– Вот именно, – кивнул Орлов, – особенно в свете конфиденциальной информации, которая в пресс-релиз не попала. К ней я сейчас перехожу, только заткните, во имя всего святого, это горластое чудовище, пока я ей башку не свернул! Вот ведь стервь! Как я громче говорить начинаю, так она сразу звук усиливает!

– Петр, – хмыкнул Гуров, – ну не предусмотрен у птички выключатель или там регулятор громкости, это же не плеер, как ни крути.

– Постой-постой! – оживился Станислав. – Где-то я не то читал, не то слышал, что если на клетку черную шаль накинуть, то она, птичка, значит, решит, что ночь настала. Уснет и заткнется. В смысле – заткнется и уснет!

– Где я вам черную шаль возьму, рожу, что ли?! – свирепо гаркнул вконец выведенный из себя Орлов. – Я все же генерал милиции, а не таборная цыганка-гадалка! Мой парадный китель эту певунью устроит? У меня тут в шкафу выходной мундир висит, на всякий случай, вдруг к Президенту вызовут...

– Много ей чести, конечно, – с трудом сдерживая смех, отозвался Гуров, – но давай попробуем, хуже не будет. А то впрямь соловьиная роща получается, а не оперативное совещание.

Из небольшого шифоньерчика, стоявшего в углу кабинета, сопящий от возмущения Орлов извлек требуемую деталь редко надеваемого парадного мундира. Совместными усилиями клетку задрапировали, для чего китель пришлось застегнуть на все пуговицы. Крячко по живости натуры не удержался от мелкой пакости: на самую верхушку укутанной кителем клетки он водрузил орловскую фуражку из того же парадного комплекта. Посмотрев на дело рук своих, Лев со Станиславом чуть не попадали на пол от хохота, а вскоре к ним присоединился сам генерал – разве тут удержишься... Но ведь сработало! Через пару минут в кабинете воцарилась блаженная тишина.

– Так вот, – пыхтя и отдуваясь после сеанса психологической разгрузки по-японски, вернулся к теме разговора генерал Орлов, – относительно конфиденциальной информации...

Оказывается, в Москве удалось перепроверить светлораднецких сертификаторов по некоторым позициям. Тут-то выяснилось, что все данные химанализов, содержащиеся в их документах, не лезут ни в какие ворота. Нет, не просто с потолка взяты, а явно сознательно сфальсифицированы – естественно, в сторону улучшения качества «продукта». Самое же интересное заключалось в том, что целый ряд параметров, например, содержание сивушных масел, метанола, альдегидов, вообще по определению не мог иметь отношения к злосчастному «чистоблеску» или как там его? «Королевочке»? Не все ли потребителю едино, сколько сивухи в средстве для чистки унитазов? Или метанола? Унитаз, знаете ли, не ослепнет. А вот к низкопробному пойлу имел этот ряд отношение самое непосредственное, ибо подпольным производителям «паленки» совсем нет резона, чтобы потребители их продукции мерли, как мухи. Не из гуманности, понятно, – просто ежели перетравишь всю клиентуру, кому тогда пойло продавать? Кроме того, нарваться можно всерьез: торговля «левой» выпивкой одно дело, а массовое отравление российских граждан – совсем другое!

К тому же московские эксперты категорически утверждали, что этиловый спирт в «цунамочках» пошел откуда-то из другого места производства, не такой он, как был раньше, скажем, год назад. Это ведь как с хлебом: не надо быть экспертом, чтобы просто по вкусу определить, испечена купленная вами в привычном магазине буханка в той же пекарне, что обычно, или где-нибудь еще. В нашем случае чуть посложнее, но принцип тот же. Все это наводило на интересные мысли и давало любопытные зацепки на будущее, а главное – завязывалось на экспертную лабораторию светлораднецкого НИИ химии.

– Теперь вот еще что, – продолжил Орлов, – у меня создалось впечатление, что там, в Светлораднецке, замминистров однокашник Антон Павлович Беззубов не до конца доверяет кому-то в своем ближнем окружении. Впрямую об этом ни слова сказано не было, но по отдельным намекам, умолчаниям, словом, по нюансам разговора я догадался, что Беззубов эту информацию до своего приятеля, замминистра нашего, довел. А тот, соответственно, до меня хоть не открытым текстом, но совершенно сознательно, понимая, что я понимаю, что он понимает... ну, далее до бесконечности. Вот так! Возможно, как раз в этом главная причина беззубовской просьбы относительно вас. Иначе, замечу, просьба эта выглядит странновато, прежде всего как прямое нарушение неписаной профессиональной этики. Но вот в контексте моих зыбких предположений она становится очень даже понятной, мало того, вполне оправданной. Согласны? Вижу, что согласны. Суммирую: ехать на гастроли вам придется, разгребать эту непонятную кучу неизвестно чего – тоже. Это не дискутируется. Давайте думать, как нам все организовать получше.

– Относительно «неизвестно чего» ты, Петр, заблуждаешься, – с мрачноватой иронией заметил Гуров. – Распрекрасно известно. Того самого, что мы всю дорогу разгребаем. Давайте думать. Ты бы попросил Веруню, чтобы кофе принесла, люблю я твой кофе. Подожди, лучше по-другому. Пусть просто сварит на нас троих, а в приемную за чашками я сам выскочу, скажу, что совещание повышенной секретности. А то как увидит, бедняжка, свой психологический подарочек в мундире шефа... Как бы умом не тронулась! Станислав, достань-ка сигареты. Закурим, мне это в трудных случаях сосредоточиться помогает.

Передав по селектору Верочке просьбу относительно кофе и строго-настрого приказав ей самой в кабинете не появляться, Орлов обратился к своим гвардейцам несколько непривычным, с почти робкими нотками голосом:

– Покурить, оно, конечно... Сам жду не дождусь, когда вы опять начнете дымить. А только вот она, – генерал с опаской ткнул рукой в сторону собственного кителя, укрывавшего клетку, – с непривычки от дыма табачного не... того? Не околеет? Жалко как-то! Думаешь, пусть привыкает, Станислав? Ну, ты себя специалистом по канарейкам показал, молчит ведь не хуже, чем под шалью, так что валяйте, закуривайте.

Совместное с Крячко и Орловым обсуждение ситуации, детальная прикидка дальнейших планов затянулись, так что возвращался домой Гуров уже поздним вечером. Правда, на центральных улицах столицы, сверкающих многоцветной рекламой, залитых ярко-оранжевым светом мощных натриевых ламп, позднее время суток совершенно не ощущалось, казалось, что ночь навсегда ушла из Москвы. Это раздражало Льва. Так иногда хотелось увидеть над головой спокойное звездное небо с королем зимней ночи – Орионом, серп молодого месяца, а не назойливую мешанину кричащих красок...

Гуров неторопливо шагал по Никитскому бульвару, он любил, когда позволяло время, ходить пешком, был уверен, что именно так, на ходу, ему лучше думается. Вот и сейчас, рассеянно смахивая с разгоряченного лица редкие крупные снежинки, Лев анализировал результаты, к которым они пришли за эти несколько часов. Самое важное в начале сыска, когда нет еще фактов, версий, улик, подозреваемых, когда ничего еще толком нет, – верно наметить направление расследования, определиться с той самой тактикой оперативной работы, курс которой он читал слушателям «Дзержинки».

Конечно, это был не первый выезд их с Крячко пары на «иногородние гастроли», некоторые моменты давно были отработаны. Им стоило разделиться. Решили, что Станислав отправится в Светлораднецк первым, чем скорее, тем лучше – следы и так были подостывшими, – под прикрытием более-менее правдоподобной легенды.

– Так будет удобнее работать, – убеждал Лев и не особо возражающего Орлова. – Стасу внедряться не впервой, он это прекрасно умеет. Ты не хуже меня знаешь, Петр: практика показывает, что официальные допросы и опросы свидетелей – это одно, а неофициальный треп с близким окружением – совсем другое. Это гораздо эффективнее, люди не замыкаются, не боятся «попасть в шестеренки». Порассуждать да собственным мнением поделиться все любят, а тут такой повод роскошный – начальница долго жить приказала при таинственных обстоятельствах. Свежему человеку выложат массу домыслов, версий, сплетен, словом, кучу информации. При условии, что не будут знать о его принадлежности к милиции, вообще к властям. А уж наша задача потом отделить в полученной куче зерна от плевел. Надо с этого начать, а я подтянусь через сутки-двое на уже готовый плацдарм.