— Александр Николаевич Яковлев просил пройтись по всему тексту, что-то снять, что-то уточнить и добавить. Срочно и строго конфиденциально.
Дело было в субботу. Участие машинистки исключалось (вдруг произойдет утечка). Поэтому принесли в кабинет машинку, вносили правку и сами печатали. Чуть ли не к утру закончили. И 5 апреля в главной газете Союза появилась редакционная статья под заголовком «Принципы перестройки: революционность мышления и действий».
Перед публикацией статью показали генсеку, тот одобрил. Но уже вечером, накануне выхода газеты в свет, Яковлев осмелился вставить в верстку абзац об опасности национализма и шовинизма. Михаил Сергеевич, увидев в газете этот пассаж, рассердился:
— Не надо было этого делать.
Но никакого развития инцидент не получил.
Кроме журналистов-«известинцев», на участие в подготовке правдинской статьи претендуют и сами «правдисты». Причем именно они, как сказал мне тогдашний член редколлегии и секретарь парткома редакции «Правды» А. В. Черняк, и были главными авторами «отлупа» Нине Андреевой.
13 марта во время обеда в столовой для членов коллегии зам. главного редактора Л. Н. Спиридонов обратился к Черняку:
— Ты видел сегодня «Советскую Россию»?
— Видел.
— Очень жаль, что такая хорошая статья появилась там, а не у нас.
— Мне и самому жаль, — согласился Александр Викентьевич.
А еще через несколько дней тот же Спиридонов срочно вызвал к себе Черняка и ответственного секретаря «Правды» Анатолия Карпычева:
— Мне только что позвонил Кузнецов и дал поручение оперативно подготовить ответ Нине Андреевой, причем с перестроечных позиций.
И Карпычев, и Черняк знали, что Валерий Кузнецов — помощник А. Н. Яковлева и что со Спиридоновым их связывают дружеские отношения. Они в теннис вместе играли, в сауну ходили.
Черняк еще пробовал как-то возражать («надо ли нам ввязываться в это дело?»), однако заместитель главного сразу пресек такие разговоры:
— Это поручение ЦК, и нам следует его незамедлительно выполнить. Вернее — вам.
Рядом со школой, в которой он учился. Крайний слева — «прикрепленный» А. Е. Смирнов. [Из архива С. Метелицы]
Потом в редакцию приехал сам Кузнецов с тезисами будущей статьи, которые ему надиктовал шеф. Там был весь набор самых принципиальных моментов. Про то, что альтернативы перестройке нет. Про верность идеям социализма «по-ленински». Про свободу слова и гласность, но не в ущерб демократизации и новым веяниям. Про опасность неосталинизма…
«Я помню, что в числе прочих рекомендаций была и такая: связаться с нашим собственным корреспондентом в Лондоне и просить, чтобы он выяснил, говорил ли в действительности Черчилль фразу про то, что Сталин получил Россию с сохой, а оставил с ядерной бомбой, — рассказывал мне А. В. Черняк. — Мы связались, все выяснили. Не говорил такого британский премьер».
Сначала Карпычев и Черняк решили, что достаточно будет подготовить «болванку», а уж потом ее доведут до ума, причешут умельцы в ЦК. Написали, как могли. Спиридонов повез текст Яковлеву, тот прочел, но мнения своего не высказал. Видимо, после этого материал еще и дорабатывали «известинцы». А Горбачеву на утверждение повезли уже оттиск сверстанной полосы.
Еще А. В. Черняк вспомнил, что опубликованную в «Правде» статью затем перепечатали многие областные и республиканские партийные издания. Ему из Вильнюса позвонил редактор газеты, выходившей на литовском языке, спросил, кто автор, кому разметить гонорар в одну тысячу рублей.
— Авторов нет, а гонорар отправьте в Детский фонд, — порекомендовал ему Александр Викентьевич.
Тот так и поступил. Черняк не поленился позвонить главе Детского фонда Альберту Лиханову, и тот подтвердил, что сумма в одну тысячу рублей из Вильнюса пришла на их счет[239].
Статья, опубликованная 5 апреля в «Правде», камня на камне не оставляла от позиции «Советской России», которая была названа «консервативной и догматической». А. Н. Яковлев и его соавторы обозначили главный диагноз андреевской болезни: неприятие самой идеи обновления, тоска по прежним административно-командным методам.
Многие положения правдинской статьи звучат актуально и сегодня. Например, вот этот абзац — его Яковлев вписал собственной рукой уже в сверстанную полосу, что наутро вызвало недовольство генерального секретаря:
«Вместе с тем наблюдаются спекуляции на понятии патриотизма. Патриот не тот, кто громко кричит о якобы „внутренней угрозе“ социализму, кто, смыкаясь с некоторыми политическими экстремистами, повсюду ищет внутренних врагов, „контрреволюционные нации“ и т. д. Патриот тот, кто, не боясь никаких трудностей, действует в интересах страны, на благо народа. Нам нужен патриотизм не созерцательный, не словесный, а созидательный. Не квасной и лапотный, а патриотизм социалистических преобразований. Патриотизм, идущий не только от любви к „малой родине“, а пронизанный гордостью за свершения великой родины социализма».
Горбачев, прочитав не санкционированную им вставку, поморщился: «Не следовало этого делать».
Еще там очень большое и важное место занимала оценка сталинского периода в истории нашей страны. Со страниц главной газеты Советского Союза прозвучали совершенно внятные и недвусмысленные слова: «Вина Сталина, как и вина его ближайшего окружения, перед партией и народом за допущенные массовые репрессии, беззакония огромна и непростительна». Защитники Сталина отстаивают право на произвол, зовут к возвращению прежних тоталитарных порядков, а это никак не соответствует принципам и задачам перестройки.
«Ностальгию некоторых людей по прошлому понять можно, но не пристало печатному органу пропагандировать подобные настроения, не только не давая им должной оценки, но и создавая у читателей впечатление, будто им предлагается некая „новая“ политическая платформа», — эти слова из редакционной статьи «Правды» не оставляли апологетам сталинизма никаких шансов.
Кто бы мог тогда подумать, что спустя годы неосталинизм опять поднимет голову, а к бюсту диктатора у Кремлевской стены в день его рождения будут нести охапки цветов.
«Перестроечники» вздохнули с облегчением. Попытка мятежа провалилась, их поезд покатил дальше все по той же колее.
Александр Николаевич в приватной беседе с Черняевым назвал этот эпизод «поворотным» в современной истории страны. И добавил:
— А если Михаил Сергеевич не пожалеет Егора Кузьмича, то дата войдет в анналы.
Тогда генеральный секретарь пожалел соратника, для него важно было демонстрировать миру единство в руководстве партии, не выносить сор из избы. Но Горбачев еще не раз в своих публичных выступлениях обращался к этой истории, подчеркивал опасность «андреевщины» для того дела, которое он затеял.
Яковлев, разговаривая «по душам» с Черняевым, как-то его спросил:
— Как ты думаешь, когда в нем (в Михаиле Сергеевиче) произошел такой перелом?
И пояснил: ведь еще совсем недавно Горбачев не принимал ни «Детей Арбата», ни пьесы Шатрова. А тут вдруг будто его подменили: непримирим к малейшему послаблению сталинизму.
Помощник генерального секретаря ответил так:
— Думаю, что перелом произошел окончательно тогда, когда увидел, что и в его окружении во главе с Лигачевым люди думают и делают так же, как Нина Андреева, и что даже в «генералитете» партии не понимают глубины его замысла. Или не приемлют[240].
Да, это и вправду был очень важный эпизод в недолгой перестроечной истории нашего государства. Вот почему его не обходят своим вниманием авторы многочисленных мемуаров, о нем охотно вспоминают в интервью люди, имевшие хотя бы косвенное отношение к тем событиям.
Переводчик генерального секретаря и президента СССР Павел Палажченко тогда работал в Министерстве иностранных дел. В беседе со мной он подтвердил, что и у них в МИД было много разговоров о появившейся статье Нины Андреевой.