– Не понимаешь? Это значит довести дело до суда. Понял теперь?

– Так ведь и дела нет никакого, – удивляюсь я.

– Серьёзно? Скажи ещё, что и заявление не писал.

– Вообще-то не писал. Когда бы я написать-то успел?

– Ясно всё с тобой, – говорит она, взмахивая рукой и вставая с дивана. – Не нужно было к тебе приходить. Дерьмо ты, а не человек.

– Да не писал я никакого заявления, глупость это.

Я тоже встаю и развожу руками:

– Наверное, Баранов желает тебя в коленопреклонённой позиции зафиксировать, чтобы ты дёрнуться не могла. А он будет тебя… вжик-вжик… ну, это самое.

– Чего?! – тянет она с угрозой в голосе.

У Раджа, не сводящего с неё глаз, шерсть на холке становится дыбом и он начинает едва слышно рычать.

– Да того! Тихо Радж! Просто никому не надо это дело заводить, сама что ли не просекаешь? Нужно с помощью компромата держать твоего майора в узде и ездить на нём. А он, соответственно, хочет в узде держать тебя и вымещать на тебе злобу и сексуальную неудовлетворённость.

– А ну-ка! – делает Лида шаг ко мне и сжимает кулаки.

Раджа глухо предостерегающе гавкает.

– Да ладно, Лид, всё же просто. Уж ты-то сможешь его приструнить, я в тебя верю. Так что живи спокойно, ничего он с тобой не сделает. Уволиться не даст, орать будет, но ведь ты тоже имеешь на него компромат, насколько я понимаю. Да перестань ты, Раджа!

– Какой ещё компромат? – щурится она.

– Как какой? Эротический.

– Что-о-о?

– Ну ты же шантажируешь его женой, насколько я помню.

Она открывает рот и смотрит на меня долгим взглядом, и я понимаю, что до неё начинает доходить смысл.

– Так ты…

– Ну да, а как ты хотела?

– Ты подслушал, мелкий засранец! И это всё из-за ревности, да? Ты мне отомстить решил? Так что ли?

– Лидка, ладно, не смеши мои седины. В общем, никакого заявления нет и не будет. Пока ты работаешь, никто тебя не тронет. Ну и потом тоже не тронут. Когда станешь ненужной, я тебе дам сигнал, так и быть. И тогда ты сможешь спокойно ехать к родителям в деревню и выходить за зоотехника.

– Да пошёл ты, – говорит Лида и вдруг улыбается. – Мелкий засранец. Ладно. Я тоже пошла.

– Ну что же, иди, – соглашаюсь я. – Может чаю хочешь или перекусить?

– Да, я бы перекусила, – кивает она, – шею тебе. В нескольких местах и насмерть. Смотри, не попадайся мне на пути. Мелкий засранец.

– Ты трижды уже повторила про засранца.

Она приближает лицо к моему уху и шепчет:

– Если ещё раз тебя увижу, мелкий засранец, поймаю, затащу в глухое место и за*бу до смерти. Понял?

Как легко можно поднять человеку настроение. Прям на сердце приятно становится, от того что вижу её такой.

Мы идём в прихожую и мама, услышав, что гостья засобиралась, тоже идёт туда.

– Вы уже уходите, Лидия Фёдоровна? – спрашивает она. – Может быть поужинаете с нами?

– Нет, спасибо, – улыбается Лида. – Мне уже пора. Завтра опять на работу с самого утра. Вернее сегодня уже.

– Даже в воскресенье нет вам покоя, – сочувственно киваю я.

– Нет, – поддакивает она. – Ни днём, ни ночью.

– Чего ей было нужно? – спрашивает мама, когда мы наконец-то садимся за стол.

– У нас на складе проверка, а её обвинили в получении взятки. Она сама из ОБХСС, вообще-то. И кто-то там сказал, будто я где-то заявил, что якобы сам видел, как она брала деньги у завскладом.

– А ты видел?

– Нет, конечно. Это полная галиматья. Но она испугалась, что из-за моих слов может работы лишиться.

– А ты действительно ничего такого не говорил? – уточняет отец.

– Пап, ну ты что! Разумеется не говорил. Недоразумение, в общем. Глупые сплетни. Видели, как она обрадовалась, когда всё прояснилось?

– Что-то вокруг тебя сплошная милиция сегодня. Ты случайно не на юридический нацелился?

– Не думал вообще-то, – улыбаюсь я. – Они действительно прямо толкают меня в пучины юриспруденции. Но немного времени на раздумья у нас ещё есть, правда?

Ночью мне снятся пацаны из нашего взвода Серёга и Саня. Серёга тот ещё отморозок, я с ним после дембеля даже и не общался. Сразу послал в бан. Ему бы только грохнуть кого-нибудь. После войны крыша у него реально поехала. Столько блатарей завалил, просто жесть. Обставит всё так, комар носу не подточит, отпечатки, положения тел, оружие. Художник просто. Ну, а Саня, он всегда самым умным был, мол то не так, это не эдак, тупой ты, да какой ты мент после этого всего.

И вот стоят они передо мной, вижу, накатили уже. Держатся друг за дружку и кричат наперебой:

– Да ты лох, да тебя все имеют, как хотят.

– Ты не мент, ты лох в натуре. Ты должен был выследить одноногого и завалить ещё до того, как он весь этот стыд устроит.

– И мента мочить надо было и Рыжего, и Каху!

– А в бане надо было всем кишки выпустить, кроме одного. Ему нож в руку и всё спалить к хренам!

– Какой ты подпол, ты сержант в натуре, и тот младший!

Стоят они, кричат, перебивают друг друга, слюной брызжут. А я им спокойно так отвечаю:

– Идите вы лесом, пацаны. Приснитесь другому кому-нибудь.

Воскресенье я почти полностью провожу на диване. Встаю только, чтобы поесть, погулять с Раджем, и сделать хорошую растяжку. В остальное время валяюсь и читаю «Таис Афинскую». Да, ещё, чтобы не быть неблагодарной свиньёй тренькаю на гитаре. Мне приходится «сознаться», что, должно быть, из-за травмы я утратил все навыки.

Мама ужасается, а папа её успокаивает, утверждая, что всё восстановится. Но я-то знаю, что шансов на это практически нет. Хотя… хотя, вероятно всё же существует некая мышечная память или память тела, не знаю, потому что «играю», с позволения сказать, я немного лучше, чем в ипостаси Егора Доброва. Так что, если регулярно тренироваться, можно достигнуть некоторого прогресса.

В интернет за аккордами и текстом, конечно, не нырнёшь, и не настроишь гитару с помощью мобилы, но кое-что же и в голове имеется. Но это я так, хохмы ради, зарабатывать на песне «Как упоительны в России вечера» или подсовывать Пугачёвой её же собственные хиты из будущего я не планирую. Пока, во всяком случае. В общем, сегодня день на расслабоне. Не хочу ни о чём думать. Хочу просто разгрузить мозги и тело.

А телом, кстати, пора уже заняться.

– Пап, – говорю я во время обеда. – А как ты думаешь, ты бы мог договориться, чтобы я у вас в училище тренировался с курсантами? Там же есть самбо или может быть даже каратэ?

– О, как, – удивляется отец. – Самбо есть, но не в таком объёме, как у десантников. Инструктора, вроде хорошие. Не знаю, разрешат или нет, но спросить спрошу.

– Я думаю, и Андрюха Терентьев, Трыня наш, тоже бы захотел позаниматься.

– Ну, ты прям целую команду хочешь пристроить. Не знаю. Я сам там без году неделя.

– Ну ты же там всех знаешь по прошлым делам ещё.

– Знаю так-то, но у нас сейчас начальник училища новый, так что неизвестно, какие порядки. Я же только прибыл считай и сразу на больничный. Пойду вот завтра. Буду уже помаленьку втягиваться в процесс.

Часов в пять приходит Трыня. Выглядит он немного взволнованно, но ничего не объясняет.

– Потом поговорим, – бросает он, когда я пытаюсь выяснить в чём дело.

Мы болтаем, тренькаем на гитаре, вернее воем и ревём на гитаре и уламываем папу пробить нам пару раз в неделю возможность тренировок. Андрюха прям очень сильно загорается этой идеей, и отец обещает сделать всё, что возможно.

Потом ужинаем. Со дня рождения уже ничего не осталось. Поэтому мы с Трыней едим магазинные пельмени, а родители паровую рыбу. Нам тоже предлагают, но мы отказываемся. Я эти смешные подушечки, помню, в детстве любил. Практически та же колбаса, только в тесте.

Нет, вру, конечно. Вкус совсем другой, от колбасы и близко ничего нет, только консистенция. Некоторые пельмешки развариваются, сбрасывая свои шкурки из теста, и остаются голыми, маленькими розовато-серыми пенёчками или пеллетами, чтобы не сказать чего похуже.