Сэй-Сенагон тоже умилялась детям. Впрочем, этот ревнитель научной чистоплотности весьма резко реагировал, если кто-то из его сотрудников публиковался без него.
А однажды он закатил форменную истерику, к которой даже я оказался слегка причастен. Дело было так. Я написал несколько статей в соавторстве со своим институтским другом В. Гординым. Ну то есть я писал уравнения, а он их решал, попутно объясняя мне, как я должен был их писать. Мне это льстит, ибо когда у моих приятелей горели утюги, вентиляторы и магнитофоны и меня призывали их чинить, я не мог брать на себя риск и не рассказывал им, как они должны были их чинить. Ну так вот… Сотрудничество наладилось, что-то они там посчитали и намылились (не в смысле электронной почты, до нее было еще десять лет сов ка!) послать доклад на конференцию. А там было ограничено число знаков в тексте. Сотрудник Я. Л. сидел день, высчитывая запятые, и в итоге родил текст, в котором, ради экономии объема авторов одной из совместных публикаций указал так «Гордин В.А. и др.» В «др.» канула фамилия и самого Я.Л., но пес бы с ней, туда канула и фамилия их начальнике К.У. «ЧТО ЭТО ЗА АВТОР ГОРДИН И ДР! НЕТ ТАКОГО АВТОРА ГОРДИН И ДР!»
… крик разносился на весь этаж, а он у нас был маленький…
Попутно замечу, что своего начальника я приучил к тому, что публикуюсь без него, сразу, хотя показывать ему все, отсылаемое в печать, он требовал еще несколько лет. Однако я и этого не делал, и понемногу ему надоело и требовать.
Особую страницу, славную страницу в истории ВЭИ составляют люди, пошедшие дальше нас по нашей общей дороге. Пошедшие дальше нас, ушедшие дальше нас… Один из них, И.К., ловил мышей в мышеловку новой конструкции, в виде пластмассового стаканчика. Когда утром там обнаруживалась мышь, он заливал в стаканчик жидкий азот (-196 °C) до полного захолаживания мыши, вытрясал полученное на лист бумаги и бережно (чтобы оно не упало и не разбилось) выносил это на помойку.
Он же убирал однажды картошку в совхозе так. Расстилал в начале грядки плащ, ложился на него и начинал тщательно рыть землю перед собой, растирая и просеивая ее, аки археолог. Продвигался за смену метра на три. Зато картошку выбирал всю. Правда, ставить его нам в пример начальство не решалось. Заметим, что примерно такие методы сельхозработ всегда применялись на Дальнем Востоке, хотя о них Сэй-Сенагон, будучи придворной дамой, не писала. Я же, не являясь придворной дамой, счел возможным остановиться на этом вопросе. Тем более, что освоение передовой, в том числе японской, технологии — веление времени.
Вообще И. К. многое делал не так, как все и иногда вел себя загадочно. Уже после начала перестройки, когда народ побежал из ВЭИ не тоненьким ручейком, а бурным потоком, исчез и Иван. При этом он, вроде бы, не увольнялся, и никто не знал, что с ним приключилось. Но, спустя несколько месяцев после его исчезновения, кто-то из сотрудников с изумлением увидел его на территории. Иван деловито куда-то шел, неся на плечах мешок. Осталось покрытым мраком тайны, откуда и куда он шел, что или кого нес в мешке, купил, украл, получил в дар или сам создал его содержимое. А также все остальное.
Вообще-то его раз-два в год забирали туда, где небьющиеся стекла, а потом возвращали в лоно родного ВЭИ отдохнувшего, притихшего и чуть более контактного. Ну и лоно — вздохнула бы С. Однажды, когда Иван опять загремел «туда», начальство собрало отдел и начало обсуждать, кто должен проявить дружеские чувства. Все отнекивались — огород копать надо, теща больно, жена просила сделать нечто по дому и т. д. В какой-то момент зашедший на огонек, то есть на чашку чаю, сотрудник соседнего отдела Л.А. произнес — «Но, Константин Николаевич, вы же там рядом живете». Немая сцена. Начальник отдела К.Н. не имел огорода и всего остального перечисленного, и ему пришлось нести вовсе что-то странное. В итоге отправился В.Ф. Вернулся он крайне задумчивый и поведал, что двери там без ручек. Ивана ему нашла какая-то древняя бабка в какой-то толстой замусоленной книге. Поэтому Ленин и сказал, что социализм — это учет и контроль. В.Ф. осторожно подносил ко рту кружку и смотрел задумчиво. Народ поеживался…
Другой из наших сотрудников, не И.К., пришел однажды на работу как бы погруженный в свои мысли, что в ВЭИ всегда смотрелось немного странно. На вопрос сотрудников о причинах этой ситуации он несколько смущенно вымолвил: «Я вас, ребята, всех заложил». В ходе расспросов выяснилось, что он пошел на Лубянку, туда, где «прием граждан круглосуточно», и, как он выразился, «донес на всех». Мы так никогда и не узнали, что именно он донес от Красноказарменной до Лубянки. Через несколько дней его забрали в Кащенко. В памяти сотрудников ВЭИ давно стерлась его фамилия, но люди помнят бессмертную его фразу: «я чувствовал, что делаю что-то не то, но не мог остановиться».
В жизни так бывает, бывает, бывает. Со мною, с вами, с нами всеми. С Сэй-Сенагон так не бывало.
Еще о погруженном виде. Один наш сотрудник Е.П. явился утром на работу именно с ним. На вопрос ответил: «Просыпаюсь утром (пауза), в кровати — незнакомая женщина (пауза, мы тихо сползаем со стульев от смеха) на тумбочке — паспорт (пауза, у нас перехватывает дыхание), я взял, посмотрел (пауза, рассказчик недоуменно пожимает плечами) — молодая…»
Одобрила ли бы паспортную систему Сэй-Сенагон? Думаю, что да. Япония Хэйанской эпохи, оставившая нам образцы высокого искусства, была отменно советской системой.
Как-то раз, находясь в совхозе и созерцая просторы, я узрел БТР, неторопливо ползущий по оным. Полагаю, что С. не одобрила бы моей реакции — самурай не должен от удивления разевать варежку на 120 градусов. Подвернувшийся абориген пожал плечами и сообщил, что да, в совхозном гараже есть. «А бидоны с молоком на нем возим… Там же ничо не пройдет…» — и мотнул головой, видимо, в сторону отдаленной молочной фермы, скрытой туманом, моросящим дождичком и невысокими холмами среднерусской равнины.
Местная часть получила, надо полагать, две или три коровы, солдатикам досталось немного мяса, БТР списали, как утопший в болоте, коров — как павших от невесть чего или, может быть, утопших там же. В не помню каких лохматых годах был такой академик Глушков, который полагал, что, если учесть все на свете, до последнего болта, и построить АСУ, автоматическую систему управления, которая скажет, где этот болт лежит и чего делать должен, то наступит рай на этой части суши, тогда — одной шестой. Надо полагать, академик никогда не бывал в моем совхозе… Магическое слово «АСУ» некоторое время держалось в фольклоре в виде шуток «книга Глушкова «Все об АСУ», глаголов «осучивание», «обасучивание»… История — это смена поколений. Не помню, кто это сказал, но С. бы с этим согласилась.
История страны разворачивалась на наших глазах. Помню времена, когда картошку сортировали вручную, из бурта, потом появились первые транспортеры с автономными двигателями на солярке. Потом исполнилась мечта Владимира Ильича Ульянова (Ленина), легендарного (гипотеза о его существовании в основном подтверждается тем, что его именем назван ВЭИ) основателя Советского государства, легендарного государственного образования, простиравшегося от Тихого океана на востоке почти до Атлантического океана на Западе и от Ледовитого на севере почти до Индийского на юге. Так что эскимосы, окончив пасти оленей, могли отправляться, как гласят легенды, к Индийскому океану мыть лапти, и в родной колхоз пришло электричество. В эпоху транспортеров на солярке непременной принадлежностью транспортера была веревка, дергая за которую, запускали двигатель. Веревка была гнилая и связанная из кусков, как и весь мир вокруг нас, а механик, запускавший двигатель, был в сиську пьян, опять же, как и весь мир. И дергая за то, что изображало веревку, а не за то, во что он был пьян, он эту веревку в сотый раз порвал и огласив горестным комментарием долы и веси, куда-то (видимо, в тот мир, что был вокруг нас) канул.
Сотрудник Л.А. вынул из своих говнодавов шнурки из капронового репшнура (он состоял в альпсекции), двигатель был немедленно запущен, сотрудники ВЭИ с торжествующими кличами затоптали окурки и приступили к сортировке картошки.
