Помощник генсека лупил Яковлева наотмашь:
Вся огромная статья — сплошная чернота, да еще с каким языком, какими словечками — «юродствование», «брюзжащий», «паразитирует» и т. д. […] Возникает и другой вопрос. Почему первый заместитель заведующего Отделом пропаганды (вот уже, кажется, три года исполняет обязанности заведующего отделом), который должен отвечать за плохие публикации в нашей печати, выступает в роли публициста-критика, да еще по фактам двух-трехлетней, а то и больше давности?
И еще один вопрос. В нашей партии существует традиция, что такие статьи ответственных работников ЦК публикуются после их рассмотрения в ЦК, особенно когда статья претендует на то, чтобы иметь установочный характер. Непонятно, как могла появиться такая статья[78].
20 ноября 1972 года статью Яковлева на заседании Секретариата упомянул Брежнев. Вообще-то Леонид Ильич редко присутствовал на такого рода собраниях, целиком доверяя Суслову. Но тут после болезни решил лично предстать перед соратниками, оглядеть свое войско и сказать ему нужные слова. В целом замечаний у генсека к аппарату не было, но слегка пожурить некоторых товарищей следовало. Вспомнил и о Яковлеве:
Ко мне уже по этой статье было несколько звонков. Я не понимаю, как она могла попасть в газету. Я, например, всегда стараюсь даже маленькую заметку, речь разослать по Политбюро и спросить санкции у Политбюро, а т. Яковлев может выступать с целыми положениями и высказывать собственное мнение и суждение не по одному, а по нескольким вопросам с общегосударственных, общепартийных позиций наших и т. д. Я думаю, что такая статья должна была пойти с санкции ЦК. […] Как может работник Центрального Комитета партии выступать в печати с подобного рода статьей без спроса, без разрешения? […] Нам надо укреплять всеми силами Центральный Комитет, его аппарат и воспитывать наш аппарат в духе высокой дисциплины[79].
Если учесть выволочку, которую Чаковскому устроил Кириленко, а теперь еще и донос Голикова, а также реплику Брежнева, то это уже были не просто грозовые тучи, а громы и молнии. Не зря, выходит, беспокоился главный редактор «Литературной газеты».
Однако вплоть до начала следующего года Леонид Ильич продолжал относиться к и. о. зав. Агитпропом вполне доброжелательно, он несколько раз приглашал его к себе, обсуждал с Александром Николаевичем вопросы подготовки к празднованию 50-летия СССР. Однажды в кабинете генерального секретаря было какое-то совещание, на нем присутствовал и Яковлев. Отвлекшись от рабочей повестки, глава партии вдруг обратился к нему:
— Ты чего там такого написал? Все шумят…
— Ничего особенного, Леонид Ильич. Надо было поставить на место некоторых товарищей, забывших о ленинских принципах интернационализма.
— Да? — удивленно протянул Брежнев. — А то мне тут такого наговорили… Ты почему со мной не согласовал?
— Леонид Ильич, — стал оправдываться Яковлев, — я ведь выступил в газете не как ответработник ЦК, а как частное лицо. Потому и не стал вас тревожить.
— Ты это брось, — хмыкнул генсек. Потом он подошел к сидевшему Яковлеву сзади, положил руку ему на плечо и завершил: — Ладно, вот на этом мы и закончим.
После совещания коллеги стали поздравлять Александра Николаевича: «Пронесло. Легко отделался». Однако неприятности, как вскоре выяснилось, были еще впереди.
Андрей Павлович Кириленко, член Политбюро, секретарь ЦК КПСС. [РИА Новости]
Наряду с письмами в поддержку позиции автора и «ЛГ» в ЦК стали поступать другие послания, причем некоторые из них были явно инициированы теми деятелями, которых критиковал в своей статье Александр Николаевич. Так, главный редактор «Огонька», известный «патриот» и антисемит Софронов доставил на Старую площадь письмо от Михаила Шолохова, в котором содержалось осуждение статьи. Пришли такие же послания из союзных республик: «Как посмел Яковлев оклеветать великий русский народ?» Причем, что интересно, «телегу» из Киева организовал глава местных коммунистов Шелест, а такую же «телегу» из Ташкента инициировал первый секретарь Узбекского ЦК Рашидов — оба как раз отличались националистическими настроениями, а тут вдруг обеспокоились судьбой русских… Из Ленинграда в ЦК прислал целый трактат некто Выходцев, доказывавший, что Яковлев не прав и что он вообще не марксист.
Член ПБ Кириленко поручил дать научно-историческую оценку статье и вскоре получил заключение за подписью трех докторов и одного кандидата наук. Эти эксперты, видимо прекрасно понимая, каких выводов от них ждут, обошли своим вниманием все принципиальные стороны публикации в «ЛГ», зато вволю оттоптались на тех неточностях и фактических ошибках, которые там якобы имелись. Это как раз и требовалось Андрею Павловичу. Он распорядился разослать заключение всем секретарям ЦК.
Кончилось тем, что вопрос о публикации статьи «Против антиисторизма» 23 марта 1973 года был вынесен на заседание Секретариата.
Кириленко там сразу дал понять, что соответствующее мнение «наверху» уже сформировано и вся эта канитель собрана с единственной целью: определить виновнику адекватное наказание. Скорее всего, хотели элементарно высечь «выскочку» и на этом дело закрыть. Когда Яковлев попробовал отстоять свою позицию, причем избрал для этого испытанный путь, начал говорить о марксизме-ленинизме, Андрей Павлович его прервал:
— Ты, Саша, нас в теорию не втягивай. Учти, что мы все здесь единодушны.
И другой член ПБ Полянский поддержал коллегу. Суслов, по некоторым свидетельствам, в тот момент отсутствовал в Москве, был в отпуске. Демичев — тот самый секретарь по идеологии, который читал статью до публикации, — как воды в рот набрал.
Постановление Секретариата поручили подготовить Демичеву. В сохранившемся черновике значится: «Статья т. Яковлева А. Н. в „Литературной газете“ от 15 ноября 1972 года „Против антиисторизма“ в теоретическом и идейно-политическом отношении недостаточно выдержана. Отметить, что т. Яковлев А. Н., являясь ответственным работником аппарата ЦК КПСС, поступил неправильно, передав для публикации в редакцию газеты статью, затрагивающую важнейшие идеологические проблемы, без ведома ЦК КПСС»[80].
Но на самом заседании Секретариата оргвыводов не последовало. Видимо, тогда еще не пришли к единому мнению относительно того, как поступить с провинившимся. Казнить или миловать? А если казнить, то четвертовать или избрать более гуманный способ?
До сих пор остается до конца не выясненным вопрос: кто же в высшем руководстве партии и государства тайно и явно поддерживал «русскую партию», а кто видел в ней опасность и для страны, и для социализма? Что касается откровенных симпатизантов, то Кириленко и Полянского мы уже назвали. Насчет Суслова мнения у историков разнятся. Брежнев? Генсек старался дистанцироваться от проблемы, в которой он мало что понимал, но интуитивно ощущал скрытую опасность в том случае, если она будет вынесена на публичное обсуждение. И по-прежнему споры идут о роли Андропова. Одни считают главу КГБ убежденным сталинистом, неприкрытым консерватором, другие — отъявленным русофобом. В частности, тот же В. Н. Ганичев так и сказал в одном из своих интервью: «Юрий Андропов — яростный русофоб»[81].
И у Яковлева об Андропове вы не найдете ни одного доброго слова, правда, он судит его с других позиций: «Хитрый, коварный человек, ортодокс, организатор постоянного давления на интеллигенцию»[82]. У Александра Николаевича к Юрию Владимировичу были свои счеты, и мы об этом еще поговорим. Что же касается истории со статьей в «ЛГ», то начальник Лубянки и одновременно кандидат в члены Политбюро Андропов своей позиции, кажется, не высказал.