О. И. Ожерельев (в 1991 году помощник президента СССР по экономике):
Колумбийский университет был, на мой взгляд, тем рубежом, с которого начались перемены. Молодой парень, из деревни, недавний фронтовик, вдруг попадает в американскую действительность. Где все благоухает. Где ему читают лекции самые знаменитые профессора. Где он может брать в библиотеке любые книги.
Завербовали его там или нет — я даже не хочу это обсуждать. Молодой человек, недавно перенесший ужасы войны, видевший жуть послевоенной русской деревни с ее голодом, холодом, лаптями, керосиновыми лампами, с ее крепостничеством, вдруг попадает совсем в другую жизнь. И как после этого мозги не поедут?
Думаю, первый надлом произошел уже тогда.
Я, будучи совсем зрелым человеком, работником ЦК, был командирован в Японию. В ту страну, которую американцы в 45-м размазали по стене, а теперь — культура, техника, развитие, темпы… Мы возвращались вместе с Примаковым и вот начали по этому поводу рассуждать: отчего мы живем так дремуче, а японцы так процветают? Согласились с тем — и это было на поверхности, — что наш ВПК съедает все ресурсы, мы тратим на него слишком много. По возвращении я приехал в ИМЭМО, где Примаков тогда был директором, и там подготовили записку Горбачеву о необходимости резкого сокращения расходов на военно-промышленные нужды. В качестве примера привели бессмысленность расходов на производство танков — их к тому времени у нас было безумное количество. Через день меня в цековском коридоре встречает зав. оборонным отделом: «Твою мать, чего ты лезешь не в свои дела? Хотя бы ко мне зашел перед тем, как Горбачеву писать». Чуть ли не с кулаками на меня кинулся[416].
В. Н. Игнатенко (в 1991 году пресс-секретарь президента СССР):
Крючков был типичным чекистом: раз ты не с нами, значит, агентура, шпион и т. д. Сразу автоматом включался весь отработанный годами механизм: слежка, подслушивание разговоров… Меня он тоже прослушивал. Я потом сам читал материалы прослушки. Весь КГБ был нацелен на то, чтобы никому не доверять.
— И членов Политбюро слушали?
— Да. Но к этому отношение было спокойное. Раз ты подписался служить в аппарате, то будь готов к тому, что всегда будешь под колпаком, под жестким контролем. И Александр Николаевич это хорошо понимал.
Но хочу сказать, что он всегда был настоящим патриотом своей родины[417].
Ю. Н. Солодухин (в 1985–1986 годах консультант Отдела пропаганды ЦК КПСС, затем помощник члена Политбюро А. П. Бирюковой):
Был ли Яковлев агентом влияния, как впоследствии утверждали его недоброжелатели, в частности Владимир Крючков? Я думаю, что да, был. Не «иноагентом», как сейчас говорят, то есть он не получал деньги от зарубежных спонсоров. Он вернулся из Канады антикоммунистом, убежденным «западником». В его представлениях система должна была трансформироваться в государство с сильной социальной политикой, частной собственностью и рыночной экономикой.
У Марка Твена есть такой рассказ — «Человек, который совратил Гедлиберг», он про месть. Так вот, я не исключаю, что и Яковлев руководствовался чувством мести. Возможно, там сплелись два мотива: его искренняя убежденность в необходимости перемен и желание отомстить за свою ссылку 1973 года[418].
П. Р. Палажченко (с 1985 года личный переводчик М. С. Горбачева):
По-моему, Крючков не считал его шпионом, а использовал формулировку «агент влияния». Что я могу по этому поводу сказать? У Крючкова очень широкая трактовка этого понятия. Агентом влияния может быть человек, не обязательно завербованный или давший какие-то письменные обязательства. Ближайший помощник министра иностранных дел СССР Теймураз Мамаладзе и некоторые другие люди мне не раз говорили о том, что между Яковлевым и Крючковым теплые личные отношения. Теймураз говорил об этом с разной интонацией. Например, возьмем Афганистан. Шеварднадзе в этом отношении, как мы помним, был «ястребом», он очень переживал, что будет с Наджибуллой после вывода наших войск. А Крючков и Яковлев, по рассказам Теймураза и другого помощника министра Сергея Петровича Тарасенко, наоборот, считали, что надо уходить без разговоров.
— Насчет Крючкова вы или ваш Теймураз заблуждались. Он как раз был самым большим «ястребом», а Наджибулла — его ставленник на посту афганского президента. Владимир Александрович выступал за вывод войск исключительно потому, что, как опытный бюрократ, уловил «тенденцию», понял, откуда ноги растут.
— Не буду спорить…[419]
Вместо послесловия. Проклятый?
Раньше можно было задаваться вопросом: кого больше у Яковлева — сторонников или противников? Возможно, их было поровну. Но это раньше. Теперь, по прошествии многих лет, картина изменилась, и противников у него, кажется, стало гораздо больше. Наверное, это связано с теми тектоническими сдвигами, которые в последние годы произошли в общественном сознании — прежде всего под влиянием современной российской пропаганды. Все то, за что боролся Александр Николаевич в годы перестройки и потом, ныне перестало быть важным: разоблачение культа Сталина, реабилитация жертв политических репрессий, либеральные ценности, открытость границ и сотрудничество с западным миром, гласность, честные выборы… На смену пришли тоска по сильной руке, имперские синдромы, покорное согласие с теми правилами, которые навязывает власть.
Но еще и при жизни своей Яковлеву пришлось пройти испытание ненавистью. Волны презрения и злобы окатывали его с ног до головы.
По ночам к дверям его квартиры несколько раз приносили похоронные венки — можно себе представить чувства Александра Николаевича и его жены, когда утром они обнаруживали у порога эти недвусмысленные послания. Кто был их инициатором? Как они попадали в хорошо охраняемый дом, где жила высшая номенклатура? Эти вопросы так и остались без ответа.
Однажды знакомый предупредил Яковлева о готовящемся покушении на него. Якобы будет инсценировано транспортное происшествие с летальным для Александра Николаевича исходом. Он был вынужден обратиться к руководству спецслужб.
При встречах с близкими друзьями жаловался: «Врагу своему не пожелаю того, что происходит сейчас вокруг меня. То и дело получаю угрозы. Меня хотят повесить, расстрелять, посадить в тюрьму, шельмуют, как американского шпиона, в моего сына стреляли в электричке, машину моей дочери сожгли, а документы об этом загадочно исчезли в милиции».
В воспоминаниях крупных партийных деятелей КПСС и генералов спецслужб Яковлев неизменно фигурирует как давно завербованный американцами агент, причем из книги в книгу кочуют одни и те же аргументы, которые первым обнародовал Крючков. Ура-патриоты не поленились съездить в ту деревню, где родился и вырос «архитектор перестройки», для того чтобы покопаться в его родословной. А вдруг вылезут «еврейские корни»? Не повезло им, не вылезли.
В 2003 году крупное столичное издательство выпустило в свет книгу Юлия Квицинского «Отступник». Автор хоть и оговаривается в предисловии, что его книга «ни о ком конкретно», однако не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто скрыт под именем главного героя Тыковлева. Да и основные события жизни прототипа срисованы с биографии Яковлева прямо-таки самым подробным образом, правда, все — в авторской интерпретации, цель которой показать героя книги как отъявленного негодяя, двуличного и циничного карьериста, предателя, Иуду.
