Непреходящий интерес к событиям, свидетелем и летописцем которых стал Иосиф Флавий, объясняется как их исторической уникальностью, так и тем огромным влиянием, которое они оказали на всю последующую судьбу человечества.
Следует понять, что восстание в Иудее отнюдь не было еще одним мятежом в одной из самых маленьких провинций великой и непоколебимой на тот момент Римской империи.
Это было, прежде всего, столкновение языческой греко-римской и монотеистической цивилизаций, придерживающихся совершенно различных систем ценностей. Если первая требовала беспрекословного подчинения власти цезаря и его законам, то вторая настаивала на том, что есть только один вечный Закон – тот, который был дан Богом на горе Синай, и лишь его следует придерживаться, а если какой-то цезарь издает собственные законы, то их следует исполнять лишь до тех пор, пока они не противоречат заповедям Творца всего сущего.
Если первая строилась на рабовладении (правда, рабство в Риме было отнюдь не таким, как принято думать), то вторая поднимала на щит идею, что человек может быть исключительно рабом Бога, а его личная свобода является высшей ценностью, ради которой подчас стоит и умереть. Если в Риме на первое место ставился долг перед отечеством, то в Иудее – долг перед Богом. Римской идее технического прогресса как несущего благо человечеству евреи противопоставляли идею справедливого устройства общества, основанного на заповеди любви к ближнему, как к самому себе…
Словом, нестыковок в самом отношении к мироустройству между этими двумя цивилизациями было столько, что столкновение между ними становилось неизбежным, а до идеи еврейского философа Моше Гесса (1812–1875) о том, что подлинное счастье человечества достижимо лишь путем синтеза лучшего, что создано этими двумя типами общества, было еще очень и очень далеко[6]. Так что немецкие теологии М. Хенгель и А.-М. Швемер, видимо, правы, когда утверждают, что при всей важности экономических, социальных и прочих причин конфликт между евреями и Римом носил в первую очередь религиозный характер[7].
Гибель Иерусалима и Иерусалимского Храма стала главной национальной трагедией еврейского народа, горечь которой ощущается до сих пор, несмотря на возрождение еврейской государственности на древней еврейской земле. Не случайно великий израильский писатель Шмуэль-Йосеф Агнон во время вручения ему Нобелевской премии в 1966 году начал свою речь словами: «Из-за исторической катастрофы, ибо разрушил Тит, государь Римский, Иерусалим и изгнал народ Израиля из своей страны, родился я в одном из городов изгнания. Но во все времена мнил я, будто родился в Иерусалиме».
Но эта же трагедия в итоге привела к тому, что христианство, говоря словами того же Гесса, окончательно вышло из лона иудаизма и, отделившись от него, стало превращаться в самостоятельную духовную силу, а затем и в ту мировую религию, которая уничтожила Рим как языческую империю. Что, если следовать Моше Гессу и Эрнесту Ренану, стало духовной победой иудеев над Римом – при всей разнице между «материнской» и «дочерней» религиями. И как раз для христианского мира сочинения Иосифа Флавия приобрели первостепенную ценность в качестве важнейшего доказательства того, что рассказ Евангелий имеет под собой неоспоримую историческую основу.
Этим в значительной степени объясняется то, почему сочинения Флавия так часто цитируются христианскими историками и почему последние приложили все силы для того, чтобы сохранить их для потомков.
Евреям, которые подвергли книги Флавия остракизму и даже наложили запрет на само упоминание его имени, предстояло оценить всю их ценность для своего национального этоса лишь спустя много столетий. Но сегодня большинство еврейских историков поверяют все свои открытия, касающиеся эпохи Второго Иерусалимского Храма, именно по сочинениям Флавия, а религиоведам последние служат для анализа текстов Талмуда и установления степени их исторической достоверности[8].
Вместе с тем Иосиф Флавий, вне сомнения, был гениальным писателем, чьи книги и сегодня читаются на едином дыхании. А также тем человеком, который во многом определил дальнейшее развитие истории как науки. Его стремление к объективному, а не «черно-белому» взгляду на исторические события, его система аргументации в дискуссии, вне сомнения, оказали огромное влияние на служителей Клио последующих столетий.
Всё вышесказанное и определило задачи, которые ставил автор при написании этой книги. Мне хотелось показать читателям, как сформировались личность Иосифа Флавия и его взгляды; что двигало выбором принимаемых им решений и какую роль он сыграл в Иудейском восстании 66–73 годов. Словом, дать его портрет на фоне эпохи и позволить читателю уже самому сделать выводы о том, как относиться к такой личности.
Для меня, безусловно, было важно свести воедино все имеющиеся многочисленные версии различных событий его жизни и попытаться докопаться до того, какая из них ближе к истине. Но не менее важно для меня было показать и его величие как писателя и историка, познакомить читателя с содержанием его книг и побудить их прочесть не в пересказе, а в том виде, в каком они были написаны.
При написании книги автор пользовался репринтным изданием «Иудейской войны» в переводе Я. Л. Чертока 1900года, переизданным издательством «Орел» в 1991 году; изданием «Иудейских древностей» в переводе Г. Г. Генкеля 1996года (издательство «Крон-пресс»); изданием Иосиф Флавий. Иудейские древности. Иудейская война. Против Апиона. Полное издание в одном томе, выпущенном издательством «Альфа-книга» в 2021году, а также книгой Филон Александрийский. Против Флакка. О посольстве кГаю. Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона, вышедшем в издательстве «Гешарим» в 1994году, и «Жизнеописанием» – по публикации на интернет-сайте «Книгогид» (https://knigоgid.гu/bооks/1861113-zhiznеоpisaniе-zhizn-iоsifa-flaviya).
Изданий книг Иосифа Флавия на русском языке много, и чтобы не путать читателей ссылками на страницы какого-либо конкретного из них, я прибег к принятой в научной литературе кодировке его сочинений: «Иудейская война» обозначается, как «ИВ», а дальше идет через двоеточие номер книги, главы и подглавки; «Иудейские древности обозначаются» как «ИД» с указанием номера тома, книги и главы; «Жизнеописание» как «ЖО» с указанием номера главы и подглавки, а «Против Апиона» как «ПА» с указанием части, главы и подглавки. Такие же традиционные коды используются при цитировании текстов Священного Писания.
Также при написании этой книги автор активно пользовался книгами «Беседы по еврейской истории. Эпоха Второго Храма»[9], «Популярная история евреев» Пола Джонсона[10] и др.
Следует отметить, что многие герои этой книги были раввинами (слово «рав» обозначает одновременно «учитель» и «господин»), и потому при обращении к ним было принято перед произнесением имени добавлять слова «рав» или «рабби». Со временем в переводах еврейских источников на русский это обращение стало принято обозначать просто как «р.», и читатель должен быть готов к тому, что неоднократно встретит его на страницах книги.
Еще одна деталь, которую должен учесть читатель: у древних евреев не было фамилий в привычном нам смысле слова, и к людям было принято уважительно обращаться по имени и отчеству: «такой-то сын такого-то». На иврите слово «сын» звучит как «бен», но после вавилонского пленения (VI век до н. э.) евреи стали широко пользоваться родственным арамейским языком, в котором сын обозначается словом «бар». Оба эти слова вполне взаимозаменяемы, и то, какое из них конкертно использовалось, обычно зависело исключительно от закрепившейся привычки или контекста беседы.
Еще одной особенностью книги является то, что автор по возможности старался избегать слова «иудей», предпочитая ему слово «еврей», хотя Иосиф Флавий справедливо использовал эти два понятия как равнозначные. Дело в том, что в русском языке под словом «иудей» прочно закрепилось значение «исповедующий иудаизм», что в корне неправильно. Сам Флавий объяснял, что «иудей» является как раз понятием не религиозным, а географическим, – так стали называть в Вавилоне евреев, изгнанных из Иудеи. Затем название по стране исхода закрепилось, стало синонимом слова «еврей», и сами евреи стали называть себя «йегудим» – «выходцы из Иегуды (Иудеи)». Слово «еврей», как раз наоборот, обозначало национально-религиозную принадлежность, а не место жительства, и пришло время восстановить эту лингвистическую справедливость.
