По-видимому, что прием родов у коровы произвел на сотрудника ВЭИ К. сильное впечатление. Обратите внимание, что ВЭИвец оказался на высоте — роды были приняты, а остальное — мелочи. Думаю, что Сэй-Сенагон с этим бы согласилась.
Однажды — как вы сейчас поймете, очень давно — к нашему директору Н. (это до В.Ф.) явилась наниматься на работу секретарша и запросила 700 рублей. «Голубушка — ответил директор, — да у меня главный инженер получает 200! «Ну и ебись со своим главным инженером», — ответила претендентка и ушла. О ВЭИ ли эта история? Или о нашей идеологии? В отличие от претендентки на должность секретарши, нельзя сказать, что эта история ушла и «след ее простыл», как принято изъясняться в фольклоре. Идеология изменилась меньше, чем кажется. Разумеется, лично с участниками этой истории я не знаком, и есть основания полагать, что это просто анекдот. В этом случае резонно спросить — почему он так живуч?
Однажды директор ВЭИ, В.К., (это после В.Ф. и еще был один по дороге, И.Б.) шел по коридору мимо комнаты отдела информации (в этой комнате работала моя М.А.) Из двери одной из комнат, выходивших в коридор, вышел сотрудник ВЭИ Я.Л.; порывом ветра одновременно ему отвернуло полу халата и захлопнуло дверь в комнату, прищемив дверью полу халата. Директор ВЭИ К., увидев это, улыбнулся и, произнеся «хорошо, что только халат», прошел мимо.
Народ бережно хранил в своей памяти в течение нескольких лет историю о том, что сам директор может шутить как простой смертный. Думаю, что Сэй-Сенагон бы пафоса этой истории не поняла. Ибо император имел жен и любовниц как простой смертный, и все, надо полагать, знали, когда с кем из них и что именно он делал. При этом Империя стояла незыблемо — не менее незыблемо, чем ВЭИ.
Еще об М.А., точнее — о нравах. М.А. очень хорошо работала. То есть, если нам (научным работникам и инженерам) было что-то нужно от отдела научной информации — шли к ней. Найти, где было что-то опубликовано, достать копию, что-то узнать и так далее. В результате к ней стояла очередь, с многими она дружила, все ее любили. А ее сотрудницы, натурально, ее ненавидели. Работать, как она — не могли или не хотели, а завидовать — хотели и могли. По некоторой случайности, важной для дальнейшего, ее стол стоял не так, как остальные десять или около того столов в ее комнате. Те стояли параллельно окнам, а ее — перпендикулярно. Почему так случилось — не знаю. Да это и не важно. А важно вот что. Когда она уволилась, случилось так, что я зашел в ее комнату через 15 минут после того, как она, холодно кивнув, покинула комнату, отдел и территорию ВЭИ. Как вы думаете, что делали ее сотрудницы? Правильно… Я тихо закрыл дверь и пошел дальше по коридору. Не часто в этой жизни меня так выворачивало наизнанку…
Они поворачивали ее стол.
Давайте десять секунд просто помолчим? Хотя Сэй-Сенагон предложила бы сосчитать до десяти и несколько раз глубоко вздохнуть.
Сотрудница К.А. обижалась на то, что замдиректора Т. перестал с ней здороваться, сталкиваясь на территории. «Я же его еще пацаном знала, когда он из женского общежития, из окон первого этажа на улицу выпрыгивал» — сокрушалась она. Зря обижаетесь — заметила бы ей С. - он вовсе не в обиде на вас, он просто перестал вас замечать…
Известно, что одной из функций системы секретности в СССР была замена названий. Конфуций назвал бы это обновлением имен. Например, на Колыме не говорили «золото». Говорили — «первый металл». Отчасти эту игру подхватил народ, ибо она давала очень важное для душевного равновесия ощущение сопричастности.
До нашего времени эта психопатия докатилась в следующих двух видах. Во-первых, читая вполне нормальные книги по химии, внезапно обнаруживаешь (аллюзия на Маяковского) фразы типа «клей такой-то состоит из продукта 123А, растворенного в веществе 456 Б» или что-то в этом роде. Во-вторых — и ради этого все сие рассказано — когда-то мы вели работы с иридием (изучали сплавы 1 г-РЗМ), так вместо «иридий» народ говорил «железо». Само по себе ведь ничего секретного, это не золото и не уран. Сталин был велик еще и этим — создал ощущение сопричастности. Контаминация замаранности и гордости.
Однажды на территории ВЭИ построили новый корпус. Скоро сказка сказывается, не скоро корпус строится. Точно определить момент окончания строительства корпуса невозможно. Потому что, когда он был уже построен, готов, сдан, и когда в нем уже работали, оставались дыры в крыше. Летом они особых — по советским меркам — проблем не создавали, но ближе к зиме… Тогда начальство объявляло «Учения ГО» (ну, гражданской обороны) и нас кидали на восстановительные работы после атомного взрыва. Понятно, как делаются «восстановительные работы», когда за спиной молча стоит начальство? Наверное, так же, как если за спиной молча стоит атомный «гриб». Но следующим летом дыры в крыше проблем не создавали, а следующей осенью — следующие учения.
Когда я пришел в 1971 году, уже был вырублен яблоневый сад, в котором загорали и ели яблоки ВЭИвские старики, когда были молодые (аллюзия с песней Никитиных), и вырыт котлован. А где-то в середине 80-х корпус был «как-бы» (здесь отсылка к молодежному сленгу начала этого века) достроен. И в этом корпусе, когда он был достроен, внезапно получила помещения наша лаборатория. Позже выяснилось, что на плане территории уже были нарисованы бетонные основания для столбов, несущих забор, отгораживающий этот корпус от остальных. Отдел полупроводников, получавший этот корпус, хотел отделиться и превратиться в новый институт. Но наш директор просек, устроил скандал и воспрепятствовал. На углу нового корпуса срочно на фоне неба установили несколькометровые буквы «ВЭИ», а один этаж выделили другим подразделениям института. Достался кусок и нам.
Паны дерутся — у холопов что-то появляется — сказала бы Сэй-Сенагон. Если бы знала фольклор будущего.
Часть V
Иностранцы, лизание корана, что такое «стимулус»
Отдельную и славную страницу в истории ВЭИ составляют контакты с иностранцами. Являлись они — по моему скромному мнению — отражением ситуации в стране, чем и были интересны. Ну, во-первых, была целая когорта, которая на этом паразитировала. Со специальным помещением, с оборудованием, с кофе и т. п. Во-вторых, система пущания — непущания: когда приходили приглашения на международные конференции, то каталось Руководство. Поездка-то требует денежек, и не малых, так зачем их выделять на подчиненных? Когда к нам стали ездить иностранцы, то в столовой всякий раз отгораживали чистый угол, иногда даже салфетки клали (был случай, когда положили крафт-бумагу) и гостей кормили. Не полными тарелками икры, конечно, но различия с нашей едой были видны простым взглядом. Принимались меры по недопущению контактов. Когда как-то сотрудник В.Ч. попробовал вступить в контакт с южнокорейцами, был большой скандал и в итоге его (не южнокорейца, а В.Ч.) лишили «допуска». Целая серия историй была связана с проведением в 1977 году у нас Всемирного электротехнического конгресса — ВЭЛК-77.
ВЭЛК-77 надолго остался в нашей памяти. Во-первых, потому, что в первый день никого на заседания не пускали. Стояли у дверей «директорского этажа» (куда выходит конференцзал) здоровенные мордовороты. Во второй день, когда выяснилось, что зал пустоват-с, нас стали загонять чуть не силком на «этот собачий ВЭЛК», как бурчали мэнээсы и сэнээсы. Дело в том, что более интересные для нас доклады были в первый день.
На выходящих во двор окнах корпуса, где проходил оный ВЭЛК, повесили белые занавесочки, дабы иностранцы не увидели наш загаженный двор. Или по соображениям секретности? Как правильно говорить — секретная куча дерьма или куча секретного дерьма? На дверях туалета прикрепили красивые граненые стеклянные ручки, которые, впрочем, сперли через день после окончания, и вообще, к приезду иностранцев заново обустроили — хоть не Россию, но — туалеты на директорском этаже. Кафель, зеркала, писсуары. До бидэ дело не дошло, а может, устроители не отдифференцировали их в каталоге импортного туалетного оборудования от унитазов, и не заказали. К туалету оказался причастен и я, вместе с м.н.с. Е.П. и завгруппой Ю.Г. мы в вечер перед открытием ВЭЛКа отдирали новые унитазы от цемента, которым их уляпали ставившие их в срочном порядке работяги. К этому можно добавить, что я вообще внес большой вклад в строительство родного ВЭИ — например, я подносил раствор плиточнику, клавшему плитку в одном из помещений столовой нового корпуса. А именно, в рыборазделочной, что, учитывая мои вкусы, очень правильно.
