– Дедушка, а ты кого больше уважаешь – Ленина, или Сталина?

– Ну, я даже не знаю, – дед растерялся, оба, конечно… – он не знал, что ответить.

– Мам, а ты? – спросила дочка.

– А я – Джорджа Буша, – совершенно искренне ответила Инка. Она как раз вчера увидела по телевизору репортаж про бывшего президента Соединенных Штатов, как тот обрился наголо, чтобы поддержать больного лейкемией маленького сына одного из своих охранников, и страшно зауважала его. Собственно, было за что. Но, отец, похоже, не разделял ее мнение. Мышидзе скривился.

– Все под Запад прогибаетесь, ну-ну… – зацокал он языком.

Инна решила, что лучше будет поскорее уйти.

– Пока, мам, пап, мы пойдем! Товарищ Сталин передавал тебе привет, папа! Сказал, чтобы ты не очень напивался!

– А я что? Я не пью вообще, ты же знаешь! – Мышидзе спрятал бутылку за спину, – это, вон, мать твоя, каждый день пьяная валяется.

Варвара Петровна оскалилась. Только присутствие невестки помешало ей сказать все, что накопилось за долгие годы совместной жизни с мужем. А невестка, казалось, только и ждала надвигающейся ссоры и коварно усмехалась, для виду опуская глаза вниз.

Жена Ежикова решила, что ловить на даче более нечего, и пошла домой

Инна, вернувшись, позвонила мужу. Было еще совсем не поздно.

– Ежик! Как твои дела?

– Отлично! Скоро приеду, здесь для меня работы, похоже, нет, так что увидимся через несколько дней, не скучайте! Посмотрю, впрочем, еще пару объектов, вдруг что…

«А жаль», – подумал Ежиков. Он, конечно, скучал по дочке, но жену видеть не хотелось. «Опять начнется. Слезы, сопли, как же все надоело». Хотя слово «сопли» напомнило ему о чем-то очень важном, о том, что может изменить его жизнь.

Но возвращаться Виталий Александрович, пока не собирался.

«Зря я, что ли, тащился за тридевять земель, чтоб сразу обратно? Э, нет, побуду еще тут несколько дней», – решил он.

На Черноморском побережье было хорошо. Конечно, само море еще холодное, но зато, воздух! Было почти жарко, хотя еще и не сезон. Ежиков сидел на пляже и пил пиво. Волны плескались о берег, а пиво – в желудке. Было тепло и радостно. Только, возвращаться домой категорически не хотелось, однако, работа ждала.

Ежиков от огорчения, что скоро все закончится, даже закурил, закашлялся, сплюнул и в этот самый момент, опять вспомнил о бриллиантах.

«Надо оценить, хотя бы один, может, продать получится, тогда…» – Виталий Александрович представил себя на огромной белой яхте с бокалом шампанского в руках и ощутил запах моря.

Реальность была не так прекрасна – море, правда, присутствовало, только Ежиков сидел на пустынном еще пока берегу, с бутылкой пива. Неподалеку какой-то рыбак отвязывал старенькую весельную лодчонку, намереваясь выйти за уловом.

– Эй, отец! Покатай на лодке! – Виталий Александрович воодушевился.

– Плати деньги, покатаю, только у меня – дорого, – ответил рыбак.

– Бери, я не жадный, – Ежиков отсчитал деньги и полез в лодку.

Жизнь казалась прекрасной. Виталий Александрович пил пиво, подставлял лицо соленому морскому ветру и мечтал. Старик тем временем занимался своим делом, довольный, что удалось найти еще и приработок. Рыба шла косяками, ее было очень много, рыбак сваливал улов прямо в не слишком большую лодку.

Так, довольно скоро, задремавший от разморившего его морского воздуха, Ежиков, оказался, со всех сторон, окруженным рыбой. Ему снились яхта, море, прекрасные женщины. Одна, даже поцеловала его в щеку, потом в шею. Ежиков тоже начал целовать красавицу, как вдруг, почувствовал носом какую-то вонь.

«Ну и духи у Вас, мадам!» – возмутился во сне Виталий Александрович.

«Это последние тенденции Парижской моды», – ответила девица и погладила Ежикова по руке. Прикосновение было липким и влажным.

«Вспотела, что ли?» – мелькнула сквозь сон мысль. Вдруг лодку качнуло, и Виталий Александрович проснулся. Он был по самые уши в рыбе. Ежиков передернулся и стал стряхивать с себя то, что еще можно было стряхнуть.

– Может… Обратно? – осторожно спросил Виталий Александрович

– Обратно – через пару часов, у меня – работа! Катай тут вас – бездельников, – заворчал рыбак.

– Поворачивай, давай, я заплатил! – Ежиков встал, лодка закачалась.

– Тише, поверну сейчас, сядь только, а то перевернемся, – старик перекрестился.

Но Ежикова понесло. Он уже не мог остановиться.

– Поворачивай! – орал Виталий Александрович, как загарпуненный кит, – не могу больше нюхать твою тухлятину!

– Какую еще тухлятину? Рыба только что из моря, пять минут назад плавала, – пытался урезонить дебошира старый рыбак.

– Ничего не знаю! Я платил за прогулку! Давай, к берегу рули! – Ежикова тошнило от запаха рыбы, он наклонился за борт лодки и сам не заметил, как очутился в воде. Вода была холодная и тоже, почему-то пахла рыбой.

– Держи весло! – кричал рыбак, – вот, угораздило меня с дураком связаться.

– Сам… – попытался что-то сказать Ежиков, но только наглотался соленой морской воды.

Он смог-таки забраться назад в лодку и теперь сидел тихо, зарывшись в рыбу. Ему было сыро и холодно. И это только все больше утверждало Ежикова в мыслях о продаже пусть не всех, но хотя бы одного бриллианта.

«А то так и просижу всю жизнь в дерьме», – констатировал Виталий Александрович, – «Только надо это делать аккуратно, чтобы никто и ни о чем не догадался».

На берегу Ежиков попросил у старика какую-нибудь одежку, сходить за сумкой в гостиницу.

– На, вот, тут мои старые вещи, можешь не возвращать, все одно, выкинуть собирался, да руки не доходили, а теперь уж что… – старик отвел Виталия Александровича в свой домишко на берегу, залез в сундук и протянул какие-то вещи.

Ежиков скинул мокрую, скользкую, покрытую рыбьей чешуей одежду, кое-как обтерся и стал одеваться. Рубаха была без пуговиц и вся в мелкую дырку, будто простреленная дробью, штаны едва прикрывали колени и тоже были порваны в нескольких местах. Зеркала в коморке не имелось, потому Ежиков не смог оценить свой вид, понятно, что не ахти, но дед-рыбак одобрительно зацокал языком.

– Отлично! Как на тебя сшито! Носи, не стесняйся, а свое оставь, может, я отстираю, буду в море выходить, а то и выброшу.

Виталий Александрович шел по городу в рваной рубахе и дырявых штанах на голое тело. Люди оглядывались, кое-кто даже покрутил пальцем у виска, когда Ежиков вошел в холл гостиницы, но все остальные вещи находились в номере, в который еще нужно было попасть. Виталий Александрович с самым непринужденным видом подошел к стойке и попросил ключ от номера.

– Мужчина, Вы вообще, соображаете, куда пришли? У нас приличное место, а у Вас, простите, зад неприкрыт. Я сейчас полицию позову.

– Но мне необходимо попасть в свой номер. Со мной несчастье произошло, я чуть не утонул, – Ежиков выдавил из себя слезу, – вещи испорчены, мне дали одеться в это. Вот, смотрите, – он протянул мокрую измятую карточку гостя.

– Ладно, только быстро, – женщина рассмотрела бумажку и как-то брезгливо кинула ключ от номера – действительно, с кем не бывает.

Ежиков схватил одной рукой ключ, другой – прикрыл дырку, которая, и правда, открывала почти всю его попу, и попятился к лифту, спиной нажал кнопку и стал ждать. Вскоре лифт остановился на первом этаже, оттуда выпорхнула стайка молодежи в спортивных костюмах и ошарашено уставилась на Виталия Александровича.

– Вот это да! Правильно мне отец говорил, здесь хороший отель, одни знаменитости останавливаются! Киношники всякие! Это же N, ну его все знают…Он в гриме, сейчас как раз в городе съемки боевика идут, – одна из девушек назвала фамилию очень известного актера.

Ежиков слегка обалдел от такого заявления, но выпрямился, расправил плечи, и перестал закрывать дырку в штанах. По своему этажу он продефилировал гордо, не обращая внимания на выпученные глаза дежурной. Когда взгляд стал совсем уж пристальным, Виталий Александрович улыбнулся, как голливудская звезда, во все свои тридцать два белоснежных зуба (а за зубами Ежиков тщательно следил) и небрежно бросил, как бы в пространство: