Тут обезьяна и лошадь в один голос закричали, что мышь просто-напросто врет. Однако мышь как ни в чем не бывало отвечала:
– Не верите? Давайте проверим!
Петух, баран, собака и заяц согласились.
– Давайте проверим, – сказал и Нефритовый владыка.
Отправились звери к людям.
И что бы вы думали? Все случилось точь-в-точь, как говорила мышь.
Когда мимо людей вол проходил, все наперебой хвалили его: «Какой хороший, какой тучный!» Только никто не сказал: «Какой громадный!» А хитрая мышь тем временем взобралась волу на спину, встала на задние лапки. Увидали ее люди и как закричат:
– Ай-я! Какая громадная мышь!
Услыхал это Нефритовый владыка собственными ушами, нахмурил брови и говорит:
– Ладно! Раз люди считают, что мышь больше вола, пусть вол уступит ей первое место. А сам пусть будет вторым.
На том и порешили. Вот отчего и поныне счет ведут с года Мыши, а уж потом идет год Вола.
Воротилась мышь домой рада-радехонька, что первая среди зверей оказалась, гордится да важничает. А кошка только-только глаза продрала, увидела она мышь и спрашивает:
– Что же ты молчишь, сестрица Мышь? Разве не велено нам сегодня во дворец пожаловать?
– Ты все еще почиваешь? А я уж из дворца воротилась. Двенадцать зверей выбрали, чтобы по ним счет годам вести, и я среди них первая!
Удивилась кошка, раскрыла широко глаза и спрашивает:
– Отчего же ты меня не разбудила?
– Забыла! – как ни в чем не бывало ответила мышь.
Разозлилась кошка, усы у нее торчком, да как закричит:
– Дрянь паршивая! А я еще тебе поверила, уснула, ни о чем не тревожась! Не ты ли обещала меня разбудить? Я знаю! Ты хотела навредить мне. Ну, погоди! Я с тобой рассчитаюсь!
Мышь вины за собой не признала и говорит:
– Что зря шуметь! Не разбудила – значит, не захотела. Это уж дело мое. Я тебе не служанка!
Кошка так и вскипела: задышала тяжело, оскалила зубы, бросилась на мышь и перегрызла ей горло – мышка только пискнуть успела да дернуть задними лапками.
Так и остались с тех пор кошка да мышь лютыми врагами.
А теперь расскажем о петухе. Вернулся он домой грустный-прегрустный и думает: «Нефритовый владыка потому дракона впереди меня поставил, что рога у него на голове были мои». И решил петух непременно отобрать у дракона свои рога.
Подошел он к пучине, смотрит – дракон весело резвится в воде. И сказал тогда петух дракону очень вежливо:
– Братец Дракон! Верни мне, пожалуйста, мои рога!
Дракон удивился, но ответил с достоинством, не горячась:
– А, это ты, дядюшка Петух? Да зачем тебе рога? По правде говоря, ты без них куда красивее. А мне твои рога уж очень кстати!
– Кстати они тебе или некстати – дело не мое, – невесело ответил петух. – Раз взял – надо отдать.
Дракон ничего не ответил. Подумал немного, потом вдруг почтительно поклонился Петуху и говорит:
– Ты уж не взыщи, дядюшка Петух! Время позднее, пора и отдохнуть. А об этом мы с тобой в другой раз поговорим.
Не успел петух и рта раскрыть, как дракон под водой скрылся. Разъярился тут петух, захлопал крыльями и как закричит во все петушиное горло:
– Братец Дракон, отдай мне рога! Братец Дракон, отдай мне рога!
Но дракон о ту пору уже крепко спал на самом дне пучины и ничего не слышал.
Долго кричал петух, охрип и совсем из сил выбился. Делать нечего. Решил он отыскать сороконожку. Ведь она тогда за дракона поручилась.
Отыскал петух сороконожку на груде камней, рассказал ей все по порядку и говорит:
– Госпожа Сороконожка, вы поручились за дракона и не можете так оставить это дело.
Подняла сороконожка голову, помолчала и наконец медленно проговорила:
– Вернет тебе братец Дракон рога. А не вернет – так и будет! Сам посуди! Не могу же я найти его на дне пучины!
Петух от злости даже покраснел.
– Какой же ты поручитель! Нечего тогда соваться в чужие дела. Беда случилась, а тебе хоть бы что!
– Не возводи, дядюшка Петух, на меня напраслину, – стала оправдываться сороконожка. – Ты сам отдал дракону рога. А я просто так за него поручилась. Кто бы мог подумать, что братцу Дракону доверять нельзя? Знай я это раньше, не стала бы за него ручаться.
– Что же теперь делать? – спросил петух, смиряя гнев.
– Я ведь сказала, что делать. Признать, что тебе не повезло, если дракон так и не отдаст рогов. Сам виноват. Прежде чем отдавать, надо было хорошенько подумать.
– По-твоему, я сам виноват? – Петух выпучил глаза, выпятил грудь и стал наступать на сороконожку.
– Сам виноват, сам виноват, надо было хорошенько подумать, – ни жива ни мертва твердила сороконожка.
Еще пуще покраснел петух, вытянул шею, клюнул сороконожку в голову. Раз-другой мотнул головой, сороконожку живьем проглотил.
С тех пор петухи каждое лето клюют во дворе сороконожек. А по утрам, только начнет светать, кричат во все горло:
– Лун-гэгэ, цзяо хуань во! Братец Дракон, отдай мне рога!
Про сосну, черепаху и тигра[5]
В незапамятные времена в неведомом краю высилась громадная гора, а на той горе причудливые камни друг на дружку громоздились. На вершине горы в черной-пречерной пещере жил огромный тигр: шкура пятнистая, глаза выпуклые, на лбу белая мета, а силищи такой, что никто сравниться с ним не мог. Зарычит тигр сердито – земля задрожит, горы закачаются. У подножья горы в бездонной зеленой пучине громадная черепаха жила. Рассердится черепаха, ударит панцирем по воде – забегают, закружатся волны. Вытянет она шею – еще больше станет, в целый чжан[6] с лишком. А на самой середине горы росла сосна в несколько десятков чжанов высотой. Вся искривилась, изогнулась – тысяча лет ей. Изо всех сил старалась старая сосна пошире раскинуть свои ветви – боялась, как бы молодые деревья рядом с ней не выросли.
Хотя тигр жил на самой вершине горы, а черепаха – в глубоком омуте, были они неразлучными друзьями. Не увидятся день-другой – печалятся, трех дней не пройдет – бегут навестить друг дружку. То тигр спустится с горы, то черепаха на вершину поднимется. И всякий раз проходили они мимо старой сосны, частенько о ее здоровье справлялись.
– У-у, э-э, – шумела в ответ сосна, а сама втайне завидовала друзьям.
Не по нутру было ей могущество тигра, не по нраву сила черепахи, но пуще всего досаждала сосне их крепкая дружба. Давным-давно замыслила сосна разлучить неразлучных друзей, вражду посеять между ними, да все прикидывала, как это сделать. И придумала наконец. Только, пока она думала, засохла наполовину и почернела, а иглы ее желтыми стали.
Как раз в ту пору черепаха отправилась на гору проведать своего друга тигра. Добралась она до сосны и только было хотела поздороваться, как вдруг слышит – сосна ее спрашивает:
– Куда путь держишь, сестрица Черепаха?
– Иду навестить старшего брата Тигра, – отвечает черепаха.
Вздохнула тут сосна, да так тяжко. Подивилась черепаха и спрашивает:
– Ты что это вздыхаешь, сестрица Сосна?
А сосна опять тяжко вздохнула и говорит:
– Не советовала бы я тебе ходить к тигру.
Пуще прежнего удивилась черепаха и снова спрашивает:
– Отчего же это ты не советуешь мне идти к тигру?
– Знала бы ты, – тихонько промолвила сосна, – как вчера на вершине горы он тебя поносил, уши бы мои не слушали.
– Как же он меня поносил? – стала допытываться черепаха.
– Могу сказать, а ты не рассердишься? – еще тише, чтобы никто не услышал, спросила сосна. – Так вот, обозвал он тебя головастиком, грозился, как придешь ты к нему, изгрызть твой панцирь и выпить твою желчь.
Услыхала это черепаха, высунула голову и в дикой ярости поползла обратно в свой омут.
А тигр ждал ее, ждал в пещере, да и говорит сам себе:
– Что это сестрица Черепаха не идет?
Вышел тигр из своего логова, огляделся вокруг: нигде не видать черепахи. «Пойду-ка сам проведаю ее». Решил так тигр и помчался вниз с горы.