В одном мгновенье видеть вечность,
Огромный мир — в зерне песка,
В единой горсти — бесконечность
И небо — в чашечке цветка.
Придется доказывать правомочность такого способа в сценарии политико-социального фильма. Для этого требуется с особенной тщательностью разработать характер каждого персонажа, показать его типичность в предлагаемых обстоятельствах.
Вернувшись в Москву, переполненные впечатлениями от поездки друзья засели за сценарий. Дело двигалось, уже маячил на горизонте график съемок, когда темпы работы над «Мечтой» притормозило неожиданное событие: в октябре 1940 года пришедший на смену Дукельскому председатель Комитета по делам кинематографии И. Г. Большаков назначил Ромма начальником Главного управления по производству художественных фильмов. Практически своим заместителем.
Экзотическое назначение, хотя и было своего рода признанием авторитета, отнюдь не способствовало собственной творческой работе. Теперь целый день Михаил Ильич проводил в Малом Гнездниковском переулке, 7, в комитете, где занимался нудными бюрократическими делами: готовил документы, письма, составлял планы, координировал работу студий, проводил совещания, принимал посетителей, приходивших, как правило, по поводу всяческих конфликтов. Уставший возвращался домой, часок вздремнет (жена и дочь в это время ходили на цыпочках: тише, папа отдыхает), а там, глядишь, приезжал Габрилович, и они допоздна корпели над сценарием «Мечты», внося туда поправки и дополнения.
Имелись ли у «Мечты» аналоги, тематические предшественники? Сколько угодно. Первое, что приходит в голову, это горьковское «На дне». Обитатели тамошней ночлежки тоже были сломлены жизнью, смирились со своим жалким существованием. Потерпев фиаско, герои многих зарубежных фильмов в поисках лучшей доли уходили по дороге в никуда, не имея радужных перспектив. На этом фоне «Мечта» выглядела, можно сказать, оптимистичней. Некоторые ее персонажи до последнего питали какие-то призрачные иллюзии. Анна же, та вообще достигла заветной цели. Добралась до СССР, устроилась работать на крупном заводе…
После шестилетней проверки чувств Елена Александровна Кузьмина и Михаил Ильич Ромм все-таки расписались
6 ноября 1940
[ГЦМК. Ф. 72. Оп. 1. Д. 14. Л. 1]
Основные натурные съемки проходили в прикарпатском Львове. Город изрядно пострадал во время недолгой польской кампании вермахта и Красной армии. Операторам приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы в кадр с видами мирного экзотического местечка ненароком не врубились какие-нибудь руины.
Раневская и поклонники таланта выдающейся актрисы сокрушались, что ни в одном из фильмов ей не выпало главной роли. Оптимисты в таких случаях протестовали: «А „Мечта“?!»
Нет, по логике вещей, «Мечта» фильм про Ганку, не про мадам Скороход. Фильм должен был стать бенефисом Кузьминой. Просто мощной игрой Фаина Георгиевна оттянула значительную «часть одеяла» на себя.
М. И. Ромм и С. М. Эйзенштейн
[ГЦМК КП-1951/3]
Правда, во время съемок наступил момент, когда Раневская почувствовала неуверенность в своих силах. Она даже пришла к режиссеру домой поплакаться в жилетку. Мол, что же вы делаете, Михаил Ильич, ставите перед актерами невыполнимые задачи. Доколе?!
Конкретно речь шла о сцене в тюрьме, куда Роза Скороход пришла на свидание с арестованным сыном. Она сообщает Лазарю, что заплатила «кому нужно» и он через три дня сможет вернуться домой. Сын наотрез отказывается.
В сценарии этот сложный фрагмент выглядит так:
— Ну хорошо, хорошо, — горестно и примирительно проговорила Роза. — Я все знаю… Да, я скупая, я злая, — вымолвила она, — я завистливая, я мелочная торговка, но я всю жизнь работала для тебя.
— Я это знаю, мама, — мучительно выдавил из себя Лазарь.
— Что ты знаешь? — отчаянно вымолвила она. — Что ты знаешь? Ты ничего не знаешь, белоручка. Посмотри на мои руки: я была прачкой, стирала грязное солдатское белье, мыла полы в общественных уборных, я по месяцам не ела ничего, кроме хлеба… А разве всегда был хлеб? Лазарь! Сын мой! Мальчик мой! Я работала, работала, работала для тебя, все для тебя. Я хотела, чтобы ты учился, чтобы ты стал инженером, умным, чистым, богатым. Я хотела, чтобы ты был счастливым, Лазарь…
— Мама, не мучай меня! — воззвал Лазарь. — Я не могу вернуться. Пойми!
— Ну хорошо, — сказала Роза в тоске. — Тогда объясни мне ты, инженер, зачем пропала моя жизнь? Потому что я не такая грамотная, как ты? Я сама понять этого не могу[33].
И вот однажды вечером, перед съемками этой сцены, Раневская, позвонив домой Михаилу Ильичу, попросила разрешения ненадолго зайти. По голосу чувствовалось, что артистка чем-то встревожена. Кузьмина и Ромм терялись в догадках.
Когда Фаина Георгиевна пришла, вид у нее был донельзя озабоченный, мрачноватый. Устроившись поудобней в кресле и слегка успокоившись, артистка разразилась гневной речью, смысл которой сводился к тому, что она не в состоянии решать нереальные задачи. Ей с такой сценой не справиться. Нужно либо ее переделать, упростить, либо вообще убрать.
Одна из любимых актрис М. И. Ромма Фаина Георгиевна Раневская
1 апреля 1967
[РИА Новости]
После нескольких уточняющих вопросов выяснилась причина возмущения Раневской — оказывается, она не в состоянии сыграть драматический монолог Розы Скороход в тюрьме.
— Почему? — удивился Ромм.
Потому что он слишком хорошо написан. Сыграть его под силу лишь великому трагическому актеру. Она к таковым мастерам себя не причисляет.
Михаил Ильич, посмеиваясь, принялся успокаивать актрису, говорил, что ничего сверхъестественного в этом монологе нет. Сцена вполне ей по плечу. Кузьмина поддержала мужа.
Однако Раневская была неумолима: нет, сыграть этот кусок я не в силах, я опозорюсь, возьмите другую артистку. Или меняйте текст.
Они препирались до тех пор, пока Ромм не начал сердиться, перешел на официальный тон:
— Фаина Георгиевна, дело близится к завершению. Фильм почти готов, а вы хотите, чтобы я переписал центральный монолог!
— Нет. Я просто хочу, чтобы вы показали мне человека, который способен исполнить такой монолог. Или вы сами можете?
— Пожалуйста, — неожиданно согласился Ромм.
Он достал нужную страницу, пробежал текст глазами, сделал паузу, а потом начал читать. И вдруг перед застывшими в ожидании Раневской и Кузьминой предстала усталая, измочаленная горестями пожилая женщина, умоляющая всевышнего, чтобы тот наконец-то послал ей крошечную частичку счастья, которого она так мало видела в жизни.
Ромм читал так проникновенно, так трогательно, что обе слушательницы не могли сдержать слез. А Михаил Ильич, закончив и шутливо раскланиваясь, пригласил женщин на чаепитие. Однако находившаяся под впечатлением от «игры» режиссера Раневская от чая отказалась и поспешила домой: нет, нет, мне это нужно переварить.
На прощание сказала:
— Не знаю, смогу ли я это сыграть. Но теперь, по крайней мере, понимаю, что нужно делать.
Афиша фильма «Мечта»
1940-е
Художник А. Заневский [Из открытых источников]
Отныне уже десятки лет зрители могут убедиться в том, что Раневская с честью справилась с этой непростой сценой. Михаил Ильич со снайперской точностью выбирал артистов на роли. Чаще страдал от переизбытка претендентов, чем от недостатка. Иногда вставал перед дилеммой, кого выбрать. Любил работать с проверенными людьми. Постепенно сложилась своя команда — оператор Борис Волчек, помощник оператора Эра Савельева, директор Николай Привезенцев. Появились и «свои» артисты (не говоря уж о Кузьминой). Очень нравился Ромму Василий Васильевич Ванин, блестяще игравший в обоих фильмах ленинианы. Режиссер хотел, чтобы тот сыграл в «Мечте» пана Комаровского — жениха из брачной газеты, сноба, пускающего пыль в глаза. Ванин тоже хотел играть. Репетиции и пробы прошли великолепно. Однако, что бы ни делал Василий Васильевич, при всей виртуозности его актерского мастерства, за версту было видно, что это русский человек. Ни в коем случае не поляк, хоть ты тресни.
