– Скандалы? – махнул рукой электрик. – Главное, что мешки купил я и они до сих пор кормят мою семью.
– А ты покупал жене цветы?
– Это лишняя трата денег! Я покупал ей колбасу и ватрушки! Ватрушки она обожает!
– Ватрушки?
Своей усмешкой кусок торта заставил руки электрика задрожать.
– Они никогда ни в чём не нуждались, – привёл последний аргумент он. – Я любил их!
– А ты говорил им об этом?
– А зачем мужику говорить об этом?! Из-за этих дурацких слов они вычеркнули меня из своей жизни?
Электрик закрыл лицо руками, а его бисквитный собеседник, выдержав долгую паузу, сказал:
– Я солгал… Ты однажды в гневе пнул мешок с мукою и…
– Значит, то, что я услышал, – это месть рассыпанной муки пьяному электрику?
– Да нет, просто не каждому куску торта выдаётся случай быть предназначенным для призрака.
– Значит, тебя всё-таки оставили для меня?!
– Да, твоя жена долго смотрела на бисквитную частичку радости и потом прошептала: «Это для тебя, мой родной…»
Татьяна Вереск
Краснодар
Веста
В доме сейчас такая суматоха стоит… Никто не понимает, что происходит. Шум, крики. У нас всегда было много людей и животных. Кто-то кому-то нашептал, что здесь завёлся злой дух, тогда страх начал расползаться, как удушающий едкий дым, по всем комнатам.
Мне это даже нравится. Весело. Не то что обычно, когда они все сидят с чинными лицами, поглощая очередную трапезу. Иногда подхожу тихонько сзади и толкаю кого-нибудь под локоть – вот смеху-то. Кто вино расплещет, кто жирным соусом капнет себе на дорогой наряд. Раньше бы родители отругали за такое, а теперь я – невидимка. Если бы знать заранее, что после смерти будет так весело, наверное, умерла бы раньше.
Теперь никто не надоедает мне с нудной учёбой, никто не одёргивает, и можно делать всё, что хочешь. Представляешь? Можно есть сладости сколько угодно, причём их количество на тарелке не убавляется. Это здорово. Правда, теперь не с кем играть, но и при жизни меня не особо замечали. Все постоянно заняты: что-то говорят, ходят туда-сюда, перекладывают вещи.
Вот только рыбок жаль – я играла с ними, и что-то пошло не так, они умерли. Теперь все обитатели дома, многочисленные родственники и слуги в панике, боятся, что и до них дойдёт очередь. Они с утра до вечера жалуются родителям, хотят выгнать меня из этого дома. Но у них ничего не получится.
Я довела до истерики вот уже трёх шаманов. Немного грустно, что родители так переживают, но они сами виноваты. Зачем выгонять? Где же я буду жить? Это несправедливо!
* * *
Интересно, кто этот парень? Зачем его сюда привели? Поздний вечер, за столом в круге сидят родители, ещё несколько человек и он. Ярко горят свечи, перед парнем какая-то диковинная доска с буквами. Вот это представление! Некоторое время просто молча сидят, а я стою рядом со столом и наблюдаю. Потом в какой-то момент мне становится нехорошо, хочется убежать, но не могу. Что-то зовёт меня к этой доске, почти против своей воли тяну руки к лежащей на ней плашке.
Парень задаёт вопросы: «Веста, ты здесь? Ты слышишь нас?»
Моя рука пытается сдвинуть плашку в сторону «да», но получается только чуть-чуть. Эта деревяшка слишком тяжёлая. Так обидно, что хочется плакать. Легко было сдвигать предметы, когда я об этом не задумывалась. А теперь почему-то очень сложно. Он задаёт ещё вопросы, я слышу их как сквозь толщу воды. Не могу больше! Отпусти!
* * *
Где я? Что это за место? Плыву в каком-то глухом тумане, вокруг ничего не видно. Откуда-то сбоку идёт мягкий тёплый свет. Снова этот парень, я вижу очертания и слышу голос.
– Веста, малышка, ты понимаешь, что умерла?
– Да, понимаю.
– Зачем ты пугаешь людей в доме? Зачем убила рыбок?
– Я не хотела! Было так скучно. Догадка о смерти пришла не сразу, а когда всё стало ясно, мне даже понравилось. Теперь можно делать то, что запрещали. Это очень весело! Тебе обязательно надо попробовать, тогда поймёшь, – я лукаво улыбнулась ему.
– Я и так понимаю, Веста. Теперь послушай внимательно. Родители любят тебя и хотят, чтобы тебе было хорошо, но ещё они очень напуганы и расстроены тем, что происходит в доме.
– Я не хотела расстраивать маму и папу, но они же пытаются выставить меня, а я никуда не собираюсь уходить. И не уйду, уж поверь.
– Веста, неужели ты хочешь провести целую вечность в этом доме? Давай я расскажу тебе, что будет дальше. Рано или поздно станет очень скучно и одиноко. Никто не будет с тобой разговаривать, не будет никаких новых игр, каждый день одно и то же. Постепенно ты начнёшь терять силы, а взять их будет негде. Ты либо начнёшь медленно таять, либо будешь вытягивать силы из некогда дорогих людей, медленно их убивая. Разве этого ты хочешь?
– Нет, – снова захотелось плакать и стало страшно. – А что же мне теперь делать? Какой есть выбор?
– Можно уйти из этого мира, я покажу тебе путь.
– Но ведь тогда меня не станет! Совсем…
– Это не так. Ты перейдёшь в другую форму. А когда-нибудь, когда будешь готова, снова родишься.
– Но ведь я всех тогда забуду, разве не так?
– На время забудешь, но если очень захочешь, то вспомнишь. Ты вспомнишь всех своих близких, вспомнишь этот разговор и улыбнёшься.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Тогда пошли.
Стоя на краю привычной реальности, я обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на родной дом и выловить в мутной воде воспоминаний то бесценное, что поможет воскресить память в будущем. Передо мной возник образ матери – иногда она позволяла перебирать и рассматривать украшения из палисандровой шкатулки. Открывая резную коробочку, я слегка наклонялась и чувствовала запах дерева и маминых духов – ирисы с каплей жасмина. Этот аромат я буду помнить даже тогда, когда перестану быть собой.
Марина Ермакова
Тамбов
Ворона
Шёл месяц март. Морозы ослабли, снег осел и покрылся ледяной коркой. Вечерело. Лёгкий сумрак лёг на белоснежье и придал ему голубоватый цвет. По насту рассыпались семена разных трав, торчащих из снега: лежат и ждут, когда придёт тепло, растает снежный покров и благодатная земля примет их.
Николай шёл по накатанной дороге в сторону родного села. Дорога поворачивала влево. Напрямую, через лес, было бы ближе, а по дороге приходится делать большой крюк, чтобы добраться до села. Дорожная сумка висела у него на плече и с каждым шагом делалась тяжелее и тяжелее. Николай остановился отдохнуть, сбросил с плеча свою поклажу, огляделся вокруг и невольно залюбовался зимним пейзажем. Лес таинственно молчал. Казалось, что всё вокруг замерло от какой-то неопределённости. Тёмные кусты, неподвижно стоявшие в снегу, за которые уходил поворот, закрывали обзор дороги. Солнце уходило на закат и окрашивало белое открытое поле справа в розово-жёлтый цвет. Тишина объяла всё вокруг, и от этого зазвенело в ушах.
Вдруг Николай услышал шелест крыльев. Потом увидел, как одинокая ворона выпорхнула из зарослей кустов и, подлетев к нему поближе, села на дорогу.
«Фу ты, – подумал он, – ерунда какая-то».
– А ну, лети своей дорогой! – прикрикнул Николай на птицу.
Ворона не трогалась с места, а только крутила головой, желая лучше рассмотреть человека. Николай сделал несколько шагов в её направлении. Ворона слетела с дороги и села на снег недалеко от кустов. Он снова шагнул в её сторону, провалился по колено в снег и остановился. Ворона не сдвинулась с места. Видимо, она понимала, что человеку трудно даются шаги. Они стояли и несколько минут смотрели друг на друга. Что-то вполне разумное и вопросительное было во взгляде птицы. Какая-то оторопь охватила Николая. В чистом поле встретились два живых существа: птица и человек. О чём думает эта ворона? Что она хочет от него? Он боялся шелохнуться, будто был пригвождён её взглядом.