Он так и не сумел взять в толк, почему аристократы согласились.
Оценив масштаб намеченного действа, кумушки велели вытащить все раздобытые по соседям столы и лавки на маленькую Кошачью площадь за квартал от Кленовой улицы. Почетные места определили за столом отдельным, но размещенным по центру возле молодой семьи, покуда остальные протянулись по бокам рваной подковою. Перед этим царством сытости сколотили дощатый помост, укрывший земляные кочки – ради веселой дроби танца тетушке не жаль было разобрать и старой сараюшки.
Гости разместились сообразно возрасту: молодежь все больше водила хороводы, а гости постарше мест почти не покидали: ели, пили и любовались ладными подросшими детьми. Праздник был устроен от души.
Однако, мир лежит во зле – память людей чаще увековечивает не созидания, а разрушения, наподобие поджога древнего идольского капища.
Говоря попросту, до самого вечера собравшиеся обсуждали не столько триумф чистой любви, сколько семнадцать ограблений знатных домов, лишивших столицу покоя минувшей ночью.
Семнадцать! Итирсис – город крупный, но даже для него цифра гремела ужасающе. Какие устои пошатнулись, что злодеи смогли обойти охранные артефакты, при том устроенные по схемам, друг от друга разнящимся?
Пострадали весьма состоятельные хозяева, и такая несправедливость особенно возмутила простых горожан. Еще бы: окажись хоть одна жертва как-то поближе – уж они бы вызнали все стоящие детали. Богачи же сомкнули уста, и даже бывалые кухарки не сумели разжиться фактами – распространение сведений было вмиг табуировано свыше.
Впрочем, слухов набралось предостаточно, и множились они в обычной своей прогрессии. За взрослыми столами тосты и щедровки для молодых скоро затмились трактовками краж самыми безумными, от участия в деле мифических домовых до изощренных поползновений извечного южного врага.
Только молодцы и девицы, разгоряченные собственной юностью и тостами с верою в счастье, не сходили с гулкого дощатого помоста. Затеяли шуточные попевки: группу музыкантов с кугиклами да зычными жалейками линии танцующих обступили наподобие лучей и двигались посолонь, перекликиваясь бойкими куплетами.
Кинри, может быть, и смутился бы такой веселости, но сияние невесты рядом с ним затмило его разум, и он в изумлении нашел себя уже полчаса кружащим в одной из линий.
Лея, стоя вблизи настила, долго наблюдала за дробным "горохом" деревянных подошв и многоцветием лент, провожавших закатное солнце. Музыка лилась бесхитростная, но мало кого могла оставить в равнодушии. Магичка вполне удерживала себя от пристукивания ножкой, но легкое качание головкой в такт, подумав, себе дозволила.
Она не мнила себя частью общего веселья, но и пропустить столь заметное событие не могла. Если бы кто вопросил ее о причине, она, пожалуй, сослалась бы на ощущение некоторой ответственности за собравшихся. Иногда она ловила себя на вполне материнской заботе, почти забывая, что многие из горожан старше ее втрое или впятеро. Едва ли верно возлагать себе на плечи подобный долг, но когда тебе шестнадцать и ты имеешь силу раскидать всю толпу одним щитом, искушение поиграть в покровительство трудноодолимо.
Кроме того, сегодня здесь плескалось заразительное счастье.
– Соединение двух сердец! Что может больше тронуть пару, которой это благо суждено лишь спустя пару лет взросления! – пафосный тенор изжил ее благодушие. Лея с трудом удержала вздох, скрывая свое настроение. Алессан с отрадою принимал как восхищение по случаю своего прихода, так и сокрушение – лишь равнодушие встречалось им с обидой.
– Алессан Диегович! Ваше внимание к свадьбе аптекаря ставит меня в тупик, – магичка постаралась отозваться со всем стылым великосветским бесчувствием.
– Я умею изыскивать приятности в любой обстановке, – заверил незваный гость, становясь возле нее и не слишком-то взирая на воспетый им союз.
– Разве вам не нужно иногда учиться? – теперь Лея выразила некоторое участие. – У юных магов, столько тягот! Как вы успеваете уделять столько внимания нашим встречам?
Она знала, о чем говорит: чары и военное искусство, история и риторика, фехтование и верховая езда – лишь краткий перечень предметов, составляющие взращение государственных умов, а также их тел, принужденных прежде пройти горнило военной службы.
Алессан рассмеялся как человек, слышавший о всякой "тяготе" только издали.
– Польщен, что вы радеете о моем образовании, дорогая невеста.
Иронизировать он мог уверенно – ночные штудии над книгами были великою тайной, а чары, маскирующие круги под глазами, пока еще его не подводили. Ах, юность! Ты позволяешь проворачивать с бдением до утра такие фокусы, в которые самим с натяжкой поверится через дюжину лет и пару детей.
Однако, причина мозолить глаза девице у Алессана на сей раз была самая серьезная: маг неподдельно за нее беспокоился. Туманной неясностью отдавали происшествия этой ночи, а значит, и днем ожидать можно было всякого. Лея – сильная ученица, но всеобщая любовь сделала ее непростительно беспечной относительно своей сохранности.
Маг находился на площади уже давно, но сообщать об этом невесте, конечно, не было резона. Он вообще предпочел бы балагурить на совершенно иные темы, но магичка, зараженная общим любопытством, спросила с деланой небрежностью:
– Вы, конечно, обладаете куда большей полнотою сведений?
Внутренний Алессан отметил, что Лея как будто заодно прощупывает степень своей над ним власти и с похвалою вывел, что таковая отсутствует. Не смотря на странную злость по поводу ее побега и ревность к новому обществу, никакая нежная страсть его разум не затмила.
– Если и так, Лея Сальвадоровна, то лишь потому, что своему языку я хозяин, – проговорил он с большим для себя удовольствием.
Вообще-то Диего Бернардович Алвини, уже пять лет глава Земского приказа, не то чтобы часто советовался с наследником по секретным служебным делам, но, по крайней мере, отсекал слухи совсем уж бестолковые. Он счел допустимым предупредить Алессана, что инцидентов произошло даже несколько больше озвученного числа и что едва ли это были кражи ради кражи. Следует быть готовыми ко внезапным продолжениям и держать свое чуткое магическое ухо востро.
– Так я и думала, – кивнула магичка, впрочем, понимая, что ход использует крайне дешевый. Юноша ожидаемо не бросился доказывать свою осведомленность.
– Версию домовых следствие не рассматривает, – все-таки приоткрыл он завесу тайны, чуть склоняясь к ее ушку, и добавил уже серьезнее, – ваш дом не пострадал.
Лея кивнула еще раз, уже с благодарностью. Ее отец не мог стать жертвой грабителей – тут она могла жарко поспорить с кем угодно – но в глубине души все равно тлел огонек беспокойства.
– Диего Бернардовича ждут сложные дни, – сочувственно добавила она, поддерживая переход на тон искренний. – Держитесь.
Отец Алессана действительно покинул усадьбу еще ночью и заглянул затем лишь для скоротечного завтрака. Юноша подумал даже предложить помочь и ему скрыть отметки бессонной ночи под глазами, но не осмелился шутить с магистром Алвини, пребывавшим в таком напряжении.
– Благодарю, – Алессан принимал заботу сложно, и потому быстро, даже с натугой, перешел на привычный окрас речи: – Должно быть, и ваши вечера оказались непросты, моя нареченная?
– Отчего? – вырвалось у Леи прежде, чем она успела поймать себя за язык и разочаровать собеседника незаданным вопросом.
– Как же! – замурлыкал тот. – Свадьба наверняка потребовала приготовления трех-четырех бочек "отрезвенья"!
– О нет, Алессан Диегович, напротив, – возразила девица, – я обошла почти каждого с предупреждением, что "отрезвений" сварила много меньше обычного и поднимаю на сегодня плату. Учтите это и вы также, второй раз я не стану утруждать соседей, доставляя вас к дому на тетушкиной повозке, – в досаде на свой поспешный вопрос она хлестнула даже больнее, чем желала бы.
Завидно владевший собой Аллесан все-таки дернул ноздрями. Проигрыш в сцене с грозой занимал его не слишком, но представление о том, как он впоследствии бесчувственно валялся на дне старой телеги, обернулось настоящей пыткой. Ладно бы он лежал у ног Леи как раненый воин, на спине, с каплями дождя на губах, в забытьи выдыхая ее имя! Это еще можно было снести. Так ведь скорее его бросили мешком в дурацкой позе, может быть даже лицом на замызганные доски. Напоминать ему об этом – с ее стороны просто бесчестно.