Части
Мир не меняется в лучшую сторону.
Черное с белым не делится поровну.
Зло и добро не сравнительно разные.
В море отвратного – капля прекрасного.
В космосе тьмы огонек мироздания
В мире безумия крохи сознания.
В царстве гордыни – скромности хижина.
Стая довольных. Планета обиженных.
Тьма
Падение в темноту.
Ты ничего не знаешь.
Ты перешел черту, —
Падаешь, не понимаешь.
Падая в темноту,
Ты друзей оставляешь.
Ты обо всем забываешь, —
Ты уже не тут.
Ты оставляешь свет,
Ты оставляешь небо.
Там никогда ты не был,
Там где тебя уже нет.
Здесь никто не ждет.
Это чужой слот.
Разум не поймет:
Что же произошло.
Тени вокруг стоят.
Ждут, что сделаешь ты.
Ты узнаёшь мечты,
И ушедших ребят.
Ты видишь мертвых друзей,
Ты видишь старую мать.
Они не хотят встречать.
Стало еще темней.
Тьма задает вопрос:
В чем же твоя вина?
Словно желает знать —
Что ты с собой принёс.
Что ты с собой забрал,
И что ты оставил там,
Где лучик тепла и добра
Солнце дарит цветам?
Может, ты стал богатым?
Может быть, знаменит?
Здесь золото не звенит.
И быть здесь звездой не надо.
Кто ты был и как?
Что за собой оставил?
Чем ты себя прославил
Перед собой, чудак?
Честь или работа?
Труд или семья?
Радость жизни твоя:
Ползанья или полета?
И вдруг ответа нет!
Ты осознаешь.
Ты больше не живешь.
И не светит свет.
Только ответ держать
Вечный оставшийся срок
Жизнь короткий урок
А дальше существовать
Тьмою прочерчен трек
Чтоб не страдать во тьме, —
Жить на Земле сумей
Просто, как Человек
А тебе повезло
Там, в темноте знать
Жизни твоей ремесло
Будут всегда вспоминать
С Рождеством, честной народ!
Поздравление радикал-атеиста
Я – атеист. Нет, это не гордыня,
Так воспитали в школе и в семье.
В дни черные, что пролетают ныне,
Когда за это светит клетка на скамье,
Одна утеха: я пока не террорист.
А жизнь сложилась так, что прямо рядом,
Со мной живет любимый человек.
И с Богом она связана навек, —
Следят за мной Иконы мудрым взглядом.
Поддерживая в мелочном быту
Того, с кем до конца жизнь разделяю,
Сижу я на Рождественском Посту.
И вот сегодня Рождество встречаю.
На Службу в Храм, конечно, не пойду.
Хотя и понимаю: там красиво.
Я лучше встречу первую Звезду:
Мне Звезды отчего-то дарят силы.
Звезда мне доверительно шепнет:
«Поздравь друзей, пусть сам не понимаешь,
Им поздравленье счастье принесет,
Которого ты, может быть, не знаешь!»
Возьму листок, чтоб пару строк черкнуть:
«Всех с Рождеством! Всем радости и счастья!
Минуют Вас пусть беды и ненастья,
И пусть по жизни будет чистым Путь,
Как чист был Путь, Того кто в этот час
Родился так давно и так далеко
Как ясен Свет ночной Звезды высокой,
В ночи который согревает нас!»
И, вслушиваясь в сумрак полуночный,
Чудесной песни вдруг почудится мотив,
С которым мир омоется порочный,
Все слышащие души освятив:
«Рождество Твое,
Христе Боже наш, возсия мирови свет разума,
в нем бо звездам служащии звездою учахуся
Тебе кланятися, Солнцу правды,
и Тебе ведети с высоты Востока.
Господи, слава Тебе!..»
С Рождеством всех верующих,
С Праздником Надежды просто всех!
Трудный шаг
Как трудно сделать шаг,
И ждать, пока сорвешься,
Переступив черту,
В последний свой полёт.
Когда глаза в слезах,
И на лету смеёшься.
Кто видел высоту,
Лишь тот меня поймёт.
Как трудно победить,
Когда врага не видно.
Когда в прицеле враг,
А пули, в своего.
Нет цели впереди,
И проиграть обидно.
Всё делаешь не так,
В итоге, – ничего
Как сложно изложить
То, главное, словами,
Когда понятна суть
Но ложь рождает речь.
И с этой ложью быть
Не понятым друзьями,
И слова не вернуть,
И чести не сберечь
Как сладостна мечта,
Когда она далёко.
Но исполненье грез
Рождает пустоту.
Устроен мир не так:
Обманно и жестоко.
И океаны слез
Преследуют мечту.
Как трудно быть собой
Средь ярлыков и масок.
И как манит обрыв,
Где вечность одному.
Где для тебя покой
От изобилья красок:
Спишь, на века застыв,
И счастлив потому.
Проводы Старого Года
Афоня Чулин, – не пришей к звезде рукав,
Бомжара русский, все раздав, что приобрел,
Себя в пространстве новой жизни потеряв,
Судьбы все страшные мученья испытав,
Прохожим жалостным был приглашен за стол:
Шагал по парку пьяненький мужик,
Глядь, – замерзает кто-то на скамье.
«Эй, человек! Ты жив? Идем ко мне!
Не по-людски, то, что ты тут лежишь!
Согреешься, помоешься, пожрешь.
Мы нынче провожаем Старый Год.
Здесь ты замерзнешь, а к утру помрешь.
Давай, вставай, ждет за столом народ».
Афоня встал с подстилки из газет.
Покорно зашагал за мужиком.
Он не в последнюю рванину был одет,
Он не вонял помойкой на весь свет.
Он не был алкашом иль дураком.
Обычный русский, дом свой потерявший,
Похоронивший всех своих родных,
Прошедший ада семь кругов земных,
Не нужный обществу, и в нём изгоем ставший
Они зашли в обычную квартиру,
Застолье. Мужиков пять или шесть.
Хозяин гостя своего представил миру,
И предложил на краешек присесть.
Народ наш добр и широк, и сразу
Афоне двинули тарелку, ложку, хлеб
От вида яств едва он не ослеп,
Плеснули водки: «Выпей, крепкая, зараза,
Но, – после ТОСТА, чтоб не захмелеть!»
Хозяин пузырей на стол доставил, —
За ними, собственно, и бегал он в шинок.
Стаканы каждому наполнил «под глоток»,
И гостю новому он слово предоставил.
Афоня встал: «Простите меня, люди,
Что я вот с улицы, и так вот, – сразу к вам.
Спасибо вам. И пусть вам счастье будет,
И извините, – не привык к словам»
«Хороший человек! Свой в доску! Русский!»
С ним чокнулся, что слева был, сосед.
«Тост правильный, хотя немного грустный.
Ничо! Развеселим и включим свет!