Литмир - Электронная Библиотека

Но в тот злополучный день, когда Куриная Жопа перед праздниками пришла к ним с проверкой «жилищных условий учеников», у мамки все началось так стремительно, что это поразило и испугало даже бывалую Лушку.

Матери дома не было: после работы она каждый день стояла где-то в очередях за тем, что из столовки принести не могла, а Лушка, как обычно, тайком рисовала запретной рукой. Она давно уже оставила всякие попытки научиться рисовать правой. Всему остальному через не могу, но научилась, а с рисованием – настоящим рисованием – не выходило никак, словно при этом отключалось что-то важное в голове, чему левая рука служила проводником. Поэтому Лушка стала жить двойной жизнью и, оставив позади все муки совести, даже полюбила волнующее ощущение своей тайны. Тем более что одна дома она оставалась все чаще.

В тот день она, разложив тоненький альбом на своей парте «Федоръ», рисовала историю Зои Космодемьянской, но с необычным финалом. О Зое им подробно рассказывала Лидь Васильна на классном часе, посвященном Дню Победы. Рассказывала хорошо, как очевидец.

– Эти изверги раздели Зою догола! А мороз минус двадцать! И вот она, голая, босыми ногами, идет к виселице по снегу! – Глаза Лидь Васильны стали темны от скорби, и она изображала, медленно переставляя свои толстые ноги в серых полусапожках, как именно Зоя шла. – Она шла, истерзанная девочка, а ноги босые, отмороженные, распухшие! За нас с вами шла!

Мальчишки сидели не дыша. Девчонки всхлипывали. В окно издевательски щебетали глупые птицы. Луша чувствовала ступнями колкий лед, сопереживая Зое.

– Она погибла за нашу свободу и счастье нашей Родины. За вас вот, которые здесь сидят! Готовы ли мы быть верными Родине и защищать ее, как Зоя? Достойны ли мы оказались ее подвига? Стоило ли за нас погибать? Нет, не стоило… – скорбно качала она головой, – взять хотя бы результаты контрольной, последней в четверти…

Хоть бы мать подольше не возвращалась, успеть бы окончить рисунки! Застукав Лушку несколько раз с карандашом в левой руке, мать сразу сильно грустнела и глубоко задумывалась, но ничего не говорила. А Лушка знала: когда мать сильно грустнеет и глубоко задумывается, жди беды.

Рисунков получилось пять. Вот голую синеватую Зою Космодемьянскую с табличкой на груди ведут к виселице. Вот ей накидывают на голову петлю. Вот она, Лушка, замечательно стреляя из автомата правой рукой, точной пулей перебивает веревку, и убитые фашисты валяются на снегу с удивленными лицами. Вот Лушка закутывает спасенную Зою в «жаккардовое» одеяло, и они уезжают на немецком мотоцикле с коляской в партизанский отряд. Вот она в Москве, где за этот подвиг Лушке выдают специальную кругосветную путевку, разрешающую объехать весь мир. Куда хочешь, туда и езжай. Хоть в Англию к Алисе. И она едет на поезде, конечно, в Керчь, а оттуда отплывает на белом пароходе в кругосветное путешествие. И у моряков золотые пуговицы.

Как раз на кульминационном моменте отплытия парохода раздался звонок. Лушка думала, что это мать вернулась. Хотя у нее и был ключ, но она могла его и потерять, как уже не раз бывало.

Засунула рисунки в парту, побежала к двери, открыла и обомлела. На пороге стояли Лидь Васильна и старший школьный пионервожатый товарищ Костя, как всегда, в белой рубашке и синих брюках со стрелками – красивый, как комсомольцы на плакатах в Ленинской комнате, но с волосатой родинкой на румяной щеке.

– Родители дома?

– Не… нет.

– Здравствуй, Речная. Мы с плановым домашним визитом. Когда родители с работы приходят?

– Не знаю. Обычно поздно.

– Ничего, подождем.

И они, слегка отодвинув Лушу, вошли.

Лушка от растерянности предложила им чаю. Лидь Васильна согласилась. Костя осматривался брезгливо, на табуретку опустился с опаской, сначала обтерев рукой. Потом Лидь Васильна обошла квартиру (чего там было обходить!), даже в ванную заглянула, но в парту заглядывать, к счастью, они не стали, хотя Лушка беспокоилась: она не хотела, чтобы увидели ее рисунки с повешенной голой Зоей.

Лидь Васильна делала какие-то пометки в блокноте, который достала из потертого кожаного портфеля, водрузив его на кухонный стол и металлически звякнув замком.

Осмотром квартиры классная осталась довольна.

– Ну что ж, условия вполне удовлетворительные. Место для уроков в наличии. И даже комната своя. Прямо по-буржуйски, – пошутила. – Другие учащиеся имеют куда хуже условия, а учатся лучше. В чем причина, Речная, а?

Лушка стояла, привычно потупив голову и привычно пропуская половину мимо ушей.

Лидь Васильна допила чай, съела два печенья, спрашивала, какой распорядок дня в их семье в будние дни и по выходным и проверяют ли ее родители уроки, бывают ли пьяными, не дерутся ли мать с отцом. «Проверяют, не бывают, да вы что?!»

Все отметили в блокноте, не дождались и ушли. Товарищ Костя вообще ни слова не проронил, не ел и не пил.

Мать вернулась затемно, нагруженная авоськами и, услышав о посещении, затряслась как осиновый лист. Бросила авоськи и даже не стала собирать раскатившиеся по коридору консервные банки («кильки в томате», вкусные).

– Все осматривали, говоришь? Ты их одних оставляла? Оставляла? Говори! – прошептала мать в непонятном ужасе.

– Да нет, вроде. Они чай с печеньями пили. Лидь Васильна в уборную сходила, вот и все.

– В уборную?! – Лицо у матери побелело.

– Да что ты, мам? Унитаз чистый был, ты не думай, я щеткой пошуровала… Условия, записали, «удовлетворительные». Ты что перепугалась-то так?

Лушка ничего не понимала: неужели мать всерьез подумала, что Лидь Васильна с товарищем Костей могли что-то у них утащить?

Мать шептала, и глаза ее бегали по комнате, словно искали выход.

– Записали, говоришь… Куда записали?..

– В блокнот…

Мама посмотрела затравлено.

– Записали… В блокнот… Нашли. Знают, все знают!

– Мам, ты успокойся, они полчаса, наверное, посидели и ушли…

Не дослушав, не раздеваясь, прямо в ботах, мамка бросилась в ванную, закрыла за собой глухую дверь, и Лушка услышала какой-то шорох, как будто она там что-то лихорадочно искала.

Когда вышла, руки у нее тряслись, она шептала:

– Видели, все видели…

– Мам, да что случилось?

– О чем они спрашивали?

– Как живем, спрашивали, проверяете ли с отцом мою домашку, дневник. Сказала, проверяете.

– Расспрашивали… домашку… Лушенька, дорогая, несмышленыш мой… не учителя это были.

– А кто? Мам, да ты очнись! Ты же знаешь Лидь Васильну, на родительском собрании видела, это классная наша. Они в конце четверти у всех по домам ходят, проверяют жилищные условия. И к Катьке из второго подъезда приходили на прошлой неделе.

Про Катьку она наврала, чтобы успокоить мать.

– С обыском приходили… Предупреждение. Что знают обо всем. Значит, в любой момент…

– Мам, что у нас брать-то?

– Не учительница это. Предупреждают… Недолго осталось…

Мать притянула похолодевшую Лушку к себе, усадила на скрипнувший и накренившийся диван, крепко, до боли, обеими руками прижала к себе. Горькие слезы так и бежали по ее лицу.

– Мам, ты что? Точно Лидь Васильна была. И портфель ее. Я этот портфель у нее сто лет знаю. Плакать-то не о чем. Ничего же не случилось. Они ко всем ходят. К Катьке вон…

Мать словно не слышала.

– Но ты не бойся. Тебя я не отдам. Уговорю. Умолю, на колени стану…

– Мам, какие колени, да кому мы нужны! Успокойся. Праздники скоро, парад. Можно мне два рубля на шары?

На самом деле Лушка хотела закатиться в магазин канцтоваров и художественных принадлежностей, любимейшее место в городе и подкупить рисовального угля.

Лушка тихонько высвободилась, включила в вечно темном коридоре свет и стала собирать раскатившиеся консервные банки.

– О, и шпроты, мои любимые!

Мать не отвечала, а, зажав виски пальцами, раскачивалась, сидя на диване, словно стряслась беда.

Собрав банки с пола, Лушка раскладывала их по полкам в кухне, когда услышала шаги матери в прихожей и как хлопнула за ней входная дверь.

10
{"b":"871756","o":1}