Ранняя весна тысяча девятьсот сорок третьего года наступила внезапно. Ещё вчера улицы Москвы утопали в грязно-серых снежных сугробах, как вдруг, выглянувшее из-за туч, мартовское солнце залило их своим ярким светом и сугробы, словно гигантские куски мороженного, стали таять прямо на глазах. По улицам и переулкам потекли ручейки воды, унося с собой все тревоги и невзгоды второй военной зимы, которая, как и первая, принесла не только тысячи новых похоронок, но и судьбоносные военные победы.

Старший майор госбезопасности Судоплатов распахнул настежь окно в своем кабинете и долго стоял у окна, вдыхая свежий и пряный мартовский воздух. Вернувшись к письменному столу, он пододвинул к себе папки с документами и, раскрыв одну из них, начал ее внимательно читать. Стук в дверь оторвал его от этого занятия.

– Войдите! – крикнул Судоплатов.

Дверь приоткрылась и в её проёме показалась широкоплечая фигура майора Николаева. Сделав приглашающий жест рукой, Судоплатов указал ему на, настоящий перед столом, стул. Николаев вошёл в кабинет и, присев нас стул, с возмущением сказал:

– Товарищ старший майор, я вынужден ещё раз обратиться к вам по поводу лейтенанта Сокольникова. Вчера его опять задержал комендантский патруль в пьяном виде. Он устроил дебош и драку в ресторане «Арагви».

Судоплатов нахмурился, встал с кресла и начал в раздумье ходить по кабинету.

– И, что вы предлагаете, товарищ майор? – спросил он, останавливаясь рядом с Николаевым.

Тот быстро взглянул на Судоплатова и затем, опустив глаза, ответил:

– Отстранить его от операции и все дела… Такому человеку доверять нельзя.

Судоплатов поморщился. Затем сел в кресло и, найдя папку, на которой было написано «Сокольников В. В.» раскрыл её. Быстро пролистав хранящиеся в ней документы, он с укором взглянул на Николаева и затем сухо ответил:

– Я не вижу серьезных причин для отстранения лейтенанта Сокольникова от операции.

Лицо майора Николаева вспыхнуло. Он вскочил со стула, но под взглядом Судоплатова опять медленно сел на него. Судоплатов вытащил из личного дела лейтенанта Сокольникова анкету и положил её перед Николаевым.

– Вы, товарищ майор, его анкету читали? – спросил он.

– Читал, товарищ старший майор, – ответил Николаев.

– А графу «родители» читали? – снова спросил Судоплатов.

Майор Николаев понуро кивнул головой.

– Ну, как же вы тогда можете предлагать отстранить лейтенанта Сокольникова от операции! – с возмущением воскликнул Судоплатов. – Его же отец вместе с маршалом Будённым в гражданскую беляков рубил. Отца лейтенанта Сокольникова хорошо знает сам товарищ Сталин.

– Товарищ, старший майор! – ответил, вставая Николаев. – Я не ставлю под сомнение заслуги отца лейтенанта Сокольникова, но в операции будет участвовать не он, а его сын. Мы доверяем ему жизни других людей. Я должен быть уверен в том, что лейтенант Сокольников нас не подведёт. К сожалению, сейчас такой уверенности у меня нет.

– Я всё хорошо понимаю, Владимир Михайлович, – переходя с официального, на дружеский тон сказал Судоплатов. – Я тоже этих паркетных шаркунов не люблю, но сделать ничего не могу. Это приказ наркома Берии. Ему звонил маршал Буденный и просил за лейтенанта Сокольникова. Тот хочет принять участие в какой-нибудь серьёзной операции. В настоящее время он работает адъютантом у замнаркома внутренних дел Кобулова.

– Зачем ему тогда это? – с удивлением спросил Николаев. – О таком тёплом месте многие мечтают.

– Кобулов мне рассказывал… – понизив голос, сказал Судоплатов. – Сокольников хочет орден получить. У других говорит, их вон сколько, а адъютантам редко дают. Вот он и рвётся в бой.

Майор Николаев с мрачноватой усмешкой покачал головой.

– Ордена иногда приходится кровью оплачивать, – с горечью сказал он.

В кабинете Судоплатова надолго повисло молчание. Затем Судоплатов спросил:

– Когда его отправляете?

Взглянув на ручные часы, Николаев ответил:

– Сегодня в двадцать три ноль, ноль…

– Отправляйте! – приказал Николаеву Судоплатов.

Небольшой областной городок Сухиничи на юге Калужской области весной тысяча девятьсот сорок третьего года находился в тылу Западного фронта. Сюда сходились все фронтовые дороги, через которые шло снабжение войск вооружением, горючим и продовольствием. В Сухиничах находился штаб фронта и все фронтовые тыловой службы.

Лейтенант госбезопасности Зося Скавронская приехала сюда, чтобы допросить, захваченного в плен полковника Люфтваффе. Его истребитель был сбит в воздушном бою над Сухиничами. Лётчик выпрыгнул с парашютом и сдался в плен. На допросе он показал, что до войны работал в штабе Люфтваффе в Берлине вместе с обер-лейтенантом Шульце Бойзеном, который был одним из руководителей подпольной организации «Красная капелла» и судьба которого до сих пор была неизвестна наркомату внутренних дел.

Скавронская получила это задание от своего командира – майора Николаева. Она уже полгода, после возвращения из Минска, служила у него в отделе и выполняла у майора обязанности секретаря: печатала на машинке документы, стенографировала допросы пленных и рылась в архивных материалах. На все рапорты об использовании ее на оперативной работе, она получала стандартный ответ, что ее провал повлечёт за собой и немедленный провал майора Ганса Бауэра, за вербовку которого было отдано слишком много жизней. Проходя мимо мемориальной доски, установленной в фойе наркомата, Зося часто останавливалась и читала на ней имена – Марии Ольховской, Николая Сандлера, Мари Осиповой и других людей, которые погибли, чтобы Зося смогла доставить в Москву пакет с документами, полученными от Бауэра. В душе Зося была согласна с этим, но обида за то, что она так рано покинула передовые ряды борцов с фашизмом не давала ей покоя.

Поездка в прифронтовой город, а линия фронта проходила от Сухиничей всего в ста километрах, немного взбодрила её. Она три часа просидела в разведотделе фронта, беседуя с полковником Люфтваффе и когда, наконец, поняла, что о судьбе обер-лейтенанта Шульца Бойзена, тот не имел никакого понятия, наступил вечер. Полковник, начальник отдела предложил ей остаться и переночевать, намекая на щедрый ужин и хорошую компанию. Но Зося, сославшись на срочные дела, поехала обратно в Москву. Теперь она сидела на заднем сидении «Эмки» и просматривала сделанные ею записи. Внезапно машина вздрогнула, словно наткнувшись на какое-то препятствие. Затем остановилась и юзом скатилась в кювет. Зося ударилась головой о стекло и потеряла сознание.

Темная мартовская ночь была на исходе. Над зубчатой стеной леса стали проглядывать первые, ещё робкие солнечные лучи. Звездное небо начало сереть. На кромках облаков появились розоватые блики, и ночная темнота, окутавшая густой еловый лес стала растворяться в, стелющемся по земле, утреннем тумане. Вдруг, царящую в лесной глуши тишину, нарушил еле слышный рокот самолётных двигателей. Рокот всё нарастал, и вскоре на горизонте появилась чёрная точка. Спустя минуту она превратилась в серебристый крестик. Он описал в небе широкую дугу. Затем от него отделился какой-то предмет. Вспыхнул белый купол парашюта, а предмет стал быстро превращаться в фигуру человека.

Парашютист упал в глубокий снег на большой лесной поляне. Купол парашюта понёс его к деревьям, но парашютист сумел загасить купол и, встав на ноги и взвалив себе на плечо парашют, с трудом, проваливаясь по колено в глубокий рыхлый снег, пошёл к лесной опушке. Когда до деревьев осталось всего несколько метров, ему навстречу вышли три человека, одетые в полушубки и шапки ушанки. На груди у них висели автоматы «ППШ». Увидев на шапке одного из них, красную ленточку, парашютист с облегчением сказал: