На что Алешка тут же отозвался:

– А на горке бродят целые стаи домашних коров.

И тетя Ланч нисколько не обиделась на него, а только опять попыталась пригладить его хохолок на макушке.

Но в ее восторженности была одна странность. Эти восторги исторгались именно тогда, когда неподалеку находился наш капитан. Или он очень нравился тетушке, или она очень хотела понравиться ему. Мы в это дело не вникали.

Однако признавали тот факт, что самой великолепной достопримечательностью парохода был все-таки его капитан.

Он носил белоснежный китель со всякими золотыми нашивками, высокую фуражку с золотым орлом и якорем и курил длинную прямую трубку с душистым табаком. А под носом у него были тоненькие усики. Как у таракана. – Красавец мужчина! Джентльмен! – сказала про него в восторге тетя Ланч. – Морской орел!

Про нашего капитана вообще бродила среди пассажиров какая-то романтическая история. Тетя Геля-Ланч даже нам ее по секрету пересказала.

Будто бы в одном заграничном порту одна красавица пассажирка забыла в гостинице свою косметичку. И вспомнила о ней уже в открытом море и бросилась со слезами на глазах к капитану.

Тот недолго думая незаметно развернул громадный теплоход и вернулся в порт за маленькой сумочкой. А чтобы никто об этом не догадался, он выпустил всех пассажиров на берег – пробежаться по магазинам.

Самое смешное, что изо всех этих туристов никто и не понял, что они только что покинули этот порт, проведя в нем на экскурсиях целые сутки. Магазины-то везде одинаковые, а достопримечательности шоп-туристам смотреть было некогда.

Но все равно эта романтическая история всплыла, и капитана за такое хулиганство выгнали с международных линий. И теперь он водит по великой реке тихоходный старинный пароход.

– Кавалер! – восхищалась тетя Ланч. – Мужчина! Мушкетер!

И все матросы (это были студенты, подрабатывающие на каникулах) старались походить на него и отпускали тараканьи усики. И все они одевались одинаково: в белых штанах, закатанных до колен, в тельняшках и босиком. А на голове – береты с синими помпончиками. Тоже как-то романтично.

Пассажиры на «Муромце» были люди в основном состоятельные и со странностями.

Главный из них, кажется, директор банка, обильный толстяк, все время и везде ходил голым, то есть почти, в одних зеленых шортах. Другой, дядя Вова, раньше был рэкетменом, а теперь стал бизнесменом, он все время и везде обязательно таскал с собой какую-нибудь бутылку – с пивом, с вином, даже иногда с водкой. Третий, маленький и худенький, как детсадовец, все время был задумчивый и осторожный. Если надо сесть, то он обернется посмотреть на стул, даже его потрогает, будто боится, что он из-под него выскочит. За столом он никогда не брал сразу ложку, а тоже ее осмотрит, тронет пальцем – вдруг укусит – и только тогда возьмет. А смешнее всех была Дама с пальчиком. Она, когда что-нибудь держала, всегда отставляла в сторону мизинчик с длинным коготком. И даже во сне не забывала об этом. Мы как-то видели, как она заснула на палубе в шезлонге, а в руке ее была пачка сигарет. И держала она ее, отставив мизинчик. Правда, иногда мы с Алешкой называли ее по-другому. Потому что эта дама все время беспокоилась, чтобы побольше похудеть. А куда ей худеть еще больше? Она и так была похожа на школьную указку. Тем более что все время во все тыкала другим пальцем – указательным – и спрашивала: а это что, а это зачем, а тут кто?

И еще одна достопримечательность была на пароходе. Помидоры. Огромные, жирные, красные. Они были везде: в кают-компании, в судовом буфете, просто в ящиках на палубе. Их закупили в Астрахани и сильно перестарались и теперь заставляли пассажиров есть их в немереных количествах и совершенно бесплатно. Зато все обещанные в билете развлечения были платные, так что мы с Алешкой не больно-то развлекались. Разве что помидорами.

Когда наш славный пароход забурбулил своими колесами Клязьминское водохранилище, вдруг захрипел и включился динамик и гнусаво сообщил:

– Дамы и господа! Уважаемые пассажиры! Просим вас собраться в салоне кают-компании и выслушать наши сообщения.

Кают-компания была шикарная, вся резная и позолоченная. И все в ней было большое: окна-иллюминаторы, зеркала в тяжелых бронзовых рамах, общий стол на сорока ножках и портрет мужчины в черном костюме с замысловатым, неразборчивым каким-то орденом на груди.

Уважаемые пассажиры, дамы, господа и мы с Алешкой расселись вдоль стола, в дальнем конце которого стояли красавец капитан и старший механик. А за ними висели на переборке две картинки – схема нашего парохода и географическая карта европейской части России.

Капитан тепло приветствовал нас в изысканных выражениях, а когда его приветствие завершилось нашими аплодисментами, он прижал руку к груди, где хранил заветный ключ от грузового трюма, и проникновенно сказал:

– Позвольте ваше одобрение целиком и полностью переадресовать человеку, благодаря которому возродился этот прекрасный пароход, на палубе которого вы проведете, я надеюсь, незабываемые дни, которые…

Он оказался прав. Мы-то с Алешкой это путешествие никогда не забудем. Впрочем, многим тут досталось. Незабываемого.

– …Я имею в виду, – продолжал капитан, – этого бескорыстного бизнесмена, обаятельного судовладельца…

Тут из-за спины капитана появился с громадным помидором в руке один из близнецов – не знаю точно, какой именно: Женька или Тедька. И гордо задрал нос – обаятельный, чумазый, весь в томатном соке, «судовладелец».

Пассажиры хихикнули, капитан несколько растерялся.

– Я не его имел в виду, – он с опаской погладил Женьку или Тедьку по голове и указал на портрет мужчины с замысловатым орденом на черном пиджаке. – Вот этот человек! Илья Ильич Муромцев!

Снова раздались аплодисменты.

– А теперь позвольте мне сказать несколько слов о распорядке на нашем судне и о маршруте, которым оно идет.

Капитан повернулся к карте. А Лешка достал блокнот. Он обещал маме записывать в пути все самое интересное.

– В ближайшее время, – сказал капитан, – мы войдем в прекрасный канал имени Москвы. Это грандиозный комплекс гидротехнических сооружений. Одиннадцать шлюзов, как большие водные ступени, поднимут нас над Клинско-Дмитровской грядой и опустят прямо в Волгу.

– Очаровательно! – выдохнула с восторгом Дама с пальчиком. – Одиннадцать шлюзов! И прямо в Волгу! Какая прелесть!

– «Грандиозный» – с мягким знаком? – спросил меня шепотом Алешка.

– Ага, – усмехнулся я в ответ. – После «о» или перед «г».

– Волга, – сказал капитан с гордостью, – великая русская река.

Алешка добросовестно записал.

– Она самая большая в Европе.

Алешка и это записал.

А капитан стал показывать на карте, как мы поплывем по великой русской и самой большой в Европе реке.

– Мы пересечем четыре природные зоны – от лесной до полупустынной. Мы посетим старинные русские города: Калязин, Углич, Ярославль… Мы будем останавливаться у песчаных и гористых берегов. Любители рыбной ловли смогут удовлетворить свою страсть обильными и разнообразными уловами. Ведь в Волге, – капитан многозначительно поднял палец, – насчитывается семьдесят пять видов рыб. И среди них – стерлядь, судак, жерех…

– Огласите весь список, пожалуйста, – поднял руку Алешка. – И помедленнее, пожалуйста, я записываю.

Капитан едва заметно поморщился, но все-таки продолжил перечисление.

– …А также вобла, сельдь, язь и голавль. – Он перевел дыхание. – Все!

– Семьдесят четыре получается, – не отступил Алешка.

Капитан вздохнул и задумался. Старший механик подсказал ему шепотом:

– Белоглазка.

Капитан послушно повторил.

– Очаровательно, – обрадовалась Дама с пальчиком. – Белоглазка, синеглазка… Очаровательно!

– Синеглазка, мадам, – буркнул дядя Вова с бутылкой, – это картошка. Сорт такой.

А капитан торжественно и гордо завершил свое выступление знаменитыми словами: