Компаньоны по адвокатской фирме благожелательно улыбались ему. Здравый смысл уступил обаянию молодости. Они не замечали около себя врага. Они не знали, что их младший компаньон получает приказания от группы иностранных гангстеров. Они не видели, что на Манхэттене, в комфортабельном здании фирмы, поднимаются стены Кремля.

И вот произошло нечто, раскрывшее истинную природу этого красного вундеркинда. Возникло дело Гордона Беквуда.

Гордон Беквуд, обвиненный в государственной измене, метался в поисках помощи. Его хозяин, Джо из Москвы, прислал инструкции. Предатель из нью-йоркской фирмы получил указания и приступил к действиям.

Он предложил своим старшим компаньонам выступить защитниками Беквуда на предстоящем слушании дела в сенатской комиссии по расследованию. Но на этот раз, наконец-то очнувшись от своего сонливого благодушия, его компаньоны заартачились.

Они не слушали липовых фраз о либерализме и «демократии». Они отказались от покрытых кровью денег Москвы и не пожелали защищать Гордона Беквуда. А для того, чтобы оборвать нить предательства и позора, они уволили своего младшего компаньона.

Тогда он начал действовать самостоятельно.

Подчиняясь указаниям из Москвы, он стал адвокатом Беквуда. Каждому гражданину, следившему за ходом этого дела по газетам, известны те поношения и ложь, которыми во время многодневного дела в Вашингтоне обливали Честных Американцев, в том числе и автора этих строк.

И когда, в порыве смертельного отчаяния, Беквуд вырвался из рук судей, предатель оповестил народ Америки о деле «бедной, невинной жертвы», кричал «караул» и оскорблял стойкого поборника американского духа сенатора Аарона Купа.

С предателем пока ничего не произошло. Он все еще на свободе. В Вашингтоне даже ходят слухи о том, что его удостоят одного из высших судейских постов в штате Нью-Йорк. Но американский народ не потерпит такого оскорбления его честности и доверия. Он изгонит предателя из своих рядов.

ФБР известны эти факты. Давайте воспользуемся ими, пока не поздно.

Разрешите назвать предателя его настоящим именем: адвокат Спенсер Донован».

10. Пятница, 20 июля, 2.00 дня

Спустя несколько недель, когда Спенсер вспоминал этот день, пятницу, двадцатое июля, он представлялся ему непрерывной цепью телефонных звонков. Дважды звонил мистер Садерленд, требуя срочных действий, немедленного возбуждения дела о клевете и приглашая Спенсера на послеобеденный военный совет. Он предложил услуги своего юридического отдела и посоветовал предпринять мощный демарш в Вашингтоне с помощью члена конгресса Арнольда Биллинджера. Звонил Майлс. Он был почти весел; заявив, что основания для иска о клевете определенно налицо, он сказал, что попытается связаться с Джоном Арбэттом, который в тот день находился в суде, и что они с Джоном хотели бы увидеться со Спенсером, если он может, в конце дня.

Звонила Джин.

Спенсер сидел у себя в кабинете, обсуждая положение с Мэри и Артом. Оба они были в воинственном настроении, очень злились, и оба ожидали от него немедленных действий. Соглашаясь с Джеймсом Садерлендом, Арт стоял за судебный иск против Фаулера и соответствующее заявление в печати, а Мэри, кроме того, предлагала разослать клиентам и деловым компаньонам письмо, категорически опровергающее обвинения журналиста и извещающее их о тех законных шагах, которые будут предприняты.

С их точки зрения, все это звучало вполне логично, но Спенсеру нельзя было забывать о своей главной задаче: сделать этот инцидент всеобщим достоянием, сделать так, чтобы о нем знали все мужчины, женщины и дети в Соединенных Штатах, довести его до трагической кульминации, до общественного расследования. Статья Фаулера была хорошим началом, просто отличным для Спенсера. Даже тяжба о клевете будет способствовать его планам: она привлечет к нему всеобщее внимание и, несомненно, будет иметь отклик. Но если он действительно возбудит дело о привлечении Фаулера к ответственности за клевету, то вся его затея может провалиться, ибо придется ждать результатов процесса, а может пройти несколько лет, прежде чем дело дойдет до суда, и, кроме того, это, безусловно, погубит все шансы на расследование в конгрессе.

Что же касается письма клиентам, то Спенсер не возражал против предложения Мэри. Конфиденциальное письмо, адресованное ограниченному числу людей, не мешая его затее, успокоит тех, кто поддерживает с ним деловые связи. Если серьезно подумать над этим, то он, пожалуй, даже обязан написать такое письмо своим клиентам и друзьям, он обязан написать его служащим своей конторы — но тут его мысли остановились. В этот момент он впервые отчетливо понял, что его затея, задуманная им в порыве справедливого гнева как подвиг одиночки во имя общего блага, будет постепенно вовлекать в игру все больше и больше людей и что, рискуя собственной жизнью, он подвергает опасности и других, например Мэри, Арта, Сьюзи и посыльного Реда. Имеет ли он право на это? На мгновение ему показалось, что следует рассказать всю правду Мэри и Арту, но он тотчас же отбросил эту мысль. Нет, слишком опасно; он должен молчать и хитрить. Его дело правое.

Зазвонил телефон, и к аппарату подошла Мэри.

—      Сию минуту, — сказала она и передала трубку Спенсеру. — Это мисс Садерленд.

—      Хелло, Джин, — сказал Спенсер.

Мэри посмотрела на Арта, который, криво усмехнувшись, кивнул и медленно встал с кресла. Они вышли.

—      Я прочла статью, — начала Джин. — Не знаю даже, что сказать, настолько все фантастично.

Она говорила, запинаясь.

—      Спасибо, что ты позвонила.

—      Я должна была это сделать, милый. Не стану тебя задерживать, ты, наверно, чертовски занят, не буду задавать тебе никаких вопросов. Я просто хочу, чтобы ты знал: я с тобой всегда. И я хочу тебя видеть. Ты не хочешь видеть меня?

—      Хочу, — ответил Спенсер. — Хочу видеть тебя. — Он говорил правду; его тронуло участие, звучавшее в ее голосе. — Я приду к вам вечером. Твой отец пригласил меня.

—      Очень хорошо, что он это сделал. И, пожалуйста, не слишком волнуйся, милый. Я знаю, это только сказать легко, но... пожалуйста, постарайся.

—      Хорошо, не буду, — пообещал Спенсер.

Он положил трубку и минуту сидел неподвижно. Вечером он расскажет Джин. Он должен рассказать ей. Она вправе знать.

—      Мистер Донован...

Он повернул голову. Мэри открыла дверь и смущенно смотрела на него.

—      Вы будете говорить с миссис Беквуд? Я не сказала ей, что вы у себя. Я не знала...

Он взял трубку.

—      Нет, — сказала Мэри. — Миссис Беквуд здесь

—      Здесь, в конторе?

—      Да, сэр. Но вы не должны... Я уверена, миссис Беквуд поймет.

Он встал и прошел мимо нее к двери.

Мелкими нервными шагами быстро вошла Кэрол Беквуд. Ее изящная фигура в черном казалась очень легкой и маленькой. Ее волосы, содрогнувшись заметил Спенсер, были почти совсем седые. В одной руке она держала перчатки и сумку, в другой — сигарету.

Она начала говорить, прежде чем закрылась за ней дверь.

—      Я не хотела тревожить вас, Спенсер, но я была неподалеку, у зубного врача, и купила «Стар джорнел». Я как раз читала эту мерзкую статейку, когда меня вызвала сестра, но я поднялась и пошла к вам. Я успею побывать у врача в другой раз, — добавила она.

—      Может, вы присядете? — спросил Спенсер.

—      Нет, — сказала Кэрол. — Я не хочу садиться. Я зашла только на минуту. Я даже не знаю, зачем я здесь. Но мне почему-то понадобилось вас навестить.

—      Спасибо, что зашли, — сказал он.

Он стоял около стола, и она приблизилась к нему, решительным, быстрым движением погасив сигарету.

—      Именно так начиналось и с Гордоном, — заговорила она. — Точно так же. В сентябре прошлого года, Этот тип заварил дело своей статьей.

—      Я знаю, Кэрол. Я помню.