Видеть духов – это шок само по себе, но нетрезвых – многократный. Теперь они хохотали и в восторге с визгом катались по полу. Некоторые, уже пьяные и сытые, умиротворенно лежали, как свиньи, в луже вдоль стенок чума.

Через кое-какое время все угомонилось. Видение начало медленно исчезать и Ольга постепенно вернулась в свое прежнее обыденное состояние… другим человеком.

Она сидела рядом с очагом и, оглушенная только что пережитым, тупо смотрела на пустую бутылку, валяющуюся рядом на полу. Солнечные лучи, попадая через дымник, освещали левую стенку чума – это означало, что солнце уже перевалило зенит и вот-вот начнет темнеть. Стало быть, в этой реальности она отсутствовала не менее трех-четырех часов. Но в сознании зиял пугающий временной провал. Сколько времени она провела на той стороне точно, Ольга сказать не могла. Часы она не носила, а ее искореженный и оплавленный телефон, зарывшись глубоко в землю, лежал на месте авиакатастрофы в трех днях пути отсюда. Гускеэейн с закрытыми глазами сидела напротив и, слегка покачиваясь, пела. Если, конечно, ее унылое, звучащее на одной ноте «м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м» можно было назвать таковым.

– Гускеэейн, что за тварей я сейчас видела? – осторожно спросила Ольга. Ответа она ждала с ужасом.

Старуха открыла глаза и, как будто очнувшись, переспросила:

– Каких тварей?! А-а, ты про этих? Это духи. Домашние. Самые низкие. Всегда живут с людьми рядом. Просто в шаманском доме их больше чем в других. Русские домовиками их зовут. Противные и жадные. А прожорливые – спасу нет! Но если их не подкармливать – еще пакостники великие. Чуть что не по ним – своевольничать начинают. То утварь домашнюю попрячут, то порох или спички намочат, детям спать по ночам мешают – за нос, за ухо дергают, волосы в колтун такой собьют – век не расчешешь. Кого невзлюбят – душить по ночам будут. А что делать?! Приходится кормить, иначе житья не дадут.

Ольга слушала потрясенная. То, что стало шоком для нее, для этой старой женщины являлось привычной повседневностью! Значит, это не была просто галлюцинация под воздействием какого-то энтеогена[4]. Не могут же два разных человека видеть один и тот же глюк одновременно?! «Это только гриппом все вместе болеют. С ума сходят поодиночке», – вдруг вспомнилось ей.

– Гускеэейн! Но ведь вы не пили ту настойку из бутылки!

В голосе Ольги звучало явное недоверие.

– Мне и не надо. Я и так все вижу. Это не сразу приходит.

Ольга с какой-то невероятной ясностью вдруг поняла: ей придется находить в себе мужество признать, что все увиденное – не галлюцинация, а реальность. Реальность, в которую почти невозможно вот так просто взять и поверить! Но разве то, чему ее учили в университете или в школе, не было той же системой верований? Разве множество научных догм, аксиом и постулатов, не требуют если не веры, то, по крайней мере, убежденности? Часто ли она подвергала сомнению все услышанное и прочитанное за двадцать семь лет своей жизни? И кто сказал, что та же убежденность ученого в своем монопольном праве на истину имеет большую ценность, чем лично пережитый опыт невежественного колдуна? Идет время, одна научная парадигма сменяет другую. Но все достижения науки даже на дюйм не приблизили ее к пониманию феномена разума да и самой жизни. Полный провал! «Сие есть тайна великая». Наука, как и сто лет назад, все еще зависит от точности приборов и от добросовестности чьих-то интерпретаций. Никто не знает и не понимает, как материя связана с сознанием. Древним же знаниям уже тысячелетия. Сейчас ей никто не предлагает во что-то верить. Ей просто дают возможность выйти за пределы пяти органов чувств и все пережить самой. Ольга сделала глубокий вдох и решила принять свою невероятную судьбу.

– Гускеэейн! Я больше не буду противиться зову.

– Хорошо, – спокойно сказала старуха, как будто была уверена в ответе заранее, – времени мало. Мне помирать скоро, а научить тебя надо многому. Сейчас поедим, и ложись спать. Высыпайся. Если ничего не помешает, завтра и начнем.

– Я вижу, вы не удивлены?

– Нет. У тебя глаза светлые. И шалые чуть-чуть. Только такими глазами и видят духов. Я другого шамана среди любой толпы по такому вот взгляду сразу узнаю.

– Но у меня глаза карие, – возразила девушка.

– Я не про цвет.

…Ольга стояла над очагом и с отчаянием что есть силы терла огневую доску. Но трут почему-то не хотел воспламеняться. Кто-то тронул ее за плечо, она оглянулась. Знакомая женщина из прошлых сновидений, заботливо улыбаясь, взяла в руку ее ладонь и провела по доске, и трут мгновенно вспыхнул. Сухой мох и береста загорелись, и в следующую секунду пламя быстро охватило более толстые ветки хвороста. Осветив окружающее пространство, теперь огонь позволял увидеть то, что до сих пор скрывала темнота. В чуме Ольга была не одна. Вокруг очага сидели старик с седыми длинными косами в парке из шкуры какого-то животного, рядом с ним старуха, молодой мужчина и опять старик. И Ольга почувствовала, что ей стало хорошо и спокойно…

Прислушиваясь к непривычным звукам утреннего леса, девушка долго лежала, не открывая глаза. Ей хотелось подольше остаться наедине со своими мыслями. Ольга думала о том, что в двадцатом веке западный человек, поправ духовные традиции предтеч, воздвиг новую церковь. Высокомерно встав в центре мироздания, он написал новое евангелие – психоанализ, и себя же назначил его апостолом. Шаманизм же напротив никогда не вычленял человека из окружающей природы. Но что-то начало меняться. Сделав круг, разочарованное человечество в поиске новой парадигмы, свободной от манипуляции и лжи, сегодня вновь, пока еще неуверенно, начинает возвращаться к истокам. У Перуна, Сварога или Одина с каждым годом все больше новоиспеченных адептов – но уже не рабов божиих, а союзников и партнеров. Много лет она стремилось к обретению этого скрытого знания, а получив желаемое, сейчас все ее существо трепещет. Сегодня произойдет прыжок на другую сторону. Старуха еще вечером сообщила об этом. Неизвестность всегда пугает. И манит неодолимо.

В чум вернулась Гускеэейн и, тихо нашептывая под нос свои тунгусские заклинания, начала разжигать очаг. Огонь капризничал, дымил и не хотел разгораться. Шаманка достала из кармана кусочек жира и бросила в костер. Пламя мгновенно вспыхнуло и радостно затрещало. Заметив, как Ольга одним полуоткрытым глазом наблюдает за ней из спальника, старуха пояснила:

– Это для Того-Мусуна – духа огня. Ее каждый раз нужно кормить. Это женская работа. Вставай, одевайся. Поешь с утра хорошенько. После обеда есть больше не будешь.

Завтракали молча. Гускеэейн, как и прежде, поставила угощение и для духов, но Ольге все время мерещилось, что противные ручонки домовиков тянутся к ее миске.

Когда допивали чай, старуха спросила:

– Духи во сне приходили?

Ольга удивилась, как легко и быстро мистическое становится вокруг нее естественным и привычным. Вопрос шаманки прозвучал настолько буднично, словно та поинтересовалась, почем нынче картошка?

– Приходили. Те, что и прежде. Три мужчины и три женщины. Кто они, Гускеэейн? Почему они уже столько месяцев пьют мою кровь и зачем пытают меня?

– Это мугды. Души предков. Шесть самых великих шаманов нашего рода. Такие один раз в сто лет рождаются. А через смерть они дают тебе новый язык, чтобы ты могла общаться с духами и богами. Понятно?

– Чего ж тут непонятного, – грустно ответила ученица, – архаичный паттерн смерти-возрождения.

– Ты сейчас о чем?!

По недовольному взгляду старухи Ольга поняла, что, пожалуй, ей стоило промолчать.

– Не обращайте внимания, Гускеэейн. Это я так, о своем девичьем, – потом, пытаясь уйти от неловкости: – А что, шаманы бывают и невеликие?

– Да всякие бывают. Есть, что и шаманами не назовешь.

В голосе старухи прозвучало нескрываемое превосходство.

– По некоторым и впрямь психушка плачет. Мугды у них совсем слабые. А раз дух-хранитель слабый, то и шаман сильным не будет. А есть шаманы великие и могучие. Таких больше четырех на земле одновременно жить не могут. Все миры для них открыты. Боги и нижние, и верхние к ним благосклонны. Только их тело может вынести мощь богов. И подчиненных духов-помощников у них превеликое множество. Когда последний великий шаман помирает, он своих мугды с собой на тот свет уносит. И тогда они превращаются в небесных духов уже навсегда. Но если мугды на небо не попал, и такое может быть, то рано или поздно он переселится в чье-нибудь тело из своего рода.