— Для того, кто говорит, что всё остыло, — прохрипела Йен, когда губы Геральта спустились к подбородку, — ты слишком горяч.

Вместо ответа он обхватил её за талию и одним коротким движением перевернул на спину, нависая сверху, стягивая рубаху через голову.

— Я расскажу тебе о степени моего равнодушия, — прерывисто дыша, откликнулся он, опуская голову, обхватывая её сосок губами, обводя языком, — немного позже.

— Уже предвкушаю этот разговор, — простонала Йен, выгибаясь навстречу его губам, запуская пальцы в его волосы.

Он беззвучно хмыкнул в ложбинку между её грудей, находя второй сосок, пропуская меж пальцев тот, который только что оставил. Йеннифэр тихо постанывала, нетерпеливо поводя бёдрами, приподнимаясь ему навстречу, пытаясь обнять, обвивая его ногами. Рука Геральта перехватила её запястья, заводя над головой и с лёгкостью удерживая, несмотря на слабое сопротивление. Йен возмущённо замычала, встречаясь с насмешливым взглядом. Его губы растянулись в хитрой улыбке, склонившись к её губам, он прошептал:

— Ты так долго заставляла меня ждать…

Его ладонь легла на её живот, слегка сжала, опускаясь ниже, и Йен тихо зарычала, когда, обойдя вниманием пылающий жар её лона, он обвёл внутреннюю сторону бедра, заставляя её ноги раскрыться шире.

— Геральт, — предупреждающе начала она, но тут же всхлипнула громко, отчаянно, когда его палец скользнул внутрь, тут же выходя, обводя каждую складочку. Обратно вернулись уже два пальца, резко, рвано, вызывая короткие, тонкие стоны. Йеннифэр выгибалась, насаживаясь на него, бессвязно шепча, умоляя, угрожая, пока напряжение, разраставшееся внутри, не стало невыносимым. Она застыла, готовясь к первой волне наслаждения, что должна была накрыть со следующим движением, но Геральт вдруг отстранился, сел на колени между её ног. Йен с трудом разлепила веки, фокусируя на нём взгляд, глядя на его тяжело вздымающуюся грудь, на полуоткрытые губы, на полыхающие чёрным глаза.

— Какого… — прохрипела она, облизывая пересохшие губы. Но Геральт не двигался, напряжённо глядя на неё, сжимая и разжимая кулаки, лежавшие на коленях.

— Не смей сейчас останавливаться, — угрожающе прошипела Йеннифэр, подтягиваясь к нему ближе.

— Что случилось, Йен? — шумно дыша, спросил Геральт. — Я не оправдал твоих ожиданий?

— Не смей так со мной поступать! — на выдохе рявкнула Йен, отталкиваясь от кровати локтями и садясь ему на колени. — Только попробуй сейчас уйти, — шепнула она, мазнув губами по его шее, вдавливаясь в его член, скользя по коже штанов. Его ладонь непроизвольно обхватила её талию, прижимая к себе, но в следующее мгновение Геральт вновь опустил руки, не двигаясь, не реагируя на Йеннифэр, осыпавшую мелкими поцелуями и лёгкими укусами его шею и грудь.

— Хочешь сказать, что тебе всё равно? — Она посмотрела на него исподлобья, прикусила губу, в то время как обе её ладони нырнули вниз, обводя выступающие мышцы на животе, отмечая, как они дёрнулись, втягиваясь. Опустив глаза, чтобы Геральт не увидел её улыбку, Йеннифэр принялась развязывать шнуровку, стараясь сделать это как можно медленнее. Подрагивающие от возбуждения пальцы способствовали этому плану, и, когда чёрная кожа распахнулась в стороны, Йен готова была поклясться, что Геральт выдохнул слишком громко.

Её ладонь легла на его член, крепко обхватывая у основания, медленно провела вверх, и в этот раз ей не почудился тихий стон. Йеннифэр поднесла ладонь ко рту, облизывая её и опуская вниз, глядя на Геральта, и когда он едва заметно толкнулся ей в руку, победоносно улыбнулась, прижимаясь грудью к его груди, царапая острыми сосками кожу. С каждым движением вверх она сама приподнималась, целуя его шею, линию челюсти, ключицы. И медленно опускалась, обводя языком его соски. Руки Геральта сжимали колени так сильно, что побелели костяшки.

Жар разгорался, тлея между ног, поднимаясь к животу и выше, обжигая позвоночник. Йеннифэр чувствовала, как ускользает контроль, как животное, дикое, первозданное берёт верх над её разумом. Дыхание срывалось с губ короткими выдохами, только взгляд, словно якорь, ловил жёлтые глаза ведьмака, не дававшие окончательно упасть в пропасть.

Йен почти была готова сдаться, когда руки Геральта взметнулись вверх, сжимая бёдра, приподнимая и насаживая, сразу на всю длину. Её голова запрокинулась, с губ сорвался гортанный стон, а ноги обвили его пояс. Геральт зарычал в её шею, толкаясь глубже, опрокидывая Йеннифэр на спину, вбиваясь в неё резкими рывками. Пожар, полыхавший внутри, охватил все тело, и теперь казалось, будто они оба воспламеняются с каждым новым движением навстречу друг другу. Губы, дыхание, стоны, стук сердца — всё слилось в единое целое.

Скольжение, жар, чужая пульсация глубоко внутри — Йеннифэр растворялась в ощущениях, забыв обо всём на свете. Только его глаза, горящие тёмным пламенем, только его руки, крепко, до синяков сжимавшие бёдра, только его запах — стали, крови, тела… Разум рассыпался на крохотные осколки, заставляя пить воздух рваными, глубокими глотками. Геральт ещё двигался в ней, доходя до пика, когда Йеннифэр, забыв обо всём, раскинула руки, отпустив душу на волю.

Сон пришёл не сразу — не раз и не два дарили они друг другу наслаждение, прежде чем глаза закрылись от усталости, погружая в забвение. Утром, когда Геральт проснулся, в воздухе ещё витал лёгкий аромат сирени, но солома вновь впивалась в тело. Горько усмехнувшись, он повернулся на бок, поморщившись — глубокие царапины на спине отозвались лёгким жжением. Опять ушла. Кто бы сомневался?

— Ты всё ещё спишь?

Дверь распахнулась, на пороге возник возмущённый Лютик. Под его глазом наливался фиолетовым синяк, на одежде зияли свежие прорехи и, кажется, на груди отпечатался след от чужого сапога.

— Я стучал тебе всю ночь! — возмутился он, прижимая лютню и взирая с видом оскорбленной невинности.

— Судя по всему, на твою способность говорить моё молчание не повлияло, — лениво протянул Геральт, потягиваясь.

Лютик прошёл внутрь, потянул носом воздух и подозрительно сощурился.

— Она опять приходила?

— Кто? — невинно поинтересовался Геральт.

— Та, кто заставляет тебя спать голым, — хмыкнул Лютик, оглядывая разбросанную по полу одежду. — Ладно уж, сложу об этом балладу. Вот увидишь, — он предостерегающе поднял палец и погрозил им, — это станет самая развратная баллада на свете!