Операции, что неудивительно, проводились в максимально короткое время. После того как хирург рассекал плоть, разрезы скрепляли булавками или накладывали швы и смазывали смолой или медом (обладающими, как мы уже знаем, легкими антисептическими свойствами). Некоторые раны накрывали пропитанными кусочками материи, другие перевязывали льняной тканью[70][71].

Хирурги часто привлекались для лечения боевых ран. Хотя сведения о полевой медицине встречаются еще в «Илиаде», лучше всего нам известно о врачах римской императорской армии – единственной в античную эпоху обладавшей медицинским персоналом и госпиталями. Раненым в бою римским солдатам медики, закрепленные за армейскими подразделениями, накладывали в полевых условиях временные повязки, а затем, когда это становилось возможным, передавали легионерским врачам для дальнейшего лечения. Колотые и резаные раны промывали, прижигали и перевязывали. Стрелы вытаскивали щипцами, извлекали с помощью экзотического инструмента, получившего название «ложка Диокла», или (если они глубоко впивались в руку или ногу) выталкивали тонким стержнем через разрез на другой стороне конечности. Отверстия от отравленных стрел обрабатывали таким же образом, но гораздо быстрее[72]. Выпущенные из пращи свинцовые пули, проникавшие в тело так же глубоко, как и стрелы, расшатывали, как зубы, или выковыривали ушными зондами. Безнадежно искалеченные конечности отсекали[73]. Такое лечение «на скорую руку» оказывалось на удивление эффективным. Однажды, например, стрела впилась римскому солдату между носом и правым глазом, пронзив голову насквозь, а ее наконечник торчал из затылка. Сложно поверить, но армейский врач сумел вытащить стрелу через разрез в шее, при этом сохранив пострадавшему жизнь и не оставив (так утверждается) даже шрама[74].

В мирной жизни большинство операций не требовали особого мастерства. Самой распространенной процедурой считалось удаление зубов. Хотя греки и римляне для ухода за полостью рта использовали порошки и зубочистки, кариес встречался повсеместно. Только богачи могли позволить себе золотые коронки и мостовидные протезы, для всех остальных стоматология ограничивалась щипцами и клещами. Устранение варикозного расширения вен, являющееся самой известной в античном мире плановой операцией, оказывалось еще более неприятной процедурой, поскольку каждый поврежденный сосуд нужно было удалять или прижигать. Цицерон утверждал, что стал первым смельчаком, которого во время этой процедуры не привязывали. К менее распространенным косметическим операциям относились уменьшение мужской груди и примитивный метод липосакции[75].

Самой сложной требовавшейся порой операцией была трепанация – отсечение поврежденных или переломанных участков черепа. Различные источники описывают эту процедуру в мучительных подробностях. Сначала рассекали кожу, обнажая череп. Вокруг поврежденной области просверливали небольшие отверстия и с помощью зубила раскалывали костные перемычки (уши пациента предлагалось заткнуть ватой, чтобы заглушить треск и хруст). Сломанные кусочки аккуратно удалялись, часто с помощью специального инструмента, защищавшего мозговые оболочки. Затем края черепа сглаживались напильником, на рану накладывали пропитанную маслом вату или кровеостанавливающий пластырь, и едва стоящему на ногах пациенту разрешалось отправляться домой[76].

Трепанацию еще худо-бедно можно было пережить. Однако нередким последствием операции оставалась смерть от инфекции. Например, один из сыновей Марка Аврелия умер вскоре после того, как ему удалили нарост на шее. Один из императоров позже скончался после операции по удалению камней в мочевом пузыре. На фоне этих свидетельств у нас есть также описания рискованных процедур, завершившихся успешно. Гален однажды спас гладиатора, которому буквально выпустили кишки[77]. Позже доктор совершил еще более впечатляющий подвиг, удалив зараженную грудную кость и перикард во время операции на открытом сердце у мальчика-раба. Гален слыл исключительно талантливым врачом – он и сам это знал, но даже у самых искусных медиков инвазивные операции часто заканчивались смертью пациента. Многие греки и римляне посочувствовали бы поэту, шутившему, что его врач наконец-то понял, в чем его талант, и переквалифицировался из лекаря в гробовщика[78].

Средиземноморская мурена не самая привлекательная рыба: змеевидное тело сочится слизью, глаза похожи на бусины, от одного ее взгляда леденеет душа. Мурена скрывается в норах и скользит среди камней, разрывая добычу кривыми зубами. Тем не менее, несмотря на то что мурена сочетает в себе злобу хищника и уродливость червя, в античном мире она считалась деликатесом. Особенно восприимчивой к ее «склизким чарам» оказалась римская аристократия. Мурены обитали в декоративных прудах у вилл, всплывая на поверхность, чтобы выхватить кусочки мяса из унизанных драгоценностями рук[79]. Самые привлекательные твари переходили в разряд любимых питомцев, им давали имена, украшали ожерельями и серьгами. Не столь дорогие сердцу хозяев экземпляры подавались к столу с изысканными соусами и поедались с большим аппетитом[80].

Это мурена! Морская мозаика из Дома фавна в Помпеях, хранится в Национальном археологическом музее Неаполя. Фото автора

В сельской местности однообразность такого рациона компенсировали охота и рыбалка. В городах же, особенно в греческих, разнообразить стол позволяли религиозные праздники, когда в жертву приносили животных и устраивали всеобщее пиршество. В римскую эпоху, помимо появления в меню блюд из свинины, единственным новшеством с течением времени стало использование в пищу новых культур, в первую очередь персиков, абрикосов и лимонов[83].

Аристократической кухне, напротив, были присущи богатое разнообразие и стремительная переменчивость моды. Хотя во многих городах работали таверны, изысканных ресторанов не существовало. Представители греко-римского высшего общества обедали дома, над приготовлением блюд трудился большой и вышколенный штат кухонных рабов. Аристократы принимали пищу, лежа на диванах и опираясь на левый локоть, они пользовались всеми приборами – ножами, ложками, зубочистками, – кроме вилок. Вот почему блюда подавались нарезанные маленькими кусочками, а руки приходилось мыть чаще. Между прочим, салфетки использовали только римляне[84].