Ритм музыки становился все громче, периодически заглушая мелодию. Лезвие ножа стучало и стучало по разделочному столу. Ошметки мяса и сухожилий летели в разные стороны.

Не так страшно встретить бабу с пустым ведром, как мужика с окровавленным ножом, подумала Алиса и проскользнула мимо мясника как можно тише. В конце концов где-то на кухне точно должен быть выход.

На четвереньках проползла под столами, чуть не попалась под ноги мяснику, пока он убирал в холодильник разрезанные курьи тушки.

Точно! Вот что ее напрягло. Она дождалась пока мясник пошел мыть руки и заглянула в металлическую, почти зеркальную дверцу. От туда не нее смотрело старое сморщенное лицо. Она дотронулась до волос, таких же белых как в отражении.

– А ты что здесь делаешь? – низкий голос отвлек ее. – Это же тебя потерял главврач!

Алиса судорожно покачала головой и попыталась отползти, как можно скорее добраться до выхода.

– Мисс Харт, здесь она! Мисс Харт, я нашел! – мясник схватил Алису в охапку. Она отбивалась, но ослабленные временем руки уже не были сильны настолько, чтобы причинить ощутимый вред медведеподобному мужику. Попыталась пнуть, но сил по-прежнему не хватало. И вот она замахнулась снова, что-то внутри хрустнуло и Алиса словно сдулась, поникла.

– Где эта безумная? – вбежала главврач. По обескураженного взгляду Джереми, по тому как бесчувственно свисала голова сестры, она моментально все поняла.

– Неси… – голос дрогнул, но Харт быстро собралась с мыслями. – В комнату ее. Я знаю что сделать, – развернулась и пошла, даже не проверив идет ли мясник следом.

На следующий день во всех местных газетах вышел некролог:

16 ноября 1984 года на 83-ем году жизни скончалась во сне и без мучений любимая сестра и вдохновительница Камилла Харт. Она прожила честную жизнь уважаемого гражданина своей страны. Родные и близкие будут помнить ее как женщину с безграничной фантазией и волей, женщину готовую сделать мир лучше. Покойся с миром.

2018

Колесо Года должно сделать очередной оборот, когда они собираются вместе в Зале Совета. Месяцы садятся за круглый стол, в центре потрескивает огонь. Этот костер – знак жизни и истины, но на сегодня все уже решено. Они переглядываются (одного не хватает).

– Где его носит? – хмурится Жнец, выкладывая серп на стол. Время сбора урожая приближается невероятно быстро, у него все в идеальной готовности.

– Опять опаздывает, – Листопад лениво зевает и отмахивается, когда Травень замечает в его волосах несколько желтых листьев с прошлого года.

– Почему все должны его ждать? – поддакивает Косарь. Его месяц как раз заканчивается, и если Жнец торопится начать, то он – закончить.

– Когда работать не надо, чем еще заняться? А у меня жатва скоро, нет времени засиживаться.

– Вопрос важный, – терпеливо напоминает Сеятель.

– Если бы я тебя сдернул перед посевом, ты бы мне голову оторвал голыми руками.

– Лютый, угомони его, – лениво тянет Мясник, выкладывая небольшой топорик рядом с серпом Жнеца.

– Оба угомонитесь, – величественно тянет статный месяц в длинной шубе. Его дыхание замораживает воздух, и юный Травень старается держаться подальше от смертельного холода. – Одмор скоро прибудет, и начнем.

– Это ты так говоришь потому, что сейчас не зима и тебе не надо морозить народ, – не прекращает жаловаться Косарь.

– Хватит, говорю. Без него все равно не начнем, – хмурится глава стола, и остальные месяцы поддаются его решению.

– Как продвигается подготовка? – Сеятель заводит эту беседу зная, что товарищ не сможет не говорить и это сдержит нетерпение.

– Да смотря где. На востоке дожди могут затопить урожай, на юге солнце палит, еще немного – и пожары. То-то Лютый и Сечень зимой развлекутся, если все зерно погибнет.

– От холода они мрут не потому, что я злой, а потому, что сами не подготовились, – жмет плечами Лютый.

Разговор прерывают бубенцы и свирели, мелодия такая, что невозможно усидеть на месте. Легкая, веселая, от нее в зале становится светлее.

– Одмор? Кажется, он, – прислушивается Жнец и поглядывает на Сеятеля. Тот кивает. Все замолкают, даже Лютый постукивает посохом в ритм.

Он появляется в дверях, сияя восточной помпезностью, блестящая парча в свете огня создает волшебное сияние вокруг всей фигуры. Одмор расслабленно улыбается товарищам и садится на последнее свободное место.

– Ты заставил нас ждать, Одмор, – басит Лютый.

– Проспал, – опоздавший пожимает плечами, с них сыпятся лепестки и блестящие конфетти. – Дневные празднества, ночные гулянья. Весь месяц не спал, а следующий отсыпался.

– Ты – этот месяц! – тычет в него пальцем Жнец.

– Не цепляйся к словам, – отмахивается Одмор, – понял же, о чем я.

– Говори уже, зачем нас собрал, Лютый, и пойду. Мне есть чем заняться, – бурчит Косарь.

Лютый осматривает товарищей, пауза начинает затягиваться, и Пастух нетерпеливо елозит в кресле.

– Тринадцать становится несчастливым числом, – слова легким эхом отражаются от стен.

– И что? – подает голос Сечень.

– Люди начинают думать о плохом, – главный пристально смотрит на товарища, – искать злые знаки. Високосный год для них полон катастроф еще до наступления. Если оставим все как есть, ослабнем.

– Я не верю в это, – легкомысленно смеется Одмор, – это невозможно.

– Потому что тебя все любят? Еще бы, целый месяц праздников. Кути, не спи, обжирайся.

– Ну а что ты предложишь? Убрать Високосный месяц? Чтобы нас двенадцать было? Отправишь кого-то на смерть или возьмешь самоотвод?

– Я самоотвод не возьму. У меня важная задача, урожай абы кто не соберет.

– Мне тоже нельзя, если я не посею, ему собирать нечего будет.

– Я запасаю дрова, – подает голос Сечень.

– У меня скот, – качает головой Пастух.

– И у меня.

– Ага, – грубо поддакивает Мясник.

Одмор осматривает всех сидящих, кто-то изучает столешницу перед собой, кто-то вдруг начинает рассматривать узоры на стенах или ковырять подлокотник кресла. Месяц догадывается, к чему все идет, ведь стоит ему отвернуться, как они глаз не могут отвести от перстней на его пальцах.

– Давайте Лютого уберем, без него вам и запасаться не придется! Будем все вместе развлекаться, а не животы рвать работой.

– Интересные вещи говоришь, Праздник, – хмыкает Лютый, в сторону Одмора по столу ползет морозный узор, в комнате становится холодно, даже осенние месяцы начинают кутаться в одежду. – Разве ж я сдамся так просто?

– Применять силу в Зале Совета! – возмущается Пастух, его легкая одежда не спасает от пробирающего до костей мороза.

– Не испугаешь, – качает головой Одмор. – Даже не смотри так на меня, я же…

– А что ты сделаешь? – Лютый перебивает, смотрит с издевкой. – Блестками меня закидаешь? – Ведет посохом, отзывает холод.

– Так мы ничего не решим, – осторожно намекает Травень.

– Будто я не знаю, что вы уже решили, – Праздник поднимается резко, порывисто. Четыре шага вправо, пять влево. Ходит из стороны в сторону, и только звонкий стук подошв о пол нарушает молчание.

– Нашли наконец причину, да?

– Ты заговоры видишь везде, особенно там, где их нет, – хмурится Сечень, а сам украдкой посматривает то на Лютого, то на Жнеца.

– Я их вижу потому, что вы так себе заговорщики, – фыркает Праздник и продолжает ходить туда-сюда. – Только напомню вам, что никто не знает, кто из нас Високосный.

– Да тут ежу понятно, что ты. От остальных польза хоть какая-то есть.

– Кроме этой компании, которая всех в страхе держит, – кивает на зимние месяцы Одмор.

– Мы часть цикла.

– Каждый из нас часть цикла!

– Что изменится, если тебя не станет? – поднимает брови Жнец.

Неожиданный союз летнего с зимними, раз уж они договорились – такое будет сложно переспорить, решает Праздник. Ком подступает к горлу, но он выдыхает:

– Да люди просто не смогут столько работать без праздников. Вы думаете, я бесполезен, что только и отвлекаю от действительно важных вещей…