Два благородных мужа могли говорить здесь свободно – если случайные свидетели и фланировали поблизости, то мало ими интересовались. Неслучайные же надрываться не станут – в конце концов, царевич избрал компанией главу их собственного ведомства.
Едва царапнув по воздуху, Диего возвел тонкую ткань приглушающего купола – полная тишина стала бы чересчур подозрительна.
Флавий искривил губу с досадой, отвернулся и устроился локтями на чугунных перилах, покрытых мелкой вечерней моросью.
– Пытаешься отвлечь меня завистью? – Произнес он почти ядовито. – Туше! По части магии я снова младенец рядом с кем-то вроде тебя.
Диего присел, оборотясь к надоевшей реке спиною. Он в самом деле не слишком рвался отвечать на вопросы оружничего, но рано или поздно им предстояло поговорить.
– Ты стал мнительным, – вывел магистр, не ощущая за собою никакой вины.
– Холод снятых браслетов я чую до сих пор, – сказал Флавий, с мрачностью приструнив новую привычку то и дело проверять запястье, после чего творить любое маленькое бессмысленное чародейство.
Магистра Алвини, прошедшего войну и несущего теперь бремя иной борьбы внутри столицы, это замечание не слишком проняло.
– Каждому зрелому магу найдется, что вспомнить, – заметил он тем небрежным тоном, который допускали только годы прошлой дружбы.
Приказных глав до сей поры роднило многое.
В первую очередь – общая бабушка, ибо жена императора и матушка магистра приходились друг другу родными сестрами.
Кроме того, двоюродные Флавий и Диего оказались достаточно близки по духу и возрасту, чтобы расти бок о бок, а после – нести военную службу в одном полку, хотя и в разных магических пятерках. Повинность их пришлась на время бессчетной тассирской кампании – соседу не давал покоя выход Ладии к южному морю. Такое стечение обстоятельств юноши сочли большой удачей и пуще всего мечтали о настоящей битве. Было сложено не менее десятка схем и комбинаций, применением которых смельчаки надежно сотрут неприятеля в труху и доберутся сначала до вражьих магов, а после – и до самой их столицы.
Братьев разлучило первое же сражение, незабвенный крах у реки Парье. Высокородный новобранец Флавий ставил арбалетчикам щиты с холма на безопасной дальней линии, но роковую пятерку, как поминал Алессан, обошли ущельем по левому флангу и взяли с тыла. Царевичу тогда повезло оказаться одним из двоих выживших.
Второго опытного мага выкупили из плена дорого и быстро. Флавия же… О, ему тассирский владыка радовался, как родному сыну – императорского отпрыска куда отраднее держать почетным заложником. Двадцать с лишним фантастических лет. В комфорте, сытости и праздности, но – с блокирующими чары браслетами.
Ирония была в том, что незадолго до битвы Флавий успел тайком жениться.
– Где Леонора? – Повторил его высочество, вжимая в ладони облезшую краску перил. – У нее имелся твой адрес на случай нужды.
Понимая, что война непредсказуема, а ворота дворца пред Леонорой не распахнутся, Флавий нашептал ей на ухо расположение усадьбы влиятельной семьи Алвини, которое она, смеясь от щекотки, все-таки сумела безукоризненно записать на какой-то синей карточке. Самого Диего она видела лишь в утро венчания, и большого понимания меж ними не возникло.
– Я не знаю, – безразлично отозвался магистр.
– Ложь, – декларировал Флавий уже с негодованием.
– Очень возможно, что ее нет среди живых, – продолжил Диего, не меняя ни позы, ни ровного тона.
– Снова ложь! – повысил голос оружничий, отрываясь от перил и выпрямляясь.
Главу Земского приказа горячкою было не устрашить, посему его высочество мог выпрямляться сколько ему угодно.
– Леонора обратилась ко мне единственный раз и с неясной тяжелой хворью, – пояснил он. – Минуло два года, она действительно могла покинуть бренный мир.
"Больно?" – прислушался внутренний Флавий, но ничего не почувствовал.
– Ты ей не помог, – обвинил он тем не менее.
– Вылечить не сумел, а деньги она не взяла, – согласился магистр. – Отказалась даже сообщить место проживания, хотя я готов был держать ее в курсе твоих новостей. Надо думать, у нее давно уже была новая семья. При столь длительном отсутствии супруга легко признать брак утратившим каноническую силу.
Флавий с горечью отметил, что от прежней общности с кузеном остались неразличимые крохи. Сообщать Леоноре вести о муже тот считал уже особой милостью.
– Как будто тебе составило сложность ее обнаружить, – укорил он с гаснущим пылом и снова занял взор игрой света на темной воде.
– Я не пытался, – кивнул Диего без малейшей вины. – И никогда не скрывал, что категорически не приемлю вашу детскую безалаберность. Сколько вы были знакомы? Месяц? Ты хотя бы помнишь ее лицо?
Флавий помнил его плохо.
Молодая девушка из приморской усадьбы близ опасной границы. Сирота, живущая у родственников – неплохих людей, но очевидно не давших ей того, что она встретила в сияющем взоре влюбленного юноши, сбегавшего по вечерам из квартированного неподалеку отряда.
Свое имя он сообщил ей не сразу. Провинциальная девица и без того была искренне увлечена магом в имперской форме, но весть о его статусе, несомненно, ослепила ее окончательно. Упоенные возникшим чувством, они в краткое время уместили все – ее скрипку на закате, его первые стихи под июльской луной, пылкое объяснение и клятвы вечной любви. Диего был в бешенстве, когда Флавий объявил другу о намерении тайно венчаться. Разумные советы хотя бы повременить и проверить свои чувства разлукой свободно вылетали у его высочества из другого уха. "Война, – романтически вздыхал тот, – завтра может не наступить".
Венчание третьего монаршего сына свершилось в шатровой церквушке простым иереем, а свидетелем помимо Диего зачли басовитого старого певчего. Еще две седмицы женатый Флавий обитал в эфирах, пока Диего, негодуя, заметал следы: чаровал записи приходского отчета. Ежегодно списки состоявшихся таинств переправлялись в столичные архивы. Необходимо было до времени скрыть строку о союзе рабов Божиих Флавия Терини и Леоноры Талео, при этом позволить словам проявиться позже, когда книга отправится на дальнюю полку хранилища – иначе не доказать брака в будущем.
В начале августа армию бросили дальше на юг.
Память Флавия прилежно хранила звездные ночи, неземную музыку Леоноры и запах ее волос. Лицо – выплывало минутами и снова терялось в круговороте прошедших лет.
– Не помню, – признался он.
– Только не рассказывай, что "пронес любовь через все преграды", – поморщился Диего, почуяв слабину в собеседнике.
– Любовь? Едва ли, – вновь согласился Флавий, как будто готовый признать нелепую ошибку юности, но вместо этого продолжил глухо. – Знаешь, сколько раз меня сговаривали снять крест или просто жениться? У них там одних только принцесс отдельный дворец. Туманно обещали снять браслеты, если родится сын, внук обоих владык. Я бы поддался! Лет через десять блокировки чар я уже не думал о своем долге перед отцом или страной – государство переживет, я даже не наследник, маг и воин тоже так себе, пал в первой же битве. Меня держала только ответственность за женщину, судьбу которой, вероятно, я сломал. Помнит ли меня она и что сохранила от нашей скороспелой влюбленности – это вторично. Я знал: пока в Ладии у меня есть венчанная жена, тассирцем я не стану.
Диего не пытался делать понимающий вид. Двадцать два года с даром слышать магию, но не использовать ее – конечно, он не сможет этого представить. Однако, для сочувствия его высочество пусть ищет собутыльников – а Диего останется тем, кто тащит его из трясины.
Трясина была довольно мерзкого толка – справедливые подозрения имперского двора. Что бы сейчас ни изливал царевич о своей верности – захваченный еще зеленым юнцом, он провел в чертогах Тассира уже большую часть своей жизни.
Сколько попыток выкупить или обменять пленника было встречено витиеватым насмешливым отказом! Что-де солнце закатится, если Тассир лишится счастья лицезреть этого достойнейшего из сынов Максимилиана (Солнцем смуглые южане величали Флавия и в глаза – за цвет волос и кожи).