Я привыкаю к свободе

В столице сегодня было холодно. Мерзкий мокрый снег так и лез в глаза и под капюшон толстовки. Новая зима в самостоятельном плавании. В одиночестве.

Желая мне величайшего блага, мои родители сделали мне величайшее зло. Я вырос в теплице. И когда ее стеклянные стены рухнули, я остался один на один с реальным миром.

Как я пережил первую зиму, я с трудом помнил. Как буду переживать вторую – с трудом представлял.

С одеждой была беда. Перед бегством я собирался настолько впопыхах, что спасибо, что не забыл голову и паспорт. Все деньги от экстренной и потому до предела невыгодной продажи дома ушли на оплату института. Первых двух семестров.

Ради всего остального пришлось влезть в долги. С работой тоже было туго. Кому сдался тощий недопианист в затасканных джинсах, на стрессе еле вытянувший школьные экзамены на тройки и с треском проваливший экзамены в музыкалке?

Только и оставалось перебиваться какими-то шабашками. На одной из таких сегодня мне сообщили, что нашли замену получше, а я иду на три веселых буквы.

Зря только целую поездку на метро потратил!

Возвращаться домой до боли не хотелось. В тесной двушке на пятерых пацанов я никогда не чувствовал себя уютно. Они рылись с моих вещах, высмеивали памятные фотографии… Однажды нашли дневник, но его я сумел отбить, пацанов до дрожи напугали вылетевшие от моего крика пробки. После этого трогать меня суеверно боялись, но товарищеским отношениям это не поспособствовало.

Спрятавшись от снега под козырьком остановки, я пересчитал деньги. Не густо, но на еду, если затянуть пояс, хватит. Может быть, господь, если он конечно есть, будет милостив ко мне, и в этом месяце на меня не выйдут коллекторы по тому гребаному микрозайму…

Зря-зря, Рей. Зря в это полез. Теперь ты в такой долговой яме, что выбраться из нее можно лишь при помощи веревки. И мыла.

Я спрятал бумажник в карман и поспешил в метро. Может, выкатаю несколько часов по кольцу, хоть согреюсь и отдохну. Там, в людном поезде, меня точно не тронут ни коллекторы, ни мой поехавший дядька.

С приездом в столицу, метро быстро срослось для меня с чувством безопасности. Там было тепло и всегда много народу. А когда много народу, никто не начистит тебе лицо незаметно…

А дядя так и вовсе им не пользуется, наверное… Не того полета птица.

Дядюшка Ган… Антон, простите, был единственным родственником, с которым после гибели родителей у меня сохранился контакт. И я очень от этого страдал. Эта драма в нашей семье началась еще до моего рождения. Когда мой папа, Ренат, нашел себе невесту. Дядюшка почему-то подумал, что Ренат все перепутал, и красавица Сабина вовсе него, Ренатова, а дядюшкина судьба. Что их союз предопределён свыше, и что с её стороны преступление – отдаться другому.

Родители с ним конечно же не согласились, на что дядя Антон очень обиделся, в своей системе координат расценил мамин брак как измену и роковую ошибку. А меня – физическим воплощением этого греха.

О том, что дядюшка больной на голову, я знал не понаслышке. Как-то после школы, еще в нашем маленьком родном городке, он забрал меня, маленького доверчивого шкета, на прогулку. А потом скинул с моста в речку. Поздняя осень была, реку тронул первый лёд, достаточно крепкий, чтобы здорово разбить о него голову, но недостаточно – чтобы не дать уйти под воду… Это причина, по которой я задержался в первом классе на два года и окончил школу на год позже сверстников.

К тому моменту, конечно родители уже нас нашли, и потому папа успел вытащить меня прежде, чем унесло течение. А мама обратилась разъяренной фурией и наваляла Антону. С тех пор он и на километр к нашей семье не приближался, а после и вовсе уехал из города…

Но когда я, продав (на минуточку, положенную мне по наследству) квартирку, бежал в столицу от разгневанной стаи стервятников в лице почему-то имевших на нее виды дальних родственников, он узнал об этом и, выйдя на меня, предложил помощь.

Моя беда в том, что я очень тупой доверчивый идиот. И жизнь меня ничемушеньки не учит…

Так у дяди появилось новое хобби – ловить меня в городе и "вызывать на дуэль". Дядюшка сражался как маг. Я сражался, как мог.

Несравненно превосходивший меня как по силе, так и по опыту, он раз за разом забивал меня, как щенка. Прекрасно понимая, что я не в состоянии дать ему хоть сколь-нибудь достойный отпор. Каждый раз, атакуя, смаковал мои жалкие попытки держать удар, любовался, как у меня начинала идти носом кровь, когда я пытался защищаться магически. И постоянно с упоением говорил мне, насколько я жалок… "Выродок". “Позор семьи”. "Крысёныш". "Щенок". "Слаб, как мышь"… Я и сам прекрасно это понимал. Не понимал только, зачем каждый раз бить меня, чтобы убедиться в собственном превосходстве.

Горький опыт научил меня, что лучше не сопротивляться. А молча сдаться и дать дядюшке поразвлечься. Он любил драться магически, но и ногами попинать не гнушался.

У него был медальон с фотографией моей мамы. И каждый раз, победив меня, он делал на обратной стороне зарубку и вслух называл номер. Четыре. Пять. Десять. Двадцать восемь…

Жаловаться было безнадёжно, да и некому. Пытался в органы обращаться, но дядюшкина миловидная внешность, тончайший психологический талант, умение убеждать людей в чём угодно и большие связи перевешивали все мои доказательства. Плюнул и сдался.

…Проталкиваясь к поезду, я вздрогнул всем телом, заметив в толпе мужика в похожей на дядину куртку. К счастью, это действительно оказался просто мужик в похожей куртке. Я выдохнул с облегчением и потерял бдительность, потому не сразу заметил ласковое прикосновение к левой ягодице. Я вскрикнул и подскочил, но ублюдок с моим бумажником, ловко лавируя между людей, уже кинулся прочь. Я успел лишь схватить его за край кармана, но ткань треснула, наградив меня кучкой смятых бумажек, а воришка нырнул в закрывающиеся двери встречного поезда.

От обиды безумно захотелось заплакать. Даже в глазах защипало. Уж сколько раз твердили миру, не кладите все деньги в одну корзину, да еще и в задний карман джинсов… Я ведь даже лица этой падлы не заметил. В полиции скажут “сам дурак”, и будут правы.

Вот что этому ублюдку мои гроши, а? Я ж даже по одежде похож на оборванца или нарика! Хоть бы подавился он этими!..

Я поспешил одернуть себя. Не желай зла другим, если не хочешь зла себе. Эта заученная мудрость последнее время мало мне помогала, потому что я-то зла не желал, а дерьма хлебнул уже сполна. Но каждый раз, ловя себя на злых пожеланиях, я суеверно думал: а вдруг станет еще хуже?

Я машинально поднял выпавшие бумажки и разгладил их в пальцах. Нет, выигрышного лотерейного билета или хотя бы скомканной пятисотки я не ждал. Но может хоть счастливый трамвайный билетик? С паршивой овцы хоть шерсти клок, ага.

Одна бумажка оказалась почти побелевшим безликим чеком на сиги и, кажется, минералку. Вторая была чуть более интересной, оказавшись измятой контрамарочкой на какое-то шоу.

Покрутив ее в руках и вчитавшись, я хмыкнул. “Магическое батальное шоу” – гласила приписка к названию, как его… Я еще раз прочел и скривился. “АрМАГеддон”. Безвкусный каламбур. А главное, обидная ложь. Громкое слово, одно из тех, что так любят простые смертные.

Если бы я рассказал, кем на самом деле были мои родители, никто бы не поверил, а иные еще и покрутили бы у виска. Поэтому я никогда не рассказывал. Сам себя громким словом “маг” я называть стыдился. Ибо по способностям и рядом не стоял с ними. Я был разочарованием, кажется, для всего нашего круга. Кроме самих родителей, но это мало спасало дело.

Проворонив поезд, я еще раз перечитал контрамарку. Шоу было назначено на сегодня и начиналось примерно через полтора часа. Я сверился с адресом, картой метро и еще раз сопоставил время. Эх, была не была. Там должно быть тепло, наверное… И может даже местечко посидеть найдется. Жаль вот только, что мочилово. Концерт фортепианной музыки был бы куда круче.