Я все приемлю понемножку,

Сношу спокойно, без угроз,

Горбатый нос и нос картошкой,

Вообще любой возможный нос.

Ругать их было бы ошибкой,

Но образ в меня просто врос —

Льняные локоны, улыбка,

И милый мне курносый нос.

Зловещая мгла

Капли дождя скользят по стеклу,

Чуть оживляя зловещую мглу.

Завтра, а может уже сейчас,

Мгла поглотит нас.

Нет победителя в этой борьбе.

Можно до смерти лгать себе,

Веря, что там за последнейчертой

Ждет тебя мир иной.

Это глубокий животный страх

Сеет безумие в наших умах,

Страх перед этой последней чертой,

За которою лишь ничто.

Кончился дождь, и развеялась тень.

Может на миг, на секунду, на день.

В сердце надежду сжигая дотла,

Скрылась зловещая мгла…

Гляжу в глаза

Гляжу в глаза, где обо мне,

Увы, не сказано ни слова,

Ни благодарного, ни злого,

Что мне мучительней вдвойне.

Гляжу в глаза, где для меня

Не излучает взор отраду,

Лишь незаметности преграду,

С ее кумирами розня.

Гляжу в глаза, где не утих

Мотив печальный, пенье скрипки,

Никем не пойманный и зыбкий,

Как огонек в конце пути.

Где чистым зеркалом слеза

В миг отразила луч поэта.

Завороженный этим светом,

Я вновь гляжу в ее глаза.

В поле

От удушья что ли

Тянет меня вон

В утреннее поле

Ветру на поклон?

Хватит с меня пьянства

И разгульных сцен,

Необъять пространства

Будет мне взамен.

С запахом полыни,

С запахом листвы…

Пусть душа остынет,

Перестанет выть.

Вспомню понемногу,

Как оставил я

Пыльную дорогу

В дальние края,

Как угасла память

О пьянящих снах.

Не смогла и снами

Пробудить весна.

Упиваясь волей,

Радующей взгляд.

Так приятно в поле,

Но пора назад.

Ночь протягивает пальцы…

Ночь протягивает пальцы,

Не скрывая любопытства.

Сном усталого скитальца

Я спешу скорей забыться.

Ночь срывает одеяло

И в душе пускает корни

Так, что воздуха мне мало,

И не надо с этих пор мне.

Ночь врачует надо мною,

Ее пальцы словно змеи.

Плотно затворив окно, я

Посмотреть в него не смею.

Ночь сотрет мои надежды,

И забудусь сном усталым

Я — такой же, как и прежде,

Только воздуха мне мало.

Минуты

Теплый полуночный ветер

Прервал наш нелепый спор,

Сказав, что минуты эти

Созданы не для ссор.

Как глупо себя запутать

Сетью ненужных фраз,

Как мало мы ценим минуты

Созданные для нас…

О том, как запускали ракету

На космодроме Байконур

Большое скопление важных фигур.

В космос должны запустить ракету,

Пьют третий день фигуры за это.

Чтобы ракета была крепка,

С первою рюмкой не дрогнет рука.

Покорим космос от края до края.

А вот за это рюмка вторая.

Над ракетой проделана огромная работа,

Считая рюмки, сбились со счета.

Все принимают активное участие,

Пропивая от ракеты запчасти.

И как-то ненароком позабыли

За что, собственно говоря, то пили.

— Кажется должен взлететь утюг…

— Какой утюг, о чем ты друг?

— По-моему, это чьи-то именины.

А может поминки, да все едино.

— Говорят, проделана какая-то работа…

— Ты пей, а за что, не твоя забота.

Снова утро, опухшие лица,

Фигуры требуют опохмелиться.

Карманы вывернули, а денег то и нету.

Что делать? Пропили и ракету.

Неделю спустя космодром Байконур

После попойки разгромлен и хмур.

— В таком состоянии летать не можем!

Запуск ракеты на время отложен!

Птенец и червяки

Решил птенец, что вырастит он сад,

Хороший сад. Купил он соток двадцать.

Сажал растения он много дней подряд,

Чтоб можно было ими любоваться.

Работал он не ведая тоски.

И отдыхая как-то от рабочей пыли,

Увидел на земле, как червяки

Повсюду ползали и землю ту рыхлили.

— Приносят пользу, отдаю им честь,

Да вот беда — откормленные туши.

Но раз от них для сада польза есть,

Так, стало быть, не стану я их кушать.

Так рассуждал птенец, мои друзья,

И выживал, пожалуй, только чудом…

— Полезны червяки, так значит есть нельзя…

— Раз польза есть, так значит есть не буду!

Но как-то раз по делу своему

Садовому ходил он по аллеям.

И тут нежданно в голову ему

Пришла одна хорошая идея.

Тут рассуждать уж стало не с руки,

Он с криком бросился вперед к червячной бездне…

— Полезны для растений червяки,

Но для птенцов они еще полезней!

Дикие куры

Простыня приподнялась, и к нему на постель

взлетела чёрная курица.

— Ах, Чернушка! — сказал Алёша вне себя от радости.

Антоний Погорельский «Черная курица»

В черноте утонул горизонт.

Солнце чуть светило как окурок.

Это наступал сезон,

Когда приближались дикие куры.

Я видел как их бешеная стая,

Которую не повернуть вспять,

Машет крыльями, будто взлетая,

Но они не могут летать.

Город был не менее ловок,

Защищался он как мог —

Баррикадами микроволновок,

И обутых в кирзы ног.

А сражение пока лишь близилось,

И был еще полный штиль.

Прохожие блаженно облизывались,

Предвкушая куры-гриль.

Но прорвалось, словно Везувий,

Из миллиона куриных тел —

Град яичниц-глазуний

И артиллерийский омлетный обстрел.

Город сомкнулся грозя им

Кто ножом, кто жилистой рукой.

Стройные ряды домохозяек

Смело вступили в бой.

И пошли рубить приближавшихся

На жаркое и прочие блюда.

Жалкие тела обожравшихся

Валялись повсюду.

А кур все несло

Миллион за миллионом.

Небо всю ночь рвало

На город куриным бульоном.

И я куриного не прочь,

Приставляя приклад вилки к уху,

Сражался с курями всю ночь,

Пока не упал с набитым брюхом…

А утром солнце сотнями стрел

Осветило поверженный город,

Горы объевшихся тел

И куриного пуха горы,