Тема алкоголя не лишена поэтичности. Сотрудник Ю.З., опрокинув стакан, ласково проводил себя ладонью по груди и животу и тепло произносил «винтом пошла». Древние называли это «гилозоизм» — одушевление природы. Полагаю, что Сэй-Сенагон знала этот термин и его смысл. Этот же сотрудник рассказывал, что в его бытность во флоте они пили тройной одеколон, разбавляя его водой. Смесь имела белый цвет (потому что была эмульсией), а называли ее «анютины глазки». Наверное, не за ее цвет, а за цвет глаз тех, кто ее употреблял перорально. То есть через рот.
С алкоголизмом в ВЭИ боролись. В этом нет ВЭИвской специфики, ибо бороться по четным дням с тем, что создали по нечетным, мы были обучены сызмальства. Замечу, что нечетных дней больше, но это между прочим. Тем не менее, и в это вносили мы свою неослабевающую и немеркнущую специфику. Рассмотрим один пример. Председатель Комиссии по борьбе с алкоголизмом, Б.Ш., заказал в мастерских «доску по борьбе с алкоголизмом». Она была очень красива. Лист желтого стеклотекстолита, плексигласовые пластиночки, за которые предполагалось закладывать статьи о вреде алкоголя из периодической печати, и красивые фигурные гаечки из латуни, коими оные плексигласовые пластиночки прижимались к стеклотекстолиту. Выложил он за нее 1,5 литра, естественно, спирта. И в первую же ночь доску сперли.
Б.Ш. побегал, поискал, но ничего не нашел. Да он, надо полагать, и не надеялся найти. Тот, кто крадет среди ночи такую вещь, крадет ее не затем, чтобы ее нашли. Опять же на нашей территории можно спрятать вещи куда большие, нежели какая-то доска.
Я разочарую вас банальным продолжением — но доска была найдена. Неделю спустя сотрудник В.В. зашел по каким-то своим делам в Большой испытательный зал Отдела высоких напряжений и случайно заметил, как в углу среди промасленных тряпок и прочего мусора мелькнуло что-то желтое болезненно знакомого оттенка. В.В. пошел на желтый цвет, как самонаводящаяся ракета, разрыл кучу и явил на свет. Скорое следствие показало, что доску скрали те, кто ее делал, и они же продали ее, опять же за спирт, в Отдел высоких напряжений. Таким образом, они удвоили полученную дозу и закрепили достигнутый успех. Это, как говорил Ленин, «хорошо» (том, страница).
Указанный выше Б.Ш. однажды сел на пульт управления мощной установкой в момент, когда установка была включена. Никакого отношения к его борьбе с алкоголизмом это деяние не имело — просто сел и все, без какого-либо подтекста. Но оказалось, что человеческая задница, несмотря на гладкость ее поверхности, превосходно нажимает на кнопки. Причем штук на пять сразу. Ремонт установки занял несколько дней. Как же мы матерились…
ВЭИ имени Ленина принимало участие в достижениях советской и мировой науки. Одним из способов оного участия являлось писание отзывов на диссертации. Природная стыдливость не позволяет мне подробно остановиться на этом вопросе, но сотрудник В.Ч., например, писал отзывы так. Он писал два отзыва — один положительный, другой отрицательный. Приносил оба своему начальнику К.У. и тот говорил, какой отсылать. Но это происходило, когда В.Ч. уже накопил, по мнению К.Н. достаточный опыт. А на начальном участке своей многотрудной деятельности на ниве родо-, пардон, диссертациовспоможения В.Ч. носил тексты К.У. для корректировки. Тот правил, В.Ч. перепечатывал, К.У. опять правил, причем иногда в обратную сторону. Тогда В.Ч. начал не перепечатывать, а аккуратнейшим образом вырезать строки, начертанные К.У. и вклеивать их в текст. Их К.У. уже не правил.
К.У. договорился с начальством в МЭИ, что его и его сотрудников будут утром пускать в бассейн. И некоторые стали ходить в оный бассейн до работы — благо, рядом. Правда, на работу они приходили позже. В.Ч. им завидовал, но в бассейн не ходил. Зато утром, если кого-то из них спрашивали вживую или по телефону, В.Ч. поджимал губы и брезгливо произносил — «Они моются».
Среди сотрудников, принадлежавших к старшему поколению, отмечались случаи а) создания теории элементарных частиц, б) создания устройства для извлечения энергии из ничего, в) коллекционирования старых радиоаппаратов и радиодеталей, г) занятия общественной деятельностью, д) строительства дач, е) разведения курей на балконе, ж) попыток отстоять свою тематику, когда она делалась не нужна начальству, з) попыток работать, и) попыток учить работать других. Я думаю, что неплохим тестом на психическое здоровье мог бы быть следующий: выберите из этого списка то, что вы считаете ненормальным. В жизни так бывает — по диплому врач-психиатр, а посмотришь — ну точно псих. Например (см. выше) — Ганнушкин.
С другой стороны, все эти психи научные работники. И вот идет такой старшего поколения научный работник М., ученый секретарь то ли Ученого Совета, то ли всего Института, между прочим, и несет в руках ксерокопии двух статей. Останавливается перед другим научным работником, менее старшего поколения, но более «старшим» по званию, К.У., и в ужасе произносит: «Здесь, — взгляд в левую копию, — пишут так, а здесь, — взгляд в правую копию, — иначе!» Взгляд вопрошающего огненным копьем вонзается в вопрошаемого. «Константин Николаевич, ЧЕМУ ВЕРИТЬ?»
Народ называл его «розовый пеликан». Тот, кто впервые подметил это сходство, не поленился принести «Красную книгу», и все убедились, что в профиль они действительно чрезвычайно похожи друг на друга. Только в «Красную книгу» внесли одного. В жизни так бывает — обидели, причем незаслуженно.
Тот же М. известен еще одной замечательной историей. Однажды во время некоторого эксперимента лопнула труба, по которой шел газ — смесь аргона и углекислого газа — под давлением 7 атм. Смесь эта, как легко видеть, не ядовита и не опасна. Но шум, с которым газ при 7 атм. покидает трубу через трещину, довольно громок. Можно даже сказать — очень громок. Один на участников эксперимента побежал к баллонам — закрывать вентили (действие самое разумное), другой побежал к аппаратуре — выключать ее (действие тоже разумное), а Розовый Пеликан начал почему-то прыгать. К трубе — от трубы, к трубе — от трубы… Позже я сумел осознать, в чем дело. Долг старшего товарища гнал его к трубе — спасти! закрыть! грудью!.. а страх гнал обратно. Вблизи от трубы побеждал страх, вдали долг. Вот и прыгал наш герой…
В жизни так бывает довольно часто. И прыгаем — я, ты, он, мы, вы, они, целая страна…
В коллекционировании старых радиодеталей был замечен сотрудник Л.А. Его приятели знали о болезни, и если какой-то отдел выкидывал что-то старое на свалку, его звали. Доподлинно известно, что старые электронные лампы в его коллекции были представлены лучше, чем в Политехническом музее. Он хотел подарить им, пошел туда — поговорить, и вернулся с перекошенной мордой и произнес диагноз: «Им же ничего не надо! Только чай пить…» Позже он подарил часть Музею радио и телевидения в Шяуляе (Литва). Он говорил, что когда он увидел среди выкинутого радиолампы из первых типов советских радиоламп, у него было такое ощущение, что сердце сделало сильный внеочередной удар — экстрасистолу. Можно поверить… Кстати, первые советские транзисторы у него в коллекции тоже были. А однажды сотрудник В.Ф. сказал этому Л.А., что в подвале одного из корпусов есть дореволюционные распределительные щиты. Л.А. взял инструменты, фонарь, и направился. Несмотря на предостережения В.Ф. «Там же крысы по полметра!» — увещевал тот. Но крыс Л.А. не встретил. В первых помещениях находились бутылки и окурки, в более глубоких — попадались матрасы, еще глубже матрасы кончились. Вековая пыль — в самом прямом смысле слова. Приборы начала века, точнее — 1916 года, Л.А. действительно нашел. Выволок на поверхность, народ смотрел, охал и ахал…
С. бы это поняла. Тоже ведь — культура. Почти как чашка для чайной церемонии великого мастера такого-то. Или, скажем, бидзэнский меч…
Потом сотрудник Л.А. начал думать, куда их девать. Вообще-то многим людям свойственно сначала делать, а потом думать. И осенила его идея подарить эти приборы какому-нибудь электротехническому музею. Поскольку опыт общения с Политехническим музеем у него уже был, он отправился в Музей истории развития Мосэнерго им. Г.М. Кржижановского. Пустой зал, старая электротехника, тишина, неподвижный воздух, блестящие витрины, натертый пол. Пока он озирался, появилась сотрудница, вцепилась в него и поволокла его вдоль стендов, читая лекцию. Первые минут десять он вырывался, лепеча, что всю жизнь этим занимался и все знает. Потом смирился, замолк и внимал, как агнец, еще минут двадцать. Вышел в вечернюю Москву, очумело вертя головой… Тихи воды Яузы… Приборы? Какие приборы? А… да, естественно, такие приборы там были. И не один.
