– Пока не забирайте, я тут немного… поколдую, – Лагода глянул на запястье.

Детектор показал резкое повышение уровня некроматерии.

– Колдуй, – пожал плечами первый эксперт и двинулся вперед по траншее. – Жуланов, пошли к следующему.

Оставшись один на один с растерзанным телом, Игорь постарался отключить все ненужные органы чувств – в первую очередь обоняние. Потом поводил рукой над трупом. Да уж, чего тут только нет: фон от кладбища, второй фон – кости в срезе, мертвец и… ещё что-то.

– Рыбка моя, – раздался голос Кобры с вершины траншеи. – Ты место проникновения искать будешь?

Лагода поднял голову.

Вася Коваленко, по кличке Кобра стоял на краю траншеи, расставив ноги в высоких ботинках. Крутой рейнджер, гроза нечисти и защитник ботаников из ЛИН.

– Спрыгнуть хочешь? – невольно поморщился Игорь. – Так прыгай.

– А нафига? – хмыкнул Кобра. – Мне и здесь неплохо.

Диланяна, Лагоду и весь отдел некроматерии, Кобра слегка презирал, всячески подначивал и ехидничал при каждом удобном случае. Куда уж нам, подумал Игорь. У нас не отдел, а проза жизни. Завалы регистрирующего оборудования, кабинетные споры за полночь и тонны исписанных бумаг. Рутина, обочина великой битвы магов. А у Кобры – романтика астральных драк, укрощений демонов и груды побежденных вампиров с осиновыми кольями в груди.

Игорь опустил голову и пошел по траншее дальше.

Через пару шагов остановился в недоумении, потряс рукой. Впервые на его памяти детектор завибрировал. Лагода, конечно, знал, что вроде бы есть такая функция – вибросигнал, но сам еще ни разу не чувствовал тревожный зуд на запястье. Шкала детектора багровела прямо на глазах. Игорь попятился.

– Что там? – рявкнул напрягшийся Кобра.

– Диланяна позови, – сквозь зубы ответил Игорь. – И Митьку с нейтрализатором. Тащите сюда пушку, быстро!

7.

Герман Петрович Резников поерзал на обитом светлой кожей сидении, устраиваясь поудобней и с отвращением сознавая свою громоздкость и неуклюжесть. Он никогда не умел, как другие, усаживаться в машину вальяжно и комфортно, хотя уже много лет ездил почти исключительно в дорогих служебных иномарках.

Потом Герман Петрович с неудовольствием покосился на мелькающие за окном фасады. От Москвы он уставал примерно за месяц, и уставал сильно. Наваливалась тоска – по катастрофически разболевшейся матери, по дому, в котором она осталась под присмотром сестры, по Тэсси – старой грузной сенбернарихе, которую он не мог забрать в столицу, потому что сердце у псины слабое, и перелет могло не выдержать. Но больше всего Резников тосковал по простору – дома все было огромным: суровая широченная река с поросшими кедровником берегами, горы, синеющие на горизонте, небо, так не похожее на прокопченное низкое небо мегаполиса.

И хотя семья жила тут, с ним, этого явно было недостаточно. Жена осваивала мир московского бомонда, сын Виталик пропадал в своем университете, а Анка… Анка, кажется переживала первую любовь и вообще никого вокруг не замечала.

Герман Петрович вздрогнул от звонка.

Мамонт.

Так они звали губернатора. Он и был похож на мамонта – высокий, сутулый, с лохматой головой и крошечными недобрыми глазками. Что-то опять не так? Что?

– Да, Василий Алексеевич, Резников слушает.

Так было положено отвечать, хотя кто ещё мог отозваться по мобильнику, кроме его владельца?

– Герман, как идет подготовка… к выставке? – голос Мамонта рокотал в трубке, словно раскаты грозы. – Вы сделали все, что должны были?

– Пока не все, – честно ответил Резников. – Но мы постараемся. Возникли… небольшие проблемы.

А вот тут он слукавил. Проблемы у них возникли отнюдь не маленькие. Если верить тому, что рассказал Мышкин, и что он сам прочитал в протоколе, оперативно добытом тем же Мышкиным. Но ситуация пока не стала критической, и для её исправления задействовано все, что только можно.

Резников тяжко вздохнул, ожидая разноса. Но губернатор неожиданно спокойно произнес:

– Ну, раз ты, Герман, считаешь, что проблемы небольшие и… решаемые, то значит, справитесь. К моему прилету.

– Основная часть работы проделана, Василий Алексеевич, осталось немного. Экспозиция выстроена, – Герман Петрович сделал небольшую паузу, выделяя последнюю фразу. Приходилось изъясняться так, чтобы те, кто мог услышать этот разговор, не уловили смысла. А слушать могли, ох, как могли. И было кому.

– Вот и ладненько, – почти весело ответил Мамонт. – Экспозиция должна быть на высоте. Да, хочешь посмеяться? Представляешь, какое мне, старому тертому калачу тут дерьмо готовят? – он раскатисто рассмеялся. – Генпрокуратура с третьей проверкой нагрянула. Хотят нарыть побольше и «самому» на стол выложить. Чтобы Вонючке задницу прикрыть. Так что, надеюсь, ты понимаешь, насколько мне важна эта ваша экспозиция! А уж благодарным я быть умею, ты это знаешь.

– Конечно, Василий Алексеевич, – Резников покосился на затемненное стекло, отделяющее пассажирский салон от водителя. Оно было плотно закрыто.

8.

Место, около которого взбесился детектор, выглядело так, словно из бокового среза траншеи метрах в трех ниже уровня земли вынули изрядной величины камень. Но ничего похожего рядом не было – только комья рыжеватого суглинка, почерневшие ребра да пара берцовых костей. Кости виднелись повсюду. Отсвечивали желтизной в земле, словно ковш экскаватора прошелся по заброшенному кладбищу. Игорь несколько раз видел подобное. Но тогда кости обычно лежали на одном уровне – на «минус два» вперемешку с остатками сгнивших гробов. А тут только останки – навалом, просто засыпанные грунтом. Массовое захоронение – обычный в смутные времена способ похорон. Либо с санитарными целями – в случаях эпидемий и мора, либо…

Лагода осторожно поддел щепкой свод желтовато отсвечивающего черепа. В кости зияло аккуратное отверстие. Игорь поднял голову, обвел край траншеи взглядом. Должно быть, когда-то на месте вала был ров. На его краю их и ставили: женщин, стариков, детей. Или только мужчин. В зависимости от того, когда и кто это делал. Расстреливали, а потом методично добивали выстрелами в затылок. Кого-то закопали живьем. Раньше тут была глухая московская окраина. Хорошее и спокойное место для грязных дел.

Внутри него все звенело, словно натянутые струны. Слишком сильно, слишком резко.

Ну почему же эти работяги, царствие им небесное, никого не вызвали? Видели же наверняка человеческие останки! Существуют четкие инструкции. Есть же совесть, в конце-концов! А, может, просто не успели? Или решили не тормозить работу и вновь похоронить кости в земле? А то ведь набегут, все разроют как попало, да ещё и памятник какой-нибудь поставят… А им семьи кормить надо, деньги зарабатывать, а не ждать.

– Семеныч от этой дыры в панике, – Диланян поводил своим детектором вдоль среза и досадливо поморщился. Жужжание послышалось отчетливо, а рука немедленно осветилась багровым. – Может он – латентный некросенс? Как думаешь, Игорек, что тут было?

– Да, кто его знает…

Игорь задумчиво смотрел на полость, прикидывая, какого размера тварь могла в ней поместиться. Что это именно тварь, нежить, сомнений не было. Технику не обманешь. Или почти не обманешь, поправился Лагода мысленно, вспомнив старый дом.

– Не только было, да. Мы имеем дело не с остаточным фоном, а с наличием объекта или их группы, – Арам отключил вибросигнал, хищно прищурился и потер руки. – Поохотимся, рыбка моя?

Игорь поднял голову и увидел встревожено заглядывающего в траншею лаборанта. Все, реверансы кончились, и ранимая Митькина психика сразу же отодвинулась на второй план.

– Круглов, ну-ка, спускайся сюда скорее! Кобра, пушку давай, только не урони.

– Знаю, – отмахнулся Коваленко.

Лагода принял из рук Васи нейтрализатор, увесистый параллелепипед, поблескивающий матовыми серыми боками. Раскрыл опоры, вдавил их в землю. Диланян достал из кобуры некрошокер.