В это время из Баку позвонил Черняк. Сказал, что послезавтра, в четверг, отправляется в Тбилиси.

— Очень хорошо, — кивнул Ромм. — Я как раз пишу им послание.

— Выволочку устроите?

— Я это письмо отправляю вам. Претензии к ним полностью относятся и к другим закавказским студиям. Вы предварительно прочитайте, потом им отдадите. Каковы успехи в Баку?

— Готовых сценариев мало. А из тех, что есть… Улов предельно скромный.

— Проверяйте тщательно. Безжалостно отвергайте низкопробные. Никаких поблажек — пусть делают настоящие вещи.

— Без аванса авторы идут неохотно.

— Аппетиты?

— В принципе небольшие. Для них главное, что у главка будет заинтересованность в их работе.

— Ладно, — согласился Ромм. — Если убедитесь, что вещь качественная, постараемся разрешить частичную оплату до утверждения комитетом. Так и говорите. Обо всех ваших соображениях срочно сообщайте в Москву…

Став начальником главка и автоматически членом сценарной комиссии министерства, Михаил Ильич много читал. Картина, открывавшаяся его глазам, не радовала. Складывалось впечатление, будто большинство авторов пишут с прохладцей. Все равно на студии сделают прорву изменений, так зачем же выкладываться на полную катушку?!

Как-то ему попался сценарий популярного писателя, написанный тем по мотивам своей же повести. Ромм удивился, прочитав явно ухудшенный вариант. При встрече автор объяснил:

— Для сценария нужно иметь злодея и всякие другие приманки. Поэтому я нарочно подпортил повесть, чтобы она глаже прошла через ваши инстанции.

Что-то в этом хозяйстве требуется менять.

Поговорив с Черняком, Михаил Ильич продолжил писать. Перешел к обзору следующей творческой заявки:

Герои сценария «Ната Шадури» совершают целый ряд странных, бессмысленных, неправдоподобных поступков, однако, по мнению сценарного отдела студии, в сценарии «изумительно написанные типы», а действия героини сценария «правдивы и убеждают зрителя своей логичностью». «Логика» поведения Наты Шадури приблизительно такова: попавши в окружение врага, она снимает с трупа немецкого сержанта обмундирование и, переодевшись в него, проникает в хату, где находится немецкий капитан Каузен, и заявляет этому капитану, что она хочет сотрудничать с немцами. Когда случайно во время разговора Наты с капитаном приводят раненого лейтенанта Бойкова, Ната предлагает поручить ей расстрелять советского лейтенанта, чтобы доказать ее преданность фашистам, после чего та же Ната стреляет в капитана. Этот странный сюжет сценарный отдел студии рассматривает как «убедительные и реальные ситуации». Начальник сценарного отдела пишет, что «сюжет развивается исключительно интересно и полон неожиданностей», он считает также, что типы, выведенные в сценарии, «реальны и поданы красочно». В сопроводительном письме, подписанном начальником сценарного отдела, указано, что сценарий «Ната Шадури» одобрен художественной коллегией студии. Позволю себе усомниться в том, что члены художественной коллегии читали этот сценарий^[35].

Далее Ромм советовал коллегам не давать поблажек авторам низкопробных сценариев, не покровительствовать наспех сделанным вещам. В очередной раз призывал смелее использовать национальный колорит Закавказья. Они же то и дело ориентируются на военные действия, происходящие на Западном фронте.

«После своего назначения начальником главка Ромм не переменился, — свидетельствует драматург Климентий Минц, сосед режиссера по писательскому поселку в Красной Пахре. — Кресло и „вертушка“ не сделали его важным и сановитым. Он по-прежнему не боялся уронить свой авторитет каким-либо сердечным проявлением, искренним признанием или же спорным высказыванием в пылу полемики, так часто возникавшей в свое время на наших бурных кинематографических активах»^[36]. Тот же Минц однажды спросил у Ромма, какой принцип был у него в должности начальника главка.

— Не мешать! — последовал короткий ответ.

Так-то оно так, однако помогать откровенно слабым фильмам, вроде бакинской картины «Одна семья», он тоже не намеревался.

Картину эту сделал Григорий Александров, известный комедиограф, дружок Эйзенштейна. Как многие московские и ленинградские кинематографисты, в октябре 1941 года он, разумеется с женой Любовью Орловой, был эвакуирован в Алма-Ату. Там у супругов почему-то не сложились отношения с коллегами. Поначалу они, как и все ведущие кинематографисты, жили в трехэтажном доме в центре города. Официально он назывался Домом искусств, но в обиходе местные жители прозвали его «лауреатником». В элитном доме Александров и Орлова чувствовали себя не слишком комфортно. Все-таки Григорий Васильевич сейчас не снимал, Любовь Петровна тоже не работала ни в какой картине. Они вели размеренный «дневной» образ жизни, не совпадающий с рваным режимом остальных обитателей «лауреатника». Те уходили в любое время дня и ночи и так же внезапно возвращались, поэтому в доме сутками напролет стоял шум. К тому же супруги не настолько контактные люди, чтобы им нравилось, когда кто-то постоянно заходит, начинает что-то рассказывать о трениях в съемочной группе, жаловаться, искать сочувствия. Или просто — зайдет соседка за щепоткой соли и просидит, болтая, чуть ли не до утра.

^{Рабочий момент съемок фильма «Одна семья»: Л. Орлова, Г. Александров, Х. Меликов}

¹⁹⁴³

^{[Из открытых источников]}

Такие регулярно повторяющиеся ситуации напрягали. Тогда Орлова нанесла несколько визитов к городским руководителям, которые, безусловно, не смогли устоять перед обаянием любимицы миллионов кинозрителей и выделили ей с мужем особнячок. За него даже платить не пришлось.

Подобный жест — это палка о двух концах. Среди киношников сразу послышался шепоток: мол, как же — задирают нос, отделяются от коллектива.

В Алма-Ате Григорий Васильевич болел, не мог избавиться от опостылевшего радикулита. Врачи пришли к выводу, что виной тому климат высокогорья. Хорошо бы больному переехать в более приемлемый регион. Но куда?

В это время в Алма-Ату приехал сотрудник Комитета по делам кинематографии И. М. Маневич.

Во время войны, по вполне понятным причинам, централизованно управлять периферийными студиями стало сложно. Мобильность потеряна, а нужно много ездить. Ромму тоже приходилось часто уезжать далеко от Москвы. Для облегчения работы были сформированы региональные «кусты», действия которых координировали специальные уполномоченные комитета. Маневича назначили уполномоченным по киностудиям Кавказа (Бакинской, Ереванской и Тбилисской). Сейчас он впервые отправлялся в свою «резиденцию», размещенную в столице Грузии.

По пути Иосиф Михайлович заехал в тогдашнюю кинематографическую Мекку — Алма-Ату. Он хотел провести там вербовочную работу. Узнать, у кого из эвакуированных дела складываются не лучшим образом, кто недоволен работой, а кто вообще оказался без таковой. Возможно, таких он уговорит переехать в свою вотчину.

Александров с радостью ухватился за подобное предложение. Он только и мечтал уехать отсюда. Маневич сказал, что на месте изучит состояние киностудий, договорится в республиканских ЦК, чтобы приезжих обеспечили жильем, о результатах сообщит.

Свое обещание уполномоченный сдержал: Григорию Васильевичу предложили стать художественным руководителем Бакинской киностудии, на что тот охотно согласился. В апреле 1942 года Александров и Орлова переехали в Баку.

Здесь царила более тревожная обстановка, нежели в Алма-Ате. Хотя южные рубежи были надежно защищены советскими и английскими войсками, занявшими Иран еще в августе 1941 года, находящихся за Кавказским хребтом немцев привлекали богатые бакинские нефтепромыслы. Поэтому советское командование регулярно отправляло через Каспийское море в столицу Азербайджана вооружение для наших войск. Транспорт конвоировался военными моряками. Они же обороняли Баку от налетов вражеской авиации.