У меня в глазах потемнело. Хорошего же мнения обо мне и родной отец, и жених!

– Пап! – Я настолько забылась, что даже вскочила со своего места. – Какая беременность! Диллон без отвращения не мог даже смотреть в мою сторону! Он считает, что я – пустая и никчемная кукла, ни на что не годная, кроме как украшать дом!..

– Сядь! – в бешенстве рявкнул отец и даже ладонью по столу треснул так, что задетая рукой тарелка раскололась на две половинки. Однако, отец этого, кажется, даже не заметил: – Вот и плохо, что он так считает! Если бы ты забеременела от него, это разом решило бы множество проблем! Не смогла очаровать Фейтерре, значит, ты выходишь замуж, а проблемы будет решать Игерон на правах моего зятя! Ты меня поняла?

Чувствуя, как от несправедливости застилают глаза слезы, я выдавила сквозь дрожащие губы:

– Пап, это же ты меня так воспитал, что Диллон во мне даже не видит разумную…

Отец застыл на месте, судорожно сжав в кулаки лежащие на столе руки. Мне стало не просто страшно, меня пробрал настоящий, первозданный ужас, когда я увидела, как дрожат от усилий сдержаться его руки. На целую долгую, тяжелую, давящую минуту над столом повисла такая тишина, что из коридора доносились звуки уборки, производимой дроидами. А потом отец с шумом, скривив губы, втянул в себя воздух. И мне почему-то показалось, что гроза миновала. Что папа признал свою вину за пробелы в моем воспитании. Пусть и молча. Я даже потянулась, чтобы погладить его по руке. Утешить, успокоить. Пообещать, что еще не все потеряно и я могу измениться. Стать ему настоящей помощницей и опорой во всем. Пусть только скажет. А я научусь. Даже если мне придется не спать сутками. Но я ошиблась в оценке настроения своего родителя. Сильно ошиблась.

За мгновение до того, как мои пальцы коснулись судорожно стиснутого кулака, отец вдруг оперся об эти кулаки так, словно хотел продавить стол до самого пола, и медленно поднялся на ноги, всем своим ростом нависая над столом. И надо мной:

– Я. Виноват. В том. Что ты. Выросла такой. Никчемной. Дурой???

Мне словно ядовитый шип с размаху загнали в самое сердце. Я оцепенела, потрясенно глядя в лицо отцу. Ну ладно Диллон. Обидно, но его точку зрения принять можно. Но папа… Родной отец… Единственное родное существо… Почему?!?

А отец продолжал, цедя каждое слово сквозь зубы так, словно сдерживался изо всех сил, чтобы не наброситься на меня и не убить на месте. Словно я – ничтожество, а он вынужден тратить на меня свое время и силы. Словно я… смертельно его разочаровала.

– Я сделал все, чтобы ты выросла достойной юной линой, – тихо шипел над столом отец, в то время, как я внутри просто корчилась от боли, из последних сил удерживая «лицо». Я нанимал для тебя лучших воспитателей и педагогов, устроил тебя в самый лучший на Кахелии лицей… – А мне подумалось вдруг с горечью, что лучше бы папа сам больше уделял мне времени. – А ты!.. Ты выросла такой же, как и твоя шлюшка-мать!.. Пустая, никчемная, только и ждущая, чтобы тебе дали свободу и возможность выбирать себе любовников! Я из шкуры вон лез, чтобы заключить для тебя выгодный брак! Но нет же! Каждый раз, когда я находил возможности познакомить тебя с кем-то из политической верхушки планеты или с кем-то из семей-основателей, ты делала все, чтобы выставить меня идиотом! Тупым дурачком, пытающимся на чужом горбу въехать на политический олимп Кахелии! – Мне пришлось прикусить до крови язык, чтобы не ляпнуть: «А разве это не так?». Бунтарские слова сами собой рвались из горла, жгли мне кончик языка. Но я заставила себя промолчать. – Да когда тебя забрал этот мальчишка Фейтерре, не получивший даже должного образования, не умеющий ничего, кроме как шляться по помойкам планеты, я молился, чтобы он соблазнился твоим смазливеньким личиком и невинностью! Такие, как он, обычно легко западают на хорошеньких куколок! Да, из всех достоинств у него есть лишь принадлежность к древнему роду! Но я готов был закрыть на это глаза! Мне нужно было покровительство его семьи, понимаешь, дочурочка? – Отец уже почти орал, склонившись надо мной и брызгая слюной во все стороны. Я съежилась и втянула голову в плечи, не зная, как прекратить то, что я так бездумно начала. – Да, Игерон Монтриалли давно положил на тебя глаз! Он согласен забрать тебя любой, даже потрепанной Фейтерре! Вот только большинство моих неприятностей именно из-за него! И я никак не могу соскочить с крючка, на который он меня посадил! А все из-за тебя, дуры! Понимаешь?

Отец словно сдулся. Или выдохся. Сгорбился и тяжело опустился на свой стул, поставив локоть правой руки на стол и едва не попав в расколотую и полную еды тарелку, и уткнулся лицом в ладонь.

В этот же момент во мне тоже словно что-то умерло. Я ощутила внутри себя какую-то жуткую, ледяную пустоту. Во мне словно что-то умерло и растворилось в пространстве. Наверное, это были родственные чувства и привязанность к отцу. А может быть, это было мое детство. Но я внезапно перестала бояться, что отец меня ударит. Или еще что-нибудь сделает со мной. Я словно родилась заново. Или посмотрела на родителя новыми, другими глазами. Тяжело вздохнула:

– По-моему, нелогично обвинять меня в совершенных тобою же ошибках. Я понятия не имею, чем ты занимался и что планировал. И почему у тебя ничего не вышло. Потому что ты же сам держал меня на расстоянии, никогда ничего не рассказывал, ничем не делился. Как я могла догадаться о том, что тебе нужен мой брак с Фейтерре, если ты никогда ничего мне не говорил? – Слова о том, что все, что я знаю, я узнала из подслушанных разговоров и из галанета, я благоразумно проглотила. – Ты упорно держал меня в стороне от всех своих дел и проблем и повторял одно и то же: я гожусь лишь на то, чтобы красивой куколкой украшать дом будущего мужа и родить ему наследника…

Отец вдруг отнял руку от лица, и я осеклась под его взглядом:

– А я и сейчас считаю, что на большее ты неспособна. И дело здесь не в обучении и воспитании. А в наследственности. И вот здесь ты абсолютно права: ты – моя ошибка. Я спутался не с той женщиной. А теперь вынужден пожинать плоды своего безответственного поведения. И очень сильно надеюсь, что ты не подведешь меня так же, как подвела твоя мать: мне нужно, чтобы ты в кратчайшие сроки забеременела от мужа. Чтобы в случае его смерти никто не смог усомниться в твоих правах на наследство. Ты меня поняла? Поэтому сейчас марш к себе, одевайся, бери карту и что там тебе еще нужно, и отправляйся решать вопросы со свадьбой. Не забудь посетить врача. Все! Ушла с моих глаз!

После таких слов я бы не задержалась в столовой, даже если бы меня и попросили. Молча встала и, впервые наплевав на уборку со стола, направилась на выход. Дроид, на которого я обычно во время уборки сгружала грязную посуду и объедки, растерянно запищал. Но мне было все равно. В эту секунду рвались последние тонкие нити, привязывавшие меня к этому дому и к этому мужчине. Я еще не знала толком, как поступлю. Уверена была лишь в одном: не покорюсь! С меня хватит! Не пойду под венец тупой, покорной своей судьбе овцой! И дрожать перед жирной жабой от страха и омерзения не буду! Лучше сдохнуть! И почему те, кто совсем недавно в меня стрелял, промахнулись?..

Отец сдержал свое слово: пока я добралась до своей комнаты, на мой счет, вернее, на счет, открытый отцом для расходов по содержанию дома, упала немаленькая сумма. У меня брови непроизвольно поползли на лоб, когда я увидела, сколько отец выделил на свадьбу любимой дочурке. На эти деньги, даже с учетом моих привычек, можно было спокойно прожить пару месяцев в отеле средней руки. Мне предложено купить за эту сумму платье, чтобы один раз надеть, и белье. А ведь некоторые живут месяцами и за более скромную сумму. Вспомнилась официантка Тимми и ее мечта получить сертификат косметолога, чтобы устроиться в жизни получше… В голове родился план…

– …да сколько уже можно! Почти год прошел! Давно уже пора прекращать и заняться, наконец, чем-то другим, более нужным! – шумно возмущался один из троих ввалившихся в кафешку посетителей.