Дарья Канд
Ведьмы горят на рассвете
Произведение является художественным вымыслом, созданным исключительно в развлекательных целях. Упоминаемые сцены насилия не предназначены для лиц младше 18 лет.
* * *
Посвящается каждому, кто
в поисках границы между светом и тьмой
обнаружил, что границ не существует…
(утерянная страница)
Крошка, крошка,
Ты спишь?
Приходи к реке,
Приходи при луне;
Иди шагами тихими, —
Мы играем с мёртвыми.
Крошка, крошка,
Ты видишь то, что и я?
Река тиха,
Река быстра,
Мёртвые надеются перейти её зря.
Река – наша кровь,
Огонь, прах и печаль;
Испепелит твои тайны, подарит злую вуаль.
Крошка, крошка,
Ты, что же…
Думаешь, мне твоей гибели жаль?
(утерянная страница гримуара «Серебряный мак»,
автор неизвестен)
Эпилог – вместо пролога
Огонь исчез, и теперь вокруг лишь тьма.
Я всё ещё помню едкий дым, просачивающийся в лёгкие, помню кольцо пламени, чьи языки угрожали слизнуть мою кожу. Мир вокруг горел, а боль сводила с ума. И единственный, кто мог мне помочь, кто мог спасти, лишь наблюдал – без тени сомнения, без сожаления.
Огня больше нет.
Конец.
Тьма.
Смерть.
Пугает меня, однако, вовсе не смерть, а то, что скрывается в её мраке: ложь, на которой я построила свою жизнь. «Люди не хотят понимать, – сказала как-то мама. – Они замечают твои недостатки, потому что так им проще оправдать свои собственные. Если хочешь быть счастливой, веди себя тихо, мой ангелок. Не сражайся в чужой войне». И я пыталась, честно пыталась. Я улыбалась и притворялась, и жила жизнью человека, которого хотели видеть во мне другие. Пока не потеряла себя. Пока больше уже не могла вести себя тихо.
«Яра…»
Моё тело – прах, душа – тьма, страхи – проклятие. В конце концов от себя не убежать даже в могилу.
«Яра…»
И вот всё, что у меня осталось: воспоминания. Тьма, шепчущая и рокочущая, как безлунная ночь в лесу. Знающая обо всех моих обидах и печалях. Преследующая словно голодный хищник, зовущая по имени… Помоги мне!
«Слишком поздно, Яра. Таков был твой выбор. Такова участь ведьм – они горят».
Пожалуйста!
«Твой выбор, твоя ложь, твоя смерть…»
Часть I
«Яд», – говорят они.
«Магия», – называем мы.
«Сказания света»
1. Ярослава
Когда ты мертва, ничего не меняется. И всё же… что-то для меня изменилось.
– Очнись.
Тьма отступает, и свежий воздух щекочет нос. Этот воздух пахнет недавним дождём и гнилыми листьями, но я боюсь открыть глаза, чтобы выяснить, откуда он взялся. А что, если это ещё одно воспоминание? Или, хуже, галлюцинация? Что, если я всё ещё в том огне, и как только открою глаза, пламя продолжит сдирать с меня заживо кожу? Боль заставляет нас воображать жуткие вещи – так и начинается безумие.
Однако даже после вечности в забвении моя надежда сумела каким-то чудом уцелеть. Я хочу жить. «Безумно». Хочу снова увидеть звёзды своими глазами, почувствовать прикосновение чужого тепла на коже, ощутить вкус кислых яблок на языке…
– Всё ещё мертва?
– Ненадолго.
Словно живая тень за моими закрытыми веками, кто-то склоняется надо мной.
– Ну же, девчонка, ты должна очнуться, – говорит он, осторожно, будто сам боится поверить своим словам. – Я тебе доверяю. – С прикосновением холодного металла что-то рвётся у рук. «Верёвки. Он разрезал верёвки». Но почему? И зачем я вообще была связана?
Прихожу в сознание медленно, вяло, сумбурно, точно пробуждаясь от долгого сна. Нет ни страха, ни радости, лишь пустота в разуме, где ещё недавно всё кутал извечный потусторонний сумрак. Снова ощущать тело странно, будто оно и не моё вовсе и держит мою душу в тисках, но это в то же время и успокаивает: тело защищает меня от смерти, от тьмы, а это хорошо. Чувствую, как мёрзнут пальцы, а сердце стучит аритмично, силится приспособиться к спутанным мыслям. «Хо-ро-шо».
В первую секунду, когда я наконец осмеливаюсь приподнять веки, это всё-таки до отчаяния похоже на очередной кошмар. По-прежнему черным-черно… Однако потом зрение фокусируется, и я различаю силуэт молодого человека, сидящего рядом. Выглядывающая из-за туч луна освещает его уставшее лицо и впалые щеки. «Я тебе доверяю», – сказал он.
Лжец.
Я выхватываю нож у него из рук, без предупреждения, резко и грозно как могу с неслушающимися, замёрзшими руками, садясь на сырой земле и поджимая ноги, чтобы броситься прочь при первой же опасности – скорее привычка, чем осознанное решение. Тем не менее он даже не хмурится, когда лезвие указывает на него. Не впечатлён моей проворностью? Или знает меня? Но сама я не узнаю ни его взъерошенные тёмные волосы, ни самоуверенно поджатые губы.
– Твою ж…
– Живая!
Вздрагиваю. Подняв голову, понимаю, что рядом стоят ещё двое – другой парень и девушка; ночь скрывает их черты, однако оба таращатся на меня как на призрака. «Я призрак?»
Воспользовавшись моментом замешательства, мой воскреситель дёргает меня за руку, нож падает, и он подхватывает тот до того, как у меня есть шанс отреагировать. Я снова оказываюсь беззащитна, и хочется закричать. Но не потому, что мне страшно, нет. Всё ещё наблюдая за происходящим как сквозь лениво развеивающийся туман, играющий с моим разумом, я внезапно осознаю, что дрожу – не от страха и холода, а от возрождающегося на месте пустоты в душе воодушевления. Я так давно ничего не чувствовала, ни рук, ни дыхания, ни свежести ночного ветра… хочется закричать потому, что могу. Потому, что жива.
«Но как?» – пытаясь найти ответ, мой взгляд пробегает по округе и натыкается на покосившиеся кресты и могильные плиты, окутанные фантомными, серыми оттенками ночи. Вокруг царит покой, какого в мире мёртвых мне и не снилось. «Кладбище». Но ведь я помню дом в огне, обращающиеся в пепел книги, горький дым… Я сгорела! От меня ничего не должно было остаться. Как моё тело уцелело?
Что-то не так.
Голова тяжёлая, а на языке неприятный привкус. Лекарство? Кровь? Желчь? И словно чужеродный механизм, руки и правда отвечают на мысленные команды с короткой задержкой, когда я потираю заледеневшими пальцами плечи. Такое обыденное движение, однако мурашки, бегущие под тонкой блузкой по рукам, окончательно убеждают, что мне всё это не чудится.
Он интерпретирует мою дрожь неправильно.
– Вы её пугаете, – говорит воскреситель своим друзьям. – Дайте нам с ней поговорить наедине.
– А ты её не пугаешь? – нервно возражает девушка.
– Я всё ей объясню.
– Но…
– Лаверна. – Его голос звучит тихо, но непреклонно. Люди используют подобный тон, лишь когда знают, что их не ослушаются.
И Лаверна слушается. Нехотя. Её взгляд мечется между ним и мной в нерешительности, а потом она молча морщит нос. Спустя несколько секунд всё-таки разворачивается и уходит прочь, в сторону автомобиля, припаркованного за железными воротами, может, расстроившись или разозлившись, или разочаровавшись, – или всё сразу? Парень, однако, никуда не спешит.
С немым вопросом воскреситель поднимает на него глаза.
– Я не оставлю тебя с ней одного, Мир, – говорит ему друг. – А если она снова попытается на тебя напасть?
