Царь Кощей привстал со своего переносного трона, бросая столь мрачные взгляды на стражников, что сразу несколько шагнули вперед. Лучше уж пусть сломают руку, думали они, чем царь посчитает их трусами и слабаками.
— О-о-очень хорошо! — чуть подпрыгнул в воздухе Аркасар. — Вот ты, ты и ты! Вы трое участвуете в представлении! Смелые люди, не побоялись камнежора! А ведь он заразный!
Стражи сделали шаг назад, потом оглянулись на Кощея, и сделали два шага вперед.
— Шучу! Он не заразный! Просто покрыт пятнами и струпьями, но это нормально для его вида! Повторяю, не кусаться, не ломать руки-ноги, не убивать! Начали!
Второй тур протекал куда веселее первого. Тут хотя бы поединок растянулся на пять минут, а не завершился почти моментально. Троица нападала, Всех Порву оборонялся. До поры до времени. Таков ему был дан предварительный наказ.
«Где же Папагай! — крутилось в голове у Аркасара. — Где же шляется эта прекрасная и величественная птица?*»
*На самом деле мыслил он иными словами, но с целью показать Аркасара человеком, верящим в друзей, здесь представлена именно эта интерпретация его высказывания.
* * *
Все было куда печально.
Папагай попался.
Выглядел он, к слову, шикарно. Многоцветный, весь праздничный, блистательный, с ослепительно белым клювом, он выделялся большими размерами и важным видом. Не заметить такую птицу было сложно, и это слегка сбивало планы.
Сначала он вылетел во двор, но там не было ничего интересного, кроме клетки с огромным, дико голодным медведем.
Мишка негромко рыкнул на птицу, но та сделала невозможное: клювом сбила замок с клетки и выпустила лесного гиганта на свободу.
Никто этого не видел, но вскоре через двор должен был пройти очередной патруль по стандартному маршруту обхода. Это было то, что надо.
А вот потом Папагай совершил ошибку, он вернулся в узкие коридоры, понесся по ним вперед, пытаясь отыскать единственно верный путь, и был схвачен бдительными стражами, которые накинули на него сеть, сковали одну лапу цепочкой и оставили в комнате до дальнейших разбирательств.
Бряк, младший стражник, приставленный сторожить западное крыло, а теперь, заодно, и Папагая, от природы был крайне любопытен. Он был уже наслышан о том, что эта птица — оракул, может предсказать будущее, разъяснить прошлое, указать верный путь в настоящем.
Бряк долго переминался с ноги на ногу, не решаясь подойти к прикованной птице, но все же любопытство пересилило.
Тихонечко приблизившись, он долго разглядывал цветные перья, величественный профиль, чем-то напоминающий ворона, и, наконец, решился.
— Предскажи мне судьбу? — попросил он шепотом. — Сахарку получишь!
Папагай открыл один глаз.
— Откр-р-рой окно! Я пр-р-редскажу! Душно…
Бряк думал недолго. Цепочка, которой была прикована птица, была выкована на славу. Такую все равно не порвешь. Он широко распахнул ставни, полной грудью вдохнув свежий горный воздух.
— Открыл. Теперь предскажи…
— Пр-р-редскажу! Пр-р-редскажу! Жить ты будешь еще… — тут заморская птица словно прислушалась к чему-то далекому. Стражник замер, боясь спугнуть волшебный дар. — Двадцать! Кар!
Стражник огорчился.
— Всего двадцать лет? Так мало? Я ведь еще молод… А как я умру?
Папагай все прислушивался к чему-то, ведомому только ему. Внезапно во дворце раздался громкий крик*. Стражник рванулся было проверить, в чем дело, но огромная птица каким-то образом мгновенно очутилась у него перед лицом, и, вцепившись когтями в накидку, вонзила свой страшный клюв ему в глаз. Стражник рухнул, как подкошенный.
*То патруль наткнулся на выбравшегося из клетки голодного медведя. Их было трое, несчастных стражников, ведомых судьбой. Двоих мишка сходу рубанул когтями, порвав на части. Остался один. Медведь облизнулся. Тогда последний бедный стражник сделал единственное, что мог в данной ситуации. Он безнадежно закричал. Этот-то крик и услышал Папагай. Схватка могла бы войти в анналы истории, но мишка сожрал всех, вместе с аналами.
— Вот так и умер-р-ршь… — задумчиво прокаркал Папагай. — Двадцать лет… двадцать дней… двадцать мгновений… впр-р-рочем, по большому счету, это совер-р-ршенно неважно… все пр-р-роходит… все суета…
Смертоносная птица, предварительно выклевав оба глаза незадачливому стражнику, и довольно каркнув, одним мощным ударом клюва перебила цепочку, после чего не торопясь вылетела в окно и, широко взмахивая крыльями, полетела вокруг замка, выше и выше, пока, наконец, не обнаружила то, что искала.
* * *
Аркасар дождался, когда уже совсем отчаялся. Папагай влетел в окно, спланировал ему на плечо и что-то быстро и негромко начал каркать ему прямо в ухо. Чем дольше слушал распорядитель, тем быстрее разглаживались невольные морщины на его лбу.
— Спасибо тебе, мудрая птица! — сказал Аркасар, когда Папагай замолк. — Теперь у нас есть шанс!
Тут пришло его время выходить на авансцену и объявлять следующий номер. Всех Порву к тому времени одолел каждого, кто осмелился выйти против него, и теперь стражи, даже под страхом гнева Кощея, сидели на лавках, как приклеенные.
Царь же, видя подобное непотребство, не приказал казнить наглеца, побившего его лучших воинов, а, напротив, снял с левой руки крупный перстень и передал его Всех Порву.
— Заслужил! — хриплым голосом, от которого веяло смертью, сказал он. — Если надумаешь пойти служить ко мне, станешь сотником!
Всех Порву опустился на одно колено и принял перстень с благоговением.
— А мы-ы-ы-ы продолжаем! — выскочил вперед Аркасар. — Следующим номером нашей программы выступит маэстро Папагай с его предсказаниями, из коих сбылись ровно все!
Клоунесса Мявка вынесла жердь, и из-за кулис, в один мощных взмах крыльев, вылетела крупная птица и приземлилась на перекрестье.
Несколько стражников из задних рядов заметно заволновались. Ведь они только что приковали этого Папагая на верхнем ярусе, и вот он тут, словно ничего и не происходило. Но доложить царю сейчас было попросту невозможно, и стражи засомневались, а ту ли птицу они словили наверху? Они покинули зал и отправились на проверку.
Аркасар, тем временем, тенью выскользнул в коридор и отправился по указанному Папагаем маршруту.
Два налево, три вверх, два направо, два вверх, три налево, три направо. Вуаля!
Запомнить было легко — у Джубы была изумительная память, — а вот выполнить, гораздо сложнее. Приходилось учитывать стражников, которые очень удивились бы, узрев странного распорядителя в зеленой куртке.
Тем не менее, он шел верным путем.
* * *
В то же время в зале происходило представление. Стражники по очереди задавали Папагаю-оракулу вопросы, и тот неспешно отвечал на каждый. Правда вот ответы его были весьма однообразны, и все до единого предрекали скорую гибель вопрошавшему.
Клоунесса Мявка пыталась что-то сказать птице на ухо, но Папагай взъерепенился и не желал слушать советов. Все шло к тому, что гастролеры вскоре будут биты.
Всех Порву тоже это понял по недовольному гулу толпы, и встал прямо за Папагаем с невероятной железякой в руках, готовый отбиваться до последнего.
И даже клоун Бип никуда не прятался. Он давно понял, что из этого ужасного града живым не уйти, после чего поплакал и смирился. А приняв судьбу, преобразился. Он внезапно осознал, что больше не боится. И это ощущение наполнило его новой, незнакомой доселе силой. Он встал плечом к плечу с Всех Порву, взяв в руки простую палку и нож.
Очередь дошла до самого царя. Мявка, дерзко глядя поверх голов стражников, вперила взор в Кощея и резким, неприятным голосом спросила его:
— А вы, великий бессмертный царь, не хотите ли узнать свою истинную судьбу?