— С майором Полгрейвом? Что вы, отнюдь.

— Он столько интересного всегда рассказывал.

— Жуткий зануда, — раздался голос мистера Рейфила, — к тому же полный кретин. Он бы не помер, если б следил за собой, как следует.

— О, пойдемте же, мистер Рейфил! — сказала мисс Уолтерс.

— Я знаю, о чем я говорю. Если вы следите за своим здоровьем, как нужно, с вами будет все в порядке. Посмотрите на меня. Врачи меня давно схоронили. Ладно, сказал я, теперь-то уж я сам о себе позабочусь. И, вот, пожалуйста!

Он гордо посмотрел вокруг.

И, в самом деле, казалось ошибкой, что он все еще здесь.

— У бедняги майора была гипертония, — сказала Уолтерс Эстер.

— Чушь, — ответил мистер Рейфил.

— Но это так, — с неожиданной твердостью заявила Эвелин Хиллингдон.

— Кто это вам сказал? — спросил мистер Рейфил. — Он что, вам сам признался?

— Нет, кто-то еще.

— Но у него было такое красное лицо, — поспособствовала мисс Марпл.

— Ничего не значит, — возразил Рейфил. — У него не было гипертонии, он сам мне об этом говорил.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила миссис Уолтерс.— То есть, я имею в виду, никто не может утверждать точно, что у него этого нет.

— А я что, не могу? Я сказал ему, когда он основательно натрескался и пуншем заодно накачался: «Вы должны соблюдать диету и ограничить выпивку. В ваши годы нужно подумать о давлении», а он мне ответил, что ему незачем осторожничать и для его возраста оно у него отменное.

— Но ведь, по-моему, он принимал какое-то лекарство, — сказала мисс Марпл, вклинившись в разговор. — Оно называлось… что-то вроде «безмятежного».

— А я сказала бы, — опять вступила в беседу Эвелин Хиллингдон, — что ему просто хотелось надеяться, что с ним никогда ничего не случится. По-моему, он принадлежал к тем людям, которые боятся болезней и всегда отрицают их у себя.

— Вся беда в том, — властно заявил мистер Рейфил, — что все обожают копаться в чужих болезнях и думают, что всякий, кому за пятьдесят, окочурится от гипертонии, от инфаркта или еще от чего-нибудь — чушь собачья! Если мужчина говорит, что у него все в норме, я думаю, так оно и есть. Человек должен знать все о своем здоровье. Который час? Без четверти двенадцать? Мне давно пора окунуться. Эстер, почему вы всегда забываете о таких вещах?

Миссис Уолтерс не выразила протеста. Она встала, затем ловко помогла подняться мистеру Рейфилу и, бережно его поддерживая, спустилась с ним к воде. Вместе они вошли в море.

Сеньора де Каспеаро прошептала, открыв глаза:

— Как омерзительны старики! О, как они отвратительны! Их всех нужно перебить в сорок, или в тридцать пять лет, было бы лучше. Так?

На пляж спускались Эдвард Хиллингдон и Грегори Дайсон. Песок хрустел у них под ногами.

— Ну и как водичка, Эвелин?

— Все такая же.

— И ничего новенького? А где Лаки?

— Не знаю, — сказала Эвелин.

И опять мисс Марпл посмотрела на нее в раздумье.

— Ну, а сейчас я покажу вам кита, — сказал Грегори.

Он сбросил свою пеструю рубашку-бермудку. Сопя и пыхтя, он с шумом ворвался в воду и быстро поплыл кролем.

Эдвард Хиллингдон уселся рядом с женой и спросил:

— Еще пойдешь?

Она улыбнулась, надела шапочку, и вместе они как-то совсем неприметно спустились к морю.

Сеньора де Каспеаро снова открыла глаза.

— Я думала вначале, эти двое проводят здесь медовый месяц, он так ею очарован, но я слышу, они женаты восемь-девять лет. Это невероятно, правильно?

— Куда же делась миссис Дайсон? — спросила мисс Марпл.

— Эта Лаки? Где-нибудь с мужчиной.

— Вы… вы так думаете?

— Несомненно, — заявила сеньора де Каспеаро. — Она такой тип. Она уже не так молода. Ее муж — его глаза уже рыскают. Он ищет женщину — здесь, там. Все время. Я знаю.

— Да, — сказала мисс Марпл. — Я и не сомневаюсь, что вы должны это знать.

Изумленная сеньора де Каспеаро стрельнула по ней глазами. Было ясно, что чего-чего, а этого она никак не ожидала.

А мисс Марпл, как и полагалось, смотрела на волны с выражением невинной смиренности.

*  *  *

— Могу я поговорить с вами, мэм?

— Да, конечно, — ответила Молли. Она сидела за конторкой у себя в кладовой.

Виктория Джонсон, высокая и гибкая, в белой униформе прошла внутрь и с таинственным выражением прикрыла за собой дверь.

— Я хочу вам сказать кое-что, если можно, миссис Кендал.

— Да, я слушаю. Что-нибудь случилось?

— Еще не знаю. Не уверена. Это про того старого джентльмена, что умер. Про майора. Он умер во сне.

— Да, да, ну и что?

— Там, в его комнате был пузырек с таблетками. Доктор… Он еще меня про них спрашивал.

— Ну?

— Доктор мне сказал: «Дайте мне посмотреть, что у него было на полке в ванной», и он все осмотрел, вы знаете. Он видел, что там был зубной порошок и таблетки от несварения, и аспирин, и потом эти самые таблетки в пузырьке — «безмятежные».

— Ну? — опять повторила Молли.

— И доктор все их обсмотрел и, кажется, был довольный, и покивал головой. Я их никогда раньше не видела. Другие, да. И зубной порошок, и аспирин, и лосьон после бритья, и все остальное, но этих таблеток, «безмятежных», я раньше никогда не замечала.

— Значит, ты думаешь… — Молли была в замешательстве.

— Я не знаю, что подумать, — сказала Виктория. — Я просто думаю, что это неладно и что я лучше вам скажу. А вы, может, скажете доктору? Может, это имеет значение. Может, кто-нибудь положил туда эти таблетки, чтобы он их принимал и помер.

— О, я не думаю, это слишком невероятно, — воскликнула Молли.

Виктория покачала темной головой.

— Никогда не знаешь. Люди делают эти ужасные вещи.

Молли посмотрела в окно. Все вокруг казалось садом радостей земных. Это солнце, это море, коралловый риф, музыка и танцы — это был настоящий рай. Но даже рай был омрачен явлением змея: «ужасные вещи» — как ненавистны были ей эти слова.

— Я все выясню, Виктория, — сказала она резко. — Не волнуйся. И ради всего, придержи пока язык.

Как только Виктория с неохотой вышла, сразу же зашел Тим Кендал.

— Что-нибудь стряслось, Молли?

Она замялась, но, решив, что Виктория может добраться и до него, рассказала, о чем они говорили с девушкой.

— Черт знает что такое там было в этих пилюлях?

— Ну, Тим, я и сама не знаю. Доктор Робертсон, когда приходил, сказал, что они что-то делают с кровяным давлением, по-моему.

— Ну, значит, все должно быть в порядке, верно? Я хочу сказать, что раз у него было повышенное давление, то он должен был чем-то лечиться, так я понимаю? Все лечатся. И он не исключение.

— Да, — согласилась Молли в замешательстве, — но мне кажется, Виктория думает, что он мог отправиться на тот свет после одной такой пилюли.

— Но, любовь моя, это попахивает мелодрамой. Ты хочешь сказать, что кто-то мог заменить его таблетки от давления на какие-то другие, и он ими отравился?

— Это выглядит абсурдно, — виновато сказала Молли, — когда ты говоришь вот так, но, по-моему, именно это думает Виктория.

— Какая глупая девка! Мы можем спросить у доктора Грэма. Я думаю, он-то знает. Но это на самом деле такая чепуха, что стыдно ему надоедать.

— Я тоже так думаю.

— Но с чего девчонка взяла, что кто-то мог заменить таблетки? Ты хотела сказать, что в этот самый пузырек положили что-то другое?

— Я и сама толком не поняла, — замялась Молли. — Виктории показалось, что она впервые видела этот пузырек с «безмятежными».

— Ну, это уже полная чушь, — сказал Тим Кендал. — Он их все время принимал, чтобы снизить давление, — весело отделавшись, он пошел совещаться с метрдотелем Фернандо.

Но Молли не могла так легко успокоиться. Когда с ленчем в ресторане было покончено, она сказала мужу:

— Тим, я вот что думаю: если Виктория об этом говорит, нам нужно спросить у кого-нибудь.

— Но, девочка моя, ведь и Робертсон, и все остальные здесь были, все, что им надо, осмотрели и все давно выяснили.