Каким-то образом, похожим на чудо, он избежал репрессий 1937–1938 годов. Работая под руководством первых секретарей КП Грузии – вначале Лаврентия Берии, а потом Кандида Чарквиани, он был хорошо знаком и с ними, и с большинством руководителей наркоматов. Репрессии, которые перед войной обрушились на эти наркоматы, он воспринимал как огромную трагедию, приведшую к тому, что очень опытные кадры были расстреляны по совершенно надуманным обвинениям. Однако ни его лично, ни всю нашу семью репрессии не затронули, хотя у деда все было собрано на случай ареста (я помню небольшой чемодан, в котором лежала даже теплая шапка-буденовка времен гражданской войны). Тем не менее он не был арестован и расстрелян, как большинство его коллег, что вызывало у него немалое удивление, но только до 1956 года.

Во времена хрущевской оттепели деда вызвали к начальнику отдела кадров ЦК КП Грузии, с которым, естественно, они были знакомы лично. Когда дед вошел в кабинет, начальник встал и сказал, что обязан передать официальное письмо семье Баяхчева Л. Г. Встретив удивленный взгляд, он зачитал текст послания. В нем сообщалось, что дед мой, подвергшийся репрессиям и расстрелянный в составе некой группы шпионов и вредителей в 1937 году, признан невиновным и полностью реабилитирован. Повисло тягостное молчание. Потом руководитель отдела кадров, который прекрасно знал деда, подошел и обнял его со словами:

– Слава Богу, что тебя минула горькая чаша сия! Сколько ты сделал за все эти годы, даже трудно представить!

Несмотря на свое счастливое «воскрешение», дед решил узнать, как же эта «чаша» миновала его. Сам он мне об этом никогда не рассказывал – я услышал обо всем от бабушки. Оказывается, в самом начале репрессий деду предложили прекрасную квартиру в доме ЦК партии, «освобожденную» в результате ареста и высылки семьи одного из руководителей отделов ЦК. Наша семья, как и большинство других, жила в крайне стесненных условиях. Тем не менее ни дед, ни бабушка не захотели переезжать в эти «хоромы», ибо строить счастье на трагедии других людей не представляли возможным. Прямо отказываться от «дара» партии было не только нельзя, но и попросту опасно. Однако в связи с большой занятостью и частыми командировками переезд все оттягивался и оттягивался по «объективным» причинам, причем ни один документ о получении квартиры мой мудрый дед так и не подписал. Но, видимо, формально квартиру эту передали нашей семье и адрес был зарегистрирован в соответствующих документах.

Так вот, когда «банда шпионов и вредителей», включая моего деда, была успешно «раскрыта» органами НКВД, всех ее членов арестовали в ту же ночь и расстреляли в течение недели, после чего дело закрыли, ибо других дел было невпроворот. Поскольку никто и представить себе не мог, что дед отказался от квартиры в доме ЦК, арестовывать его пришли в ту самую квартиру, в которую он так и не вселился. Квартира была пуста и заброшена после выселения предыдущих жильцов, и, вероятно, оперативные сотрудники решили, что дед с семьей бежал, предупрежденный свыше. Доложить, что они упустили такого важного «шпиона и вредителя», никто не осмелился, а времени на розыск не было. Органы НКВД тогда не могли признаться в том, что ошиблись или кого-то упустили. Конвейер смерти работал в бешеном темпе, и самих этих сотрудников могли завтра же расстрелять за любой проступок! Поэтому всю выявленную «банду» расстреляли списком, и, как говорится, концы в воду. Таким вот мистическим образом отсутствие греха – переезда в квартиру безвинно репрессированной семьи – спасло деда и всю нашу семью от неминуемой трагедии.

Не прошло и двух десятков лет, как в том же ведомстве, где по списку расстреливали, так же по списку и реабилитировали безвинно казненных людей. Так мой дед и попал в список оправданных в преступлениях, о которых он даже не подозревал, но за которые был «расстрелян» девятнадцатью годами ранее. Наверное, судьба моего деда была еще далеко не из самых тяжелых, тем не менее она научила его многому, прежде всего проницательности и способности глубоко анализировать разные жизненные ситуации. Впрочем, он и по натуре своей был проницательным человеком, а судьба просто отточила этот Божий дар – умение глубоко видеть неочевидное.

Наверное, как и любой человек на старости лет, мой дед очень ждал внуков. К счастью, судьба не обманула его ожиданий: и дочь его, моя мама, и сын его, мой дядя, подарили ему внуков. В те времена с жильем практически у всех было трудно и, как правило, семья одного из детей жила вместе с родителями. Так и наша семья жила с родителями моей мамы, то есть с дедушкой и бабушкой. И если бабушка старалась передать мне тепло своей души, то дедушка стремился научить меня тому, что считал наиболее важным в жизни – способности глубоко видеть суть вещей и правильно планировать свои действия для достижения целей. Нет, он не читал мне нотаций или поучительных рассказов о своих жизненных перипетиях. Он понимал, что мальчику десяти-тринадцати лет передать опыт жизни семидесятилетнего человека словами невозможно. Поэтому он пошел другим путем. В самых разных ситуациях, на первый взгляд казавшихся очевидными, он спрашивал меня, что я вижу и как понимаю происходящее, а потом с помощью наводящих вопросов подводил к пониманию корня проблемы и к ее возможному решению. Это был очень интересный способ передачи жизненного опыта. Способ, основанный на ассоциации этого опыта с яркими примерами из реальной жизни и даже из детских сказок. А потом, обсуждая эти примеры, дед подводил меня к выводам, которые врезались в память, поскольку были связаны с обсуждаемыми ситуациями.

Что удивительно, я никогда больше не встречал такого подхода к развитию подобных способностей! Впрочем, в своей дальнейшей жизни я не встречал больше и настолько проницательных людей.

Нескольким примерам таких уроков и посвящены следующие три рассказа. Конечно, я не запомнил буквально всего, что говорил мне мой дед, но я запомнил сами ситуации и смысл того, что он имел в виду в связи с ними. Думаю, во многом именно благодаря его урокам я избежал в жизни многих ошибок и поражений.

Дедушка любил водить меня в цирк. Мне казалось тогда, что он просто хотел доставить мне удовольствие. В цирке всегда были смешные клоуны, разноцветные декорации и дрессированные звери. А еще там дедушка покупал мне очень вкусное мороженое и карамельные конфетки «Дюшес». И только гораздо позже я понял, что водил он меня туда со вполне определенной целью, используя цирк как упрощенную модель реальной жизни, позволявшую объяснить мне в доступной форме смысл многих важных вещей, скрытых под внешней мишурой.

Я и сейчас, по прошествии многих десятилетий, помню наш первый поход в цирк. По каким-то не очень понятным мне причинам тбилисский цирк располагался на вершине довольно высокого холма, а кассы стояли внизу, у его подножия. И вот, отстояв небольшую очередь в кассу, мы с дедушкой стали счастливыми обладателями двух маленьких зеленых билетов. Радостно предвкушая представление, я начал оглядываться в поисках входа в здание цирка, но, к своему удивлению, никакого здания не обнаружил. Поэтому я спросил дедушку:

– А где же цирк?

– Вон там, наверху холма, – ответил он, показывая рукой куда-то в небо.

В это «небо» вела широкая и очень длинная лестница, разбитая на секции, каждая из которых состояла из десятка ступеней, заканчивавшихся небольшой площадкой. Секций этих, в моем представлении, было очень много. Мне было тогда пять или шесть лет, и я уже умел считать, но сосчитать число секций мне так и не удалось. Я с удивлением посмотрел на дедушку и спросил:

– Как же я заберусь на эту гору, ведь я еще маленький, а гора такая высокая?!

Дедушка, улыбаясь, сказал:

– Да, конечно, это высокая гора, но ведь все дети как-то туда поднимаются пешком. Почему же ты не сможешь?