194. Неизвестный мастер (отливал П. К. Клодт). Надгробие Д. Д. и Ф. Д. Пономаревых. Фрагмент
195. А. И. Штрейхенберг. Надгробие К. И. Рейсига. 1840
196. А. И. Штрейхенберг. Надгробие К. И. Рейсига. Фрагмент
197. И. П. Витали. Надгробие А. Г. Белосельской-Белозерской. 1846
ПАМЯТНИКИ НЕКРОПОЛЯ МАСТЕРОВ ИСКУССТВ
Характер Некрополя мастеров искусств, его художественный облик во многом отличны от старого Лазаревского некрополя. Различие это заключается не только в стилевых особенностях и иной системе образности памятников, в которых нашли отражение эстетические и мировоззренческие взгляды более позднего времени (от середины XIX века до 1970-х годов), но прежде всего в том, как образовались эти два замечательных памятника русской культуры.
Лазаревский некрополь сложился исторически последовательно на протяжении почти полутораста лет и задолго до музеефикации уже был своеобразным музеем, где во всей полноте и богатстве форм мемориальных произведений отражены как сама эпоха, так и определенные периоды развития русского искусства. Последующее преобразование старого кладбища в музейный некрополь и сопутствовавшее этому перенесение сюда некоторых интересных в художественном отношении произведений мемориальной пластики и архитектуры не нарушило его планировки и стилевого единства художественного облика.
Некрополь мастеров искусств складывался иначе. Он был создан в 1930-х годах[78] в результате коренной реконструкции второго по времени возникновения лаврского кладбища и создан именно как пантеон деятелей русского искусства. Для его образования здесь имелись все основания.
Ново-Лазаревское, или, как с 1870-х годов его называли, Тихвинское кладбище, возникшее в 1823 году, было таким же привилегированным кладбищем Петербурга, как и старый Лазаревский некрополь. Постепенно оно стало традиционным местом погребения выдающихся деятелей русской культуры. В послереволюционные годы здесь хоронили только людей искусства и науки. Но исторические погребения терялись среди громадного количества часовен, мавзолеев, вычурных и безликих монументов, установленных, главным образом, во второй половине XIX века. В большинстве не имевшие ни исторического, ни художественного значения, эти памятники были снесены, и на освободившейся территории в 1935—1939 годах по проекту архитектора Е. Н. Сандлера создан новый некрополь, в который перенесли с разных кладбищ города прах и памятники многих выдающихся представителей русской культуры XIX — начала XX века. Вместе с историческими могилами и более поздними[79] они образовали Некрополь мастеров искусств.
Реконструкция в немалой степени была ориентирована на первоначальные проекты общего ансамбля Трезини — Швертфегера, предусматривавших создание регулярных, строго распланированных садов на территории лавры. Принцип регулярности был сохранен и в новом некрополе, не нарушившим границ, намеченных еще И. Е. Старовым, что позволило ему органично вписаться в общий архитектурно-художественный облик ансамбля Александро-Невской лавры.
Являясь мемориальным памятником тем, кто создавал славу русской культуры и искусства, Некрополь мастеров искусств представляет собой интерес и как собрание художественного надгробия XIX — начала XX столетия, хотя уступает по значительности и последовательной полноте уникальному собранию произведений мемориального искусства Некрополя XVIII века.
Большинство надгробий Некрополя мастеров искусств, относящихся к первой половине и отчасти к середине XIX века, это архитектурные памятники, отличающиеся не столько оригинальностью и новизной форм, сколько блестящим мастерством исполнения и в отдельных случаях интересным развитием традиционных форм надгробия.
198. Неизвестный мастер. Надгробие Н . М. Карамзина. 1820-е гг. Фрагмент
Типы памятников этого периода не выходят из круга классицистических. Это колонна (надгробия одного из первых русских актеров И. А. Дмитревского, скульптора Б. И. Орловского, адмирала А. Н. Сенявина и капитана Г. А. Сенявина), обелиск (надгробие композитора Д. С. Бортнянского), саркофаг (памятники генералу и знатоку искусств П. А. Кикину и архитектору В. П. Стасову). Декоративное убранство надгробий обычно символизирует прижизненную деятельность человека, прославляет его: таковы бронзовый якорь на саркофаге мореплавателя Ю. Ф. Лисянского[80], лавровый венок из бронзы на белом мраморе саркофага автора «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, бронзовый чеканный меч, перевитый ветками лавра, на гробнице участника всех военных кампаний России — от суворовских походов до Отечественной войны 1812 года — Н. И. Селявина.
Памятник ему — вырубленный в сером гранитном монолите саркофаг с накладными бронзовыми деталями и превосходная кованая железная решетка с ликторскими связками в углах ограды — подлинный шедевр мемориального искусства первой половины XIX века и высокий образец декоративного мастерства в архитектуре малых форм. Это один из немногих в некрополе архитектурных памятников 1830—1850-х годов, в которых еще ярко и талантливо выражены традиции высокого классицизма в пору его распада и угасания. В большинстве же позднеклассицистических надгробий уже нет творческого использования традиций, а зачастую холодное, чисто формальное повторение полностью лишает жертвенники, обелиски, саркофаги, колонны той выразительности и значительности художественного образа, которыми отличались подобные памятники в XVIII — начале XIX столетия. Великолепие материала и блестящая техника исполнения только подчеркивают выхолощенность изжившей себя формы. Типы классицистического архитектурного памятника продолжают существовать и позже, во второй половине XIX века, но уже в русле официального академизма. Таковы, например, созданные в 1850-х годах скульптором П. К. Клодтом памятники И. А. Крылову[81] и В. А. Жуковскому[82] — жертвенник с бронзовым крестом вместо урны и массивный саркофаг с крылатыми головками херувимов в акротериях, с обильной и беспокойной профилировкой, усложняющей форму, и текстами из священного писания на боковых сторонах гробницы.
Скульптурных надгробий первой половины XIX века в некрополе немного. Все они очень скромны и специфичны. По сути, это тот же архитектурный памятник — жертвенник, стела, сень (классическая, ордерная или стилизованная в духе николаевской «готики») в сочетании с барельефным портретом или бюстом. Большинство из них изваяно известными мастерами, среди которых первенствует последовательный продолжатель традиций И. П. Мартоса, его ученик С. И. Гальберг, автор многочисленных портретных бюстов своих современников. В творчестве этого очень одаренного скульптора, самого крупного, интересного и характерного портретиста 1830—1840-х годов, классицистическая ясность и строгость форм, порой граничащая с аскетизмом, почти жесткостью пластики, сочеталась с нарастающей остротой реалистической трактовки и одухотворенностью образа, с глубоким и проникновенным постижением характера портретируемого.
В 1838 году Гальберг принял участие в исполнении памятника поэту и переводчику гомеровой «Илиады» Н. И. Гнедичу, который ставили русские литераторы, друзья поэта, как дань признательности, любви и уважения «[...исключительному труду, бескорыстным вдохновениям и совершению единого подвига». Приветствовавший этими строками перевод «Илиады» А. С. Пушкин был вместе с А. Н. Олениным, П. А. Вяземским, И. А. Крыловым, В. А. Жуковским среди инициаторов увековечивания памяти поэта.