В рекламном агентстве, где я трудилась после колледжа искусств на должности художника-оформителя, ко мне относились снисходительно. Я работала с удовольствием, поскольку с детства очень любила рисовать, и мои идеи по оформлению рекламы для заказчиков имели одобрение у начальника. Но молодость и недостаток опыта неизменно являлись предметом шуток и подтруниваний надо мною других сотрудников. Я не обижалась на коллег и обычно смеялась вместе с ними.

Но после того, как перестала видеть свое отражение в зеркале, я старалась избегать прямых общений с людьми, и очень скоро в коллективе стали шептаться у меня за спиной, не понимая, что со мною происходит. А когда узнали, что я развелась с мужем, кривотолков стало еще больше. На прямые вопросы любопытных я не отвечала и к шепоткам за спиной старалась не прислушиваться.

Настал день, когда мне стало совсем невыносимым появляться на работе. Это случилось хмурым дождливым утром. Я вошла в офис, как всегда в последнее время молча, ни с кем не здороваясь. Повесила мокрый плащ на вешалку и уселась на свое рабочее место, ни на кого не глядя.

– Таисия, ты сегодня в зеркало смотрелась? – самая язвительная особа нашего агентства тут же сделала мне замечание про мой внешний вид.

Сама же она – пышногрудая блондинка с ярким макияжем – всегда одевалась в открытые блузы, подчеркивающие ее бюст, которым она явно гордилась. Конечно, она считала меня серой мышью. Я редко красила глаза и губы и на работу всегда ходила в джинсах и спортивных кофтах.

Не услышав моего ответа, она надула губы.

– Наша Таисия загордилась вконец, разговаривать не хочет и замечаний подруг не принимает. Ты сегодня очень лохматая. Причесаться забыла? На, посмотрись…

Она сунула мне прямо в лицо свое круглое большое зеркало, всегда стоящее у нее на столе… Невольно я ужаснулась своему отражению – ведьма, всклокоченная и страшная, безумными глазами смотрела на меня, губы ее шевелились, а в моем мозгу прозвучало: «Торопись, Таис, тебе несдобровать, если не исполнишь…» Я оттолкнула руку блондинки, зеркало упало и разбилось вдребезги. Она завопила:

– Ты что, совсем чокнулась, идиотка!

Я молча обвела всех взглядом и уткнулась в свои рисунки, ничего не видя перед собою. В моей голове все время слышались слова ведьмы…

Вышел начальник и велел прекратить балаган. Все затихли. Блондинка поверещала еще немного и тоже замолчала. А я сидела за своим рабочим столом и с горечью думала: «Что я могу им объяснить – ничего!» С этого дня работники нашего агентства вовсе перестали со мной общаться, за исключением деловых разговоров. Это было облегчением моего положения, но в то же время я понимала, что скоро мне придется уйти отсюда, хотя и жаль было потерять хорошее место.

Однажды вечером я шла домой после работы по улицам, выбирая пустынные места, что становилась привычкой. Я сторонилась людей и незаметно забрела в район полуразрушенных старых домов, предназначенных под снос. Меня не пугала чернота окон и тишина нежилого двора. Сидя на старой скамье я думала, как мне быть дальше.

Вадим, жалея меня, иногда навещал, но так и не cмог помочь и понять, что делалось в моей душе. Сила одиночества грызла меня, как злая собака. Много месяцев я не видела своего лица. И вдруг внезапная решимость пронзила меня. Попробовать посмотреть на себя еще разок, а вдруг все это моя больная фантазия, и нет никакой ведьмы в моем отражении?

Не понимая, что делаю и где нахожусь, я забежала в заброшенный дом. Пустота брошенного жилья охватила меня. Двери, снятые с петель, окна с разбитыми стеклами, пыль и запустение – ничто не остановило меня, я упрямо передвигалась из комнаты в комнату, ища хотя бы осколок. Наконец в углу я увидела грязное мутное зеркало, оставленное впопыхах. За разбитым окном завыла собака, сердце мое сжалось от страха, но мне необходимо было посмотреть на себя, пока я решилась. Слушая переливчатый вой, я медленно приближалась к своему отражению, едва различимому в сумеречном свете. Вглядевшись в него, я вздрогнула – на меня по-прежнему смотрела она. Те же черные глаза, белые прекрасные черты так и остались моим отражением.

Вой прекратился, стоя как вкопанная, я смотрела в это чужое лицо. Страх исчез, уступив в моей душе место злобе и непониманию, я громко и отчетливо произнесла: «Что тебе нужно от меня? Кто ты?»

Я говорила, а шевелились ее губы, и черные глаза, вместо исступления, источали тоску и безысходность. Я замолчала, и тишина напугала меня. Бросившись вон из дома, я побежала, не разбирая дороги по темнеющей улице. Начался ливень. Серая стена воды заливала все вокруг, ослепив меня. Бормоча бессвязные слова, как в бреду, я неслась, не видя ничего от яростной, охватившей меня тоски. Неожиданный визг тормозов и толчок оборвали мое спутанное сознание.

Снова шепот, темнота, стена из кирпича и картина, висящая на ней. Ее голос, звучащий в моей голове: «Таис, ты должна исполнить, что обещала…»

Я, вскрикнув, очнулась ото сна. Надо мною склонился человек, сидящий подле меня. Я вгляделась – черные волосы, белое лицо, темные глаза – все это принадлежало молодому мужчине, который ласково произнес: «Слава богу, вы живы!» Он взял меня за руку, и мы познакомились. Оказалось, что Алексей, так звали моего нового знакомого, ехал в тот вечер по шоссе, неподалеку от брошенного поселка. Был ливень, и вдруг из темноты я бросилась под колеса его машины. К счастью, ему удалось затормозить, но удар, хоть и не сильный, все же произошел. Я неделю пролежала в больнице, в бреду крича по ночам. Алексей все это время был рядом, как сказали медсестры. Они шептались: «Какой чудесный молодой человек! Редко такого встретишь!»

Я была смущена и растеряна, отвыкнув от повышенного внимания к себе. Алексей, как только мне стало получше, навещал меня каждый день, принося разные вкусности и развлекая меня, как мог. Я не расположена была к разговорам о себе, да и о жизни в целом, но Алексей не докучал мне вопросами и только рассказывал о себе. Он художник, путешествует по стране в поисках новых впечатлений для творчества. Я тоже хорошо рисовала, даже пробовала себя в писании на холсте, но дальше пейзажа с натуры не продвинулась. Алексей же был уже немного знаменит в определенных кругах, слыл отличными портретистом, и не только… Так вот, он колесил по миру и рисовал свои картины. Я слушала его с интересом и чувствовала, что влюбляюсь… Нет, это было невозможно. Я ведь теперь не совсем обычная девушка. А кто? Кто я теперь? Ответа не было, и я молча слушала Алешу, замирая от любви и понимая, что ничего не могу ему сказать о себе.

В день выписки я с трепетом ждала Алексея, стоя на пороге больницы. Он приехал, и я не смогла скрыть радость, судя по его глазам, которые загорелись в ответ черным бархатным огнем.

– Таисия! Ты выглядишь великолепно! Разреши отвезти тебя домой! – предложил он.

Я в ответ молча села рядом с ним в ту самую машину, которая так вовремя меня сбила, как бы нелепо это ни звучало. Действительно, если бы Алеша меня таким образом не встретил, как бы закончился тот вечер, одному богу известно.

У моего дома мы долго и молча сидели в машине, не сводя друг с друга взгляда. Его глаза обжигали, и я всей кожей чувствовала желание, исходившее от его тела, и губы были так близко. Я отшатнулась, воспоминания отрезвили меня – Вадим, ведьма в отражении… Я не смогу больше никого любить, не имею права. Бежать, – вот что мне надо, чтобы не делать еще одного человека несчастным. Пробормотав слова извинения, я стремглав выбежала из машины и влетела в свой подъезд. Уже дома осознала, что ни телефона, ни адреса Алексея я не знала. Ну что же, и к лучшему! Он еще долго стоял у подъезда… Глядя из окна вслед уезжающей машине, я ощущала внутри пустоту…

На следующее утро я поехала к Вадиму. Бывший муж встретил меня, как всегда, с участием и радостью.

– Таисия! Выглядишь уставшей! Бледная, с кругами под глазами. Давай я тебя к врачу отведу…

– Спасибо, я уже, только от врача. Вадим, дай мне денег, мне надо уехать ненадолго…