзейском стиле (разновидность готической архитектуры). Однако, помимо лощеных частных домов, пентхаусов, современных многоэтажек и выразительных строений середины XX века, где-то на заднем плане играли в прятки со зрителем и блеклые советские панельки.
Пруд условно делился на Верхний и Нижний узким перешейком суши, где посредством водяного каскада часть воды перетекала из первого во второй. Водоем имел достаточно большую суммарную протяженность – 4 км (с учетом заливов) – и продолговатую форму, больше свойственную рекам. Обе части были искусственного происхождения и являлись двумя самыми старыми рукотворными сооружениями Калининграда: Верхний был создан в 1270 году, Нижний – еще раньше, в 1256-м.
Западный и восточный берега Верхнего пруда на всей их протяженности то и дело сближались друг с другом, но соприкасаться категорически отказывались. И чтобы на своих двоих его пересечь, требовалось запастись немалым терпением. Можно было направиться южнее к перешейку либо – севернее в поисках места, где бы пруд переставал извиваться змеей и наконец смыкал свои берега (например, посредством того самого Белого моста). Однако на другой берег нам было рано: еще и на своем-то ничего не видели! Избрав южное направление, мы пошли по набережной направо.
Немного не доходя до скульптуры женщины, стоящей на постаменте с часами, мы свернули в парк аттракционов «Юность». В отличие от многих других объектов, он был образован уже в советское время и, кстати, до нашего времени легко мог не добраться, ведь в начале нулевых годов под натиском застройщиков пульс пациента практически перестал прощупываться. Однако обращение неравнодушных жителей к супруге президента возымело результат: под ее патронажем «реаниматологи» провели показательное возвращение с того света.
Увиденное не слишком впечатлило. Показалось, что парку и теперь не помешал бы пущенный дефибриллятором разряд к сердечной мышце. А если не разряд, то хотя бы инъекция антиковидной вакцины «Спутник-V» или еще чего позабористее. Тем более что в нем, согласно заданному тренду, были предприняты всевозможные «меры, предотвращающие распространение новой коронавирусной инфекции».
Да, в «Юности» было по-настоящему грустно. По пешеходным зонам катались какие-то клочки мусора, и не значилось ни одного ребенка – только кислые лица сотрудников, явно скучавших у своих «станков». Да их и не было много, ведь работало всего плюс-минус полтора аттракциона. Стоявшему намертво колесу обозрения мы очень огорчились, ведь во многом ради него в парк нас и потянуло: кружиться на блевалках мы не планировали. Но такова уж ковидная реальность.
