Хасан инстинктивно схватился за рукоять своей сабли.

"Да, я что-то подозревал. Почему вы не осуществили свой план?"

Бузург Уммид пожал плечами. Абу Али мог лишь ошеломленно смотреть на него.

"До сих пор я жалею, что не выполнил его".

"Видите? Наверное, поэтому мне так не хватает Омара Хайяма. Но не думайте, что это потому, что я боюсь. Просто мне хочется с кем-нибудь хорошо поговорить".

"Говорите. Мы будем слушать".

"Позвольте мне задать вам вопрос. Является ли восторг ребенка от его красочных игрушек настоящей радостью?"

"К чему опять эти отступления, ибн Саббах?" Бузург Уммид сказал с явным раздражением. "Просто скажи нам прямо, что ты собирался сказать".

"Ты сказал, что выслушаешь меня".

Голос Хасана снова стал твердым и решительным.

"В мои намерения не входило оправдывать свои действия. Я лишь хотел объяснить их вам. Очевидно, что восторг ребенка от его красочных игрушек так же искренен, как и удовольствие взрослого мужчины от денег или женщин. С точки зрения любого человека, любое удовольствие, которое он испытывает, - это настоящее, неподдельное удовольствие. Каждый из нас счастлив по-своему. Поэтому если перспектива умереть для кого-то означает счастье, он будет радоваться смерти так же, как другой радуется деньгам или женщине. После смерти нет сожалений".

"Лучше живая собака, чем мертвый король", - пробормотал Абу Али.

"Собака или король, им обоим придется умереть. Лучше уйти королем".

"Раз уж ты взял на себя эту власть, то можешь сказать, что правишь жизнью и смертью", - сказал Бузург Уммид. "Но я лучше стану собакой на дороге, чем погибну, как погибли два твоих федаина".

"Вы меня не поняли, - ответил Хасан. "Кто-нибудь прописал вам такую смерть? Ваша ситуация бесконечно далека от их. То, что для них было вершиной счастья, для вас - ужас. А можете ли вы быть уверены, что то, что для вас является вершиной счастья, для кого-то другого не станет ужасом или не будет рассматриваться с другой точки зрения? Никто из нас не может оценить свои действия со всех точек зрения. Это исключительно удел всевидящего бога. Так даруй же мне, чтобы каждый был счастлив по-своему!"

"Но ты намеренно обманул федаинов! Откуда у тебя право так обращаться с преданными тебе людьми?"

"Я принимаю это право, зная, что верховный девиз исмаилитов верен".

"И вы можете говорить о всевидящем боге практически на одном дыхании?"

При этих словах Хасан выпрямился. Казалось, он вырос на целую голову.

"Да, я говорил о каком-то всевидящем боге. Ни Иегова, ни христианский Бог, ни Аллах не смогли бы создать мир, в котором мы живем. Мир, в котором нет ничего лишнего, в котором солнце одинаково ласково светит тигру и ягненку, слону и мухе, скорпиону и бабочке, змее и голубю, кролику и льву, цветку и дубу, нищему и королю. Где справедливые и несправедливые, сильные и слабые, умные и глупые становятся жертвами болезней. Где счастье и боль слепо разлетаются на четыре ветра. И где всех живых существ ждет один и тот же конец - смерть. Разве вы не видите? Вот бог, чьим пророком я являюсь".

Собравшиеся на помосте инстинктивно отступили на несколько шагов назад. Так вот в чем заключалась суть этого странного человека, вот то "безумие", та жгучая убежденность , которая безошибочно привела его к тому месту, где он сейчас стоял? Значит, втайне он действительно считал себя пророком? А все его философствования были лишь приманкой для умов сомневающихся? А может быть, и для него самого? Значит, в своей вере он был ближе по духу к своим федаинам, чем к лидерам исмаилитов?

"Так ты веришь в бога?" почти робким голосом спросил Бузург Уммид.

"Как я уже сказал".

Между ними разверзлась огромная пропасть.

Великий помост склонился в прощальном поклоне.

"Выполняйте свои обязанности. Вы - мои преемники".

Он улыбнулся им на прощание, как отец улыбается своим детям.

Как только они вышли в коридор, Абу Али воскликнул: "Какой материал для Фирдоуси!"

ГЛАВА 16

"Вот и закончился четвертый акт нашей трагедии", - сказал себе Хасан, когда снова остался один.

Вечером он вызвал к себе Обейду, Джафара и Абдур Ахмана. Абу Сорака передал им троим свой приказ.

Это вызвало бурю во всех кварталах федаинов. Когда Обейда услышал, что его ждет, его коричневое лицо стало пепельным. Он огляделся по сторонам, словно дикий зверь, ищущий способ спастись от надвигающейся опасности.

Абдур Ахман тоже боялся.

"Зачем Сайидуна вызвал нас?" - недоумевал он.

"Скорее всего, он планирует отправить тебя в рай, раз Сулейман, Юсуф и ибн Тахир ушли", - ответил ибн Вакас.

"Нам тоже придется прыгать с башни или колоться?"

"Вам придется спросить об этом у Саидуны".

Джафар принял приказ с невозмутимым послушанием.

"Аллах - хозяин нашей жизни и смерти", - сказал он. "А Сайидуна - его представитель".

Абу Али встретил их перед зданием верховного командования и повел на башню к Хасану.

После того как Абу Сорака сообщил федаинам об их встрече, он с тревогой стал искать Манучехра. Он нашел его на вершине стены, осматривающим какие-то чаны с смолой. Он отозвал его в сторону.

"Что вы думаете, эмир, о смерти двух федаинов?"

"Сайидуна - могущественный мастер, мой друг".

"Вы согласны с тем, что он делает?"

"Об этом я не думаю, и вам советую сделать то же самое".

"Но сможем ли мы с помощью этих методов противостоять армии султана?"

"Это знает только Саидуна. Я знаю только, что с имеющимися силами мы не смогли бы долго продержаться против них".

"Все это до сих пор заставляет меня содрогаться".

"Возможно, кто-то еще испытывает такую же дрожь. Например, эмир Арслан Таш".

"Так вы считаете, что Сайидуна достиг своей цели?"

"Что-то подсказывает мне, что мы можем на него положиться. Того, что мы пережили сегодня в крепости Аламут, не было во всей истории человечества".

Абу Сорака оставил его, покачав головой. Он пошел искать врача, чтобы узнать его мнение.

Сначала грек осмотрелся, чтобы убедиться, что поблизости никого нет. Затем он подошел к Абу Сораке и прошептал ему.

"Мой дорогой, почтенный даи! Сегодня я проклял тот момент, когда меня выпустили из византийской тюрьмы. Потому что все, что мы увидели сегодня в этом замке этими нашими глазами, превосходит самые пылкие фантазии греческого трагика. Сцена, которую наш верховный главнокомандующий соизволил показать нам сегодня утром, была подана с таким изысканным ужасом, что ей мог бы искренне позавидовать сам князь ада. При мысли о том, что по ту сторону стен Аламута я мог бы стать получателем его райских наслаждений, у меня по позвоночнику пробегает лед".

Абу Сорака побледнел.

"Как вы думаете, он отправит нас в сады за замком?"

"Откуда мне знать, старый друг? В любом случае, знание того, что ворота в его рай открыты днем и ночью, должно быть холодным утешением для любого из нас, кто имеет честь жить в этой крепости."

"Это ужасно! Это ужасно!" пробормотал Абу Сорака, вытирая рукавом холодный пот со лба. "Одно хорошо - наши семьи с Музаффаром".

"Да, действительно, - кивнул грек. Абу Сорака не заметил, как он усмехнулся за его спиной, уходя.

В саду уже давно все было готово ко второму визиту. Когда девушки узнали, что для этого был выбран именно этот вечер, их охватило праздничное настроение. Да, теперь они знали, в чем их предназначение. Любовь была их призванием, и это вовсе не казалось худшим, что могло с ними случиться. Далеко не так.