Мы почему-то не говорим о том, что вместе с Корчаком в газовую камеру пошли и другие педагоги и из Дома сирот, организованном Корчаком, и из других учебных заведений.

Корчак был не один.

Пожалуйста, потратьте пару минут, чтобы прочитать фамилии людей, которые не бросили своих воспитанников:

Генрих Астерблум,

Бальбина Гжиб,

Роза Липец-Якубовская,

Сабина Лейзерович,

Наталья Поз,

Роза Штокман,

Дора Сальницкая,

Генрих Аэрилевич.

Каждый из них мог хотя бы попробовать бежать из гетто. Они этого не сделали. Они взяли детей за руки, и, не устраивая истерик, не рыдая, стараясь успокоить, пошли с ними на смерть.

Польский прозаик и поэт Марек Яворский, составивший этот грустный и одновременно героический список, добавляет:

«Были еще и другие:

Анна Геллер…

Д-р Ноэми Вайсман…

Доктор Минцева…

И много, много других»[6].

Еще раз хочу подчеркнуть: то, что Януш Корчак совершил свой подвиг не в одиночку, вовсе не умаляет значения этого подвига.

Но то, что мы не знаем других людей, которые пытались облегчить последние минуты своих воспитанников – это, безусловно, несправедливо.

Самая большая, просто непостижимая несправедливость – это то, что большинство из нас понятия не имеет: вслед за Корчаком вошла в газовую камеру, держа за руку детей, Стефания Вильчинская: его правая рука, его многолетняя помощница…

Две колоны детей шли в газовую камеру. Во главе одной шел Корчак, во главе другой – Вильчинская.

Вы когда-нибудь слышали эту фамилию?

Стефания Вильчинская, Стефа – самый близкий Корчаку человек. Ее можно было бы назвать женой нашего героя, если бы Корчак не принял «обет безбрачия»: жены, в полном смысле этого слова, как и детей у него быть не могло.

Стефания Вильчинская работала в Доме сирот со дня основания. Более того, когда Корчака призвали на фронт Первой мировой войны, она осталась за руководителя, и в невероятно сложные времена холода, голода и безденежья спасла Дом сирот.

По сути, она делала все тоже, что Корчак, разве что книжек не писала. И подвиг ее такой же: пошла с детьми в газовую камеру, хотя ей предлагали множество вариантов спасения.

Не захотела. Не сбежала. Не бросила Корчака и детей. Пошла на смерть, успокаивая своих воспитанников в их последние минуты жизни.

Почему же имя Стефании Вильчинской известно много меньше, чем Корчака. Да, она не писала замечательных книг, но без нее Дом сирот Корчака вряд ли смог бы существовать. И, наконец, как и Корчак, она твердо пошла с детьми на смерть.

Перед самой трагедией Стефания Вильчинская сказала Корчаку удивительные в своей отчаянности слова: «Пока ты не велишь им умереть, они не умрут»[7].

Кто знает, быть может, эти слова вспоминал наш герой, когда шел с детьми в газовую камеру, самим своим присутствием как бы говоря им: все будет хорошо? Ведь весь опыт жизни воспитанников убеждал их: если господин Корчак рядом, ничего плохого случиться не может.

Ну почему, почему имя Януша Корчака известно всем, а Стефании Вильчинской только специалистам? Разве она не достойна памяти, памятников?

Достойна. В высшей степени достойный был человек.

Просто жизнь Корчака мифологизирована, а жизнь Стефании Вильчинской – нет. Так уж получилось.

Замечу: миф – это не в коей мере не вранье. Миф – эта такая удивительная правда, которая превращается в легенду. И тут уж ничего не поделаешь: у некоторых превращается, у некоторых нет. И помним мы, как правило, не просто тех, кто совершил подвиг, но тех, чья жизнь мифологизирована.

Ольга Медведева в своей – повторю: совершенно замечательной статье – размышляет о том, почему возникла легенда о Корчаке.

«Итак, в легенде Корчака учтены многие законы жанрового сложения: осуществлена мифопоэтическая модель мира, реализованы непременные элементы ее морфологии, воспроизведены традиционные мифологические схемы; персонаж героизирован, специфически организовано пространство, реально отождествлено с метафорическим и т. п. Все строится на типичной игре реального и имагинативного[8], конкретика абстрагирована, предметы превращены в символы, причины и следствия связаны произвольно и порождают чудо, „очудесниваются“»[9].

Получается: жизнь Корчака – особенно в последние годы, годы Второй мировой войны – была такова, что дала возможность на ее основе создать легенду. Другими словами: превратить поступки в символы. Ни заслуги, ни тем более вины самого Корчака тут нет. Просто в его жизни и в его посмертной славе обстоятельства сложились так.

А у Стефы, у других педагогов, которые пошли с детьми в газовую камеру – иначе. Вот и все.

Легенда, миф – обязательный атрибут жизни ушедшего гения. И часто уже не разберешь: что из того, что мы знаем о человеке – историческая правда, а что миф.

Это было бы нормально, если бы не одно «но». Подчас легенда становится настолько притягательной, что закрывает собой реального человека, его сложности и достоинства, его подлинные искания, печали и радости.

Один пример.

Кто такой Александр Матросов? Все знают. Девятнадцатилетний парень, закрывший своим телом амбразуру вражеского пулемета и давший возможность однополчанам пойти в атаку.

Герой?

Без сомнения. Не обсуждается.

А что успел герой за свои девятнадцать лет?

Оказывается, многое. Матросов был, мягко говоря, подростком трудным, попросту говоря: отпетым хулиганом. Дважды сидел в колонии, где и встретил войну. Просился на фронт – его не отпускали. Наконец, вступил в комсомол, что для него являлось поступком не формальным, а важнейшим, во многом символическим: Матросов прощался с прошлой жизнью, которую у него хватило духа переосмыслить, и от которой хватило сил и разума отказаться.

Понимаете, сколько всего напроисходило в жизни парня, о котором мы знаем только одно: он закрыл своим телом вражеский пулемет?

И подобных примеров множество.

У Корчака за плечами – не 19, но 60 с лишком лет. Он опубликовал 24 книги. И более тысячи журнальных и газетных статей, подавляющее большинство которых посвящено проблемам воспитания.

Можно ли говорить, что итог его жизни: газовая камера в фашистском концлагере, куда он вошел со своими воспитанниками?

Возможно, с человеческой точки зрения это и так. Однако, в чем его заслуга как педагога? Только в великом примере?

Нет, разумеется. Я бы сказал, что главная заслуга педагога Януша Корчака состоит в том, что он выработал, проверил на практике и описал в своих книгах новую философию взаимоотношений детей и взрослых.

Более современной и, если угодно, актуальной философии не существует.

Автор биографии Корчака Бетти Джин Лифтон, заметила: «Корчак писал о жизни так, будто она была странным сном, и, когда я начала узнавать про его жизнь, моя собственная порой тоже стала казаться нереальной»[10].

Осмысление собственной жизни под взглядом Корчака? Лично я против этого ничего не имею.

Его теория, его выводы, его практика, и даже его противоречия, абсолютная «несахарность» и его судьбы, и его характера довольно серьезно повлияли на меня. Разве может быть иначе, когда встречаешься с человеком необыкновенным, во многом противоречивым и, без сомнения, великим?

Поэтому я надеюсь, что и на читателя книги встреча с Корчаком тоже окажет свое воздействие.

Великие педагоги – они такие. Они продолжают влиять на людей даже после своей жизни.

В знаменитую серию «Жизнь замечательных людей» я пишу именно о Януше Корчаке – педагоге. Хотя кто-то, возможно, больше бы уделил внимания его писательской работе.