Когда политические органы оказываются до такой степени беспомощны, центр тяжести приходится переносить на семью. Но, к сожалению, беспомощны не только органы власти, беспомощен — при всем моем почтении к нему — и Наблюдательный совет школы. Это же просто скандал, кому и каким образом достался пост штудиенрата.
Как на ярмарке. Не опыт имеет решающее значение и не моральные качества — нет, только партийная принадлежность и протекция. В домах священников и в партийных центрах решают, кого продвинуть, а кого задвинуть. Я это испытал на собственной шкуре. Ум и порядочность теперь ничего не стоят. Что правда, то правда: при Гитлере этого кумовства не было. Тогда по крайней мере в этой области соблюдались строгие нормы. Конечно, какого-нибудь красного или тем более еврея не стали бы терпеть. Но в остальном царил порядок!
А без этого — до чего докатится народ? Народ, который когда-то славился во всем мире своим образцовым чиновничеством. Прусский чиновник. Еще немного — и он мог бы потягаться даже с прусским офицером. А ныне? Коррупция поистине китайских масштабов. Всякий раз, когда я смотрю на это здание, во мне закипает желчь. Школьная новостройка 1959 года стоила 2,7 миллиона марок — и нет ни актового, ни гимнастического залов, ни бассейна для плавания! Нет даже душевой. Это же скандал. Сколько заявлений я подал в строительное ведомство, когда познакомился с планами? Сказать дюжину — будет мало. В строительное ведомство, обер-директору, ландрату, бургомистру, правительству — все без толку. Господам за зеленым столом, конечно, лучше знать — опытного школьного работника им слушать было скучно, а от моего заключения они просто отмахнулись. Только полный провал их проекта доказал мою правоту! Школьная новостройка, устаревшая еще до того, как в ней, четыре года назад, обосновался первый класс! Скандал. Теперь, после энергичного протеста родительского совета, теперь, в год выборов, — теперь вдруг обещают средства на пристройку павильона! А как только выборы пройдут — выяснится, что денег нет! Если бы в комиссии по делам школы и культуры сидел я — они бы у меня забегали…
— Доброе утро, уважаемый коллега Грёневольд! Боюсь, что нам придется топить до конца квартала. Ну, что там еще такое, Бекман?
— Я обнаружил надпись, господин директор!
— Надпись? Что еще за надпись?
— У вас на двери, господин директор. Вот наглость-то! Чего-то там такое про тирана…
— У меня на двери? На двери моего кабинета?
— Да, господин директор.
— Это уж… ну, ладно, сейчас разберемся! Извините, коллега. Вот видите, что делается, — радуйтесь, что не сидите на моем месте.
Бекман распахнул широкую стеклянную дверь, следом за директором прошел по нижнему коридору и поднялся на второй этаж.
— Я ничего здесь не вижу! — сказал Гнуц, подойдя к своему кабинету.
— Пять минут назад эта штука еще висела! — уверял Бекман. — Может быть, фрейлейн Хробок…
Гнуц открыл дверь.
Фрейлейн Хробок стояла перед зеркалом, зажав губами шпильки, и причесывалась.
— Это вы сняли с моей двери надпись? — раздраженно спросил Гнуц.
— Да, я думала…
— Что вы думали?
Фрейлейн Хробок с обиженным видом подошла к своему столу и молча протянула директору маленькую твердую карточку.
Гнуц прочел текст, забарабанил пальцами по столу, перечитал еще раз и решительно сказал:
— Это уже предел!
Бекман негодующе кивнул.
— И много вы еще нашли этой гадости?
— Нет.
— Вы всюду смотрели?
— Да! То есть всюду на первом этаже, господин директор.
— А здесь не смотрели?
— Нет.
— И наверху нет?
— Нет. Я как раз хотел…
— Пойдемте!
Перед дверью учительской Гнуц в ярости остановился.
— Пожалуйста!
Бекман заложил руки за спину, наклонился вперед и через плечо директора, вместе с ним прочел: «Не бывает свободы без взаимопонимания».
— Снимите эту гадость! Осторожно! И пойдемте дальше!
Они прошли по коридору второго этажа, оглядывая двери классов, но больше ничего не обнаружили и поднялись на третий этаж.
— На дверях шестого «Б», — весело сказал Бекман, — я и отсюда вижу.
— На дверях шестого «Б», — вне себя повторил Гнуц. — Как нарочно, на дверях выпускного класса!
На этот раз он прочел вслух:
— «Человек не вполне виновен, ибо не он начинал историю; но и не вполне невиновен, ибо он ее продолжает».
— Неслыханно! — сказал Гнуц и открыл дверь в класс.
На доске красным мелом было написано двустишие.
Если дом твой прогнил и каплет со стен,
Значит действовать самое время, —
прочитали Гнуц и Бекман, на этот раз стоя рядом, и потом еще: «Ты всегда несешь ответственность за то, что стало для тебя родным».
Гнуц повернулся к Бекману, с минуту растерянно глядел на него, потом снял очки и сказал:
— Ступайте вниз, к фрейлейн Хробок! Пусть она придет сюда с карандашом и блокнотом и спишет эту мазню! Я подожду здесь.
Бекман бросился выполнять приказ.
— Послушайте, Бекман! — крикнул Гнуц ему вслед. — Зайдите потом в учительскую и пришлите ко мне господина Випенкатена! Нет, лучше господина доктора Немитца! Я буду у себя в кабинете.
— Слушаюсь, господин директор. Будет сейчас же исполнено.
…надо как можно скорее выяснить, кто эти пачкуны! И примерно наказать! 6-й «Б» — скандал, что в этом году я не веду у них занятий. Директор школы не должен выпускать из рук старшие классы, тогда подобных афронтов не случится! Во всяком случае, у меня такого не было ни разу за все тридцать пять лет, что я работаю в школе. Противоречить себе я просто не позволял. Principiis obsta[80]. Эти оппозиционные элементы из низов, которые время от времени появляются снова, надо просто безжалостно искоренять! После пасхи займусь составлением расписания. Сам. Учительская коллегия только ищет случая подставить мне ножку! Желание навредить власть имущему, месть подчиненных. Коллегиальное руководство школой — нелепость. «Большинство — это глупость». Шиллер. Школа держится на директоре и рушится вместе с его падением. Пока что еще у них руки коротки! У меня есть связи в самых высоких кругах. 6-й «Б» — кто там классный руководитель? Криспенховен. Слишком мягок. У этих молодых людей какая-то дряблость в характере. Духовно искалечены войной. Все подряд! Криспенховен, Виолат, Грёневольд. Хотя этот, как полуеврей, в армию не попал. Мы возмужали под Верденом. In tempestatibus maturesco[81]. А их доконал Сталинград. Вот в чем разница. Счастье, что я не доживу до того времени, когда эти люди станут править Германией.
Что бы там ни говорили про Аденауэра — у старика железная энергия. 6-й «Б». По-настоящему надо бы сначала поговорить с классным руководителем. Ведь я этих ребят совсем не знаю. Не имеет значения. Надо выяснить, кто этот смутьян! И примерно наказать! Быстро и в назидание всем остальным! У меня в школе должен быть порядок. Этот бунт — следствие педагогической оттепели. Товарищеские отношения между учителем и учеником — это вздор! Незачем говорить с Криспенховеном, во всяком случае заранее. Fait accompli. Испытанный метод. Необходим каждому, кто занимает руководящий пост. 6-й «Б» — кто там, в этом 6-м «Б»? Клаусен, Адлум, Нусбаум, Муль, Фарвик, Лумда. Остальных пока не могу припомнить. Да в конце концов школа насчитывает почти восемьсот учеников. Стоп, как фамилия того рыжего? Он уже один раз был оставлен на второй год, а его папаша теперь едва здоровается — так как же его фамилия, он с Востока — Кур… Кур… ну конечно, Курафейский! Да, с него такое станется. Этого надо прощупать в первую очередь. А эти тексты — да, да, да! В каком классе их прорабатывают? Насколько я помню программу — там их нет вообще! Немитц… Немитц ведет литературу в 6-м «Б». Прав я был, что вызвал Немитца. Не Випенкатена и даже не Криспенховена.
Немитц — специалист по литературе, кроме того, с тех пор, как я его знаю — уже пятнадцать лет, он всегда поддерживал руководство…