— Это не мое дело, мистер Донован, — начала она неохотно, — но не считаете ли вы, что следовало дать какое-нибудь заявление этому человеку из Ассошиэйтед Пресс? Зачем при таких обстоятельствах возбуждать против себя газеты?
— Сейчас я не могу сделать заявление, — сказал Спенсер. — У меня есть на то причины.
Она не двигалась и продолжала смотреть на него. Слова, которые он только что произнес, требовали объяснения. И она ждала. Может быть, он сказал лишнее — снова лишнее. Выражение ее лица изменилось: черты заострились, и нос казался еще больше. Она опустила голову и вышла. Спенсер не остановил ее.
Ему нечего было сказать, и поэтому он чувствовал себя виноватым.
Затем он вспомнил голос Лэрри и, на мгновение прогнав всякие мысли, закрыл глаза. Он не хотел, чтобы страх овладел им.
14. Суббота, 21 июля, 5.00 дня
Встреча с адвокатами, работавшими у будущего тестя Спенсера, состоялась в пять часов дня в кабинете Джеймса Ф. Садерленда на верхнем этаже здания «Фратернити лайф иншуренс» на Парк-авеню. Она продолжалась до шести часов двадцати минут, и на ней присутствовали бывший судья, ныне глава юридического отдела «Фратернити лайф» Перси О’Нийл, старший следователь компании Том Гинсберг и Бернард Г. Майлс, который, к большому удивлению Спенсера, попросил разрешения явиться. Однако Майлс предупредил, что он приехал как частное лицо, а не как представитель юридической фирмы «Арбэтт и Майлс».
Встреча эта ничем не отличалась от совещаний в кабинете Джона Арбэтта, за исключением лишь того, что Перси О’Нийл настоятельно рекомендовал, чтобы Спенсер возбудил дело против Уолта Фаулера и незамедлительно опубликовал заявление в прессе. Его доводы были убедительны. Он полагал, что предложение Джона Арбэтта было сверхосторожным и не учитывало опасности промедления для Спенсера. Он считал, что безотлагательные действия имеют большее значение, чем окончательное решение суда и сам судебный процесс.
Майлс не принимал участия в обсуждении. Своей напряженной позой и высоким белым воротничком на фоне темного костюма он напоминал Спенсеру какую-то допотопную птицу. Когда Спенсер окончательно решил принять предложение Перси О’Нийла, Майлс посмотрел на него и выразил одобрение еле заметным кивком головы.
Гораздо позднее, уже ночью, Спенсер объяснил в своем дневнике, почему он принял такое решение. Он писал:
«Доводы Перси неопровержимы. Он безоговорочно принял мой отказ реабилитировать себя перед мистером Гувером. Он сказал, что, как бывший судья, меня понимает, но не видит, какую угрозу моему положению таит в себе иск против Фаулера. Я пытался оттянуть принятие решения, ибо боялся и боюсь, что заметка в печати о том, что я возбуждаю дело против Фаулера, предостережет моих врагов и задержит или сорвет расследование. Однако придется рискнуть. Я мог бы отказаться только в том случае, если бы и Перси, и все остальные знали о заговоре «Донован против Донована». Становится все более и более очевидным, что мое поведение, позволяющее раздуть против меня дело и препятствующее немедленной реабилитации, совершенно непонятно доброму большинству моих друзей и сторонников, пожалуй даже всем им. Тем не менее это единственный способ показать американцам на живом примере, в данном случае на самом себе, что происходит на свете и что может случиться с любым из них. К сожалению, моя нерешительность довела мистера Садерленда почти до истерики, и Том Гинсберг, который, по-видимому, в результате своей работы старшего следователя, обладает подозрительным характером, весьма прозрачно намекнул, что я кое-что скрываю. У него уже вертелся на языке весьма коварный вопрос, но, как видно, он не осмелился задать его, помня, что я собираюсь жениться на дочери его босса. Майлс за все время не сказал ни слова, но меня не покидало ощущение, что он напряженно следит за мной».
После совещания Спенсер и Майлс вышли вместе. Остальные задержались в кабинете мистера Садерленда по делам фирмы. Когда спускались в лифте, Майлс закрыл глаза; у него был очень усталый вид.
Они вышли на первом этаже и медленно проследовали через мраморный вестибюль к широкой парадной двери, сверкавшей начищенной медью. На улице воздух был влажным и душным.
— Разрешите вас подвезти? — спросил Спенсер.
— Нет, спасибо. Я поеду на метро.
Они стояли рядом, нерешительно поглядывая друг на друга. Движение в этот час было особенно интенсивным: на несколько кварталов тянулись длинные вереницы машин. Свободных такси не было видно.
— Я очень рад, что вы присутствовали на совещании, — сказал Спенсер.
— Хорошо, хорошо. Вы собираетесь встретиться с Марком Хелриджем? — спросил Майлс.
— Постараюсь, — ответил Спенсер. — В субботу это нелегко сделать. Он, наверно, за городом. У него дача где-то в Коннектикуте.
Марк Хелридж был адвокат, который, по общему мнению, наиболее подходил для дела против Фаулера. Он считался либералом, но, дорожа своей высокой репутацией, держался в стороне от каких бы то ни было политических интриг. Он был другом Перси О’Нийла, и, по словам Перси, искренняя поддержка, оказанная Спенсером Гордону Беквуду, произвела на Хелриджа самое благоприятное впечатление.
— Если я буду вам нужен, звоните, не раздумывая, — сказал Майлс. — У вас ведь есть номер моего домашнего телефона?
— Да, — ответил Спенсер. — Большое спасибо, мистер Майлс.
— Ну, всего доброго... — сказал Майлс.
Он кивнул Спенсеру и медленно пошел к станции метро, находившейся за углом. Через несколько минут Спенсер отказался от попытки найти свободное такси и сел в автобус. Он приехал домой в начале восьмого. Позвонив в бюро обслуживания, он выяснил, что ему звонила только Джин. Четыре раза он набирал номер телефона Лэрри, но никто не отвечал. Он позвонил еще раз и долго держал трубку. Затем Спенсер связался с администратором «Савой-плаза» и попросил передать, чтобы Лэрри немедленно ему позвонил.
После этого он набрал номер Джин.
— Где бы ты хотела пообедать? — спросил он.
— В каком-нибудь маленьком ресторане, милый, в темном и маленьком. Чтобы не было ни музыки, ни посетителей.
— Сегодня суббота, — напомнил он.
— Я знаю. Давай встретимся попозже. Тебе ведь не нужно вставать завтра рано?
— Нет, — ответил Спенсер. — Как насчет итальянской кухни? Может, пойдем в «Артуро»?
— Лучше французская. Пойдем в «Паризиэн грил»?
— Прекрасно, — ответил Спенсер. — Я закажу столик и заеду за тобой минут через сорок пять.
— Не нужно, — сказала Джин. — Не нужно заезжать за мной. Давай встретимся прямо в ресторане. Это будет наше первое свидание; мы еще никуда не ходили вместе; мы познакомились лишь несколько дней назад. — Не получив немедленного согласия, она добавила: — Ну, пожалуйста, я прошу тебя, милый.
— Хорошо, — согласился Спенсер. — Как вас зовут?
— Джин, — ответила она радостно. — Мисс Джин Садерленд из семьи Садерлендов из Трентона, штат Огайо, ведущей свой род от бедных ирландцев. Только не говорите об этом моей маме.
— Не бойтесь, — сказал Спенсер.
Он взял телефонную книгу и отыскал номер телефона Марка Хелриджа. В квартире адвоката никто не ответил, но в бюро обслуживания сообщили, что мистер Хелридж уехал за город и вернется только утром в понедельник, причем проедет прямо к себе в контору. После долгого упрашивания и настоятельных ссылок на неотложность его дела Спенсер наконец уговорил телефонистку дать ему номер телефона адвоката в Коннектикуте. Он позвонил туда, но оказалось, что мистер и миссис Хелридж ушли в гости к соседям. Спенсер назвал свое имя и просил передать, что позвонит вторично в воскресенье.
Уже сидя в такси, он вспомнил, что забыл заказать столик в «Паризиэн грил». Ресторан, когда он приехал туда, был полон; его владелец Пьер, маленький француз с тонким лицом и узкими плечами, обещал сделать все возможное — Спенсер был частым посетителем. Все стулья в зале были заняты, поэтому Спенсер решил подождать Джин в холле. Там стоял диван, и по радио передавали танцевальную музыку. Девушка-гардеробщица улыбнулась ему из своего угла. Это была высокая блондинка с томными глазами, актриса, как она всем рассказывала, вынужденная зарабатывать свой хлеб в ресторане. Дверь отворилась, и вошло еще несколько человек. Девушка взглянула на них, но, так как мужчины были без шляп, она снова возвратилась к своей книге. Летом заработок падал.
