"Сегодня вечером, когда все будет освещено, будет казаться, что мы в раю", - заметила Зулейка. "Я больше не боюсь. На всех нас будут чадры, и мы будем петь и танцевать, как настоящие хари".

"Конечно, для тебя это легко. Ты красивая и умеешь танцевать", - вздохнула Сафия.

"Вы все красивые и умеете танцевать", - сказала Мириам.

"По крайней мере, мы сможем отдохнуть от однообразия", - сказала Фатима. "И мы будем хоть чем-то полезны. Иначе вся эта работа и учеба пропадет впустую".

"Неужели Сайидуна действительно прикажет обезглавить нас, если мы оступимся?" Джафа все еще беспокоился.

"Без сомнения", - сказала Мириам. "Он делает то, что говорит. Так что не будьте глупцом. Подумай, прежде чем говорить".

"Я не знаю, мне совсем не страшно", - заметила Фатима.

"А что, если кто-то из нас ошибется?" спросила Сафия.

"Тогда кто-то из остальных должен будет его починить", - объяснила Фатима.

"Как это - исправить?"

"Скажем, превратив его в шутку или как-то изменив его смысл".

"Я хочу быть рядом с тобой", - сказала Джада.

"Я тоже. Я тоже."

Каждый из них высказал одно и то же пожелание.

Фатима улыбнулась такому доверию.

"Не бойтесь, девочки. Когда человек должен что-то сделать, он это делает. У меня такое чувство, что все пройдет просто замечательно".

Целые стопки ламп были уже готовы.

"Видите, у вас все получится, если вы захотите", - похвалила их Мириам. "А теперь пойдемте со мной. Я хочу вам кое-что показать".

Она провела их в комнату, которая всегда была тщательно заперта. Она открыла ее. Глаза девочек расширились от удивления.

Они увидели склад, полный одежды. Платья из шелка и парчи, накидки с соболиной подкладкой, вуали, красиво заплетенные сандалии. Все самые изысканные вещи, которые могли предложить базары Самарканда и Бухары, Кабула и Исфахана, Багдада и Басры, были сложены в этом узком пространстве. Золотые и серебряные диадемы, инкрустированные драгоценными камнями, жемчужные ожерелья, золотые браслеты и браслеты, усыпанные драгоценными камнями, изысканные украшения из бирюзы, серьги с бриллиантами и сапфирами, дорогие цепи - все было здесь в изобилии.

Девушки могли только охать и ахать.

"Чье это все?" спросила Халима.

"Это все собственность Сайидуны, - сказала Мириам.

"Это правда, наш хозяин богат".

"Богаче, чем султан и халиф".

"Все это предназначено для вас", - объяснила Мириам. "Каждый из вас возьмет то, что ему больше подходит, и будет хранить это в своей комнате".

Она заставила девушек начать примерять шелковые одеяния и вуали. Она накинула на плечи тяжелые парчовые накидки, украсила их кольцами, браслетами, браслетами и серьгами, раздала халаты и сандалии, повесила на шею ожерелья. Она вручила каждой из них искусно сделанное металлическое зеркало и ларец с янтарем и ароматами. Она снабдила их диадемами, лентами, маленькими тюрбанами и другими головными уборами.

Девушки купались в роскоши. Каждая из них чувствовала себя сказочной принцессой.

"Так будет совсем несложно представить, что мы - хасиды!" воскликнула Халима. Ее щеки сияли от волнения.

"Разве я тебе не говорила?" Фатима сказала. "В конце концов мы перестанем верить, что мы обычные девочки".

Халима натянула легкую вуаль. Она надела накидку, а затем позволила ей соскользнуть с плеч, так как видела, как Мириам надевала свою, вернувшись вечером после визита к Сайидуне.

"Боже мой, какая она красивая!" воскликнула Сара.

Халима покраснела.

"Когда к нам придут гости, мы, наверное, не будем так одеты, правда?" - спросила она.

"Дурачок! Почему ты думаешь, что примеряешь их?" Мириам рассмеялась.

"Мне будет стыдно".

Каждая собрала свои вещи и отнесла их в свою комнату.

Внезапно раздался звук рожка.

Из кухни вбежала Апама.

"Быстрее все, собирайтесь! Саидуна идет".

В это время Хасан вел обстоятельную беседу с великим даисом в своих покоях. Он зажег несколько ламп и задернул шторы на окнах. Евнух внес большой кувшин с вином. Мужчины опустились на подушки, и кувшин перелился изо рта в рот.

Хасан начал.

"Я вызвал тебя из Рудбара, Бузург Уммид, чтобы ознакомить тебя и Абу Али с моей последней волей и завещанием. Я хотел, чтобы Хусейн Алькейни тоже был здесь, но события опередили меня, а Хузестан находится слишком далеко, чтобы я мог послать за ним. Это касается принципов преемственности в нашем учреждении".

Абу Али рассмеялся.

"Вы говорите так, как будто собираетесь попрощаться с миром завтра. К чему такая спешка? Может быть, мы с Бузургом Уммидом покончим с жизнью раньше вас".

"Вы упомянули Хусейна Алькейни, - заметил Бузург Уммид, - но что случилось с вашим сыном Хосейном, что вы забыли о нем? Ведь он ваш естественный наследник".

Хасан вскочил на ноги, как будто его укусила змея. Он начал метаться по комнате и кричать.

"Не напоминайте мне об этом глупом теленке! Мой институт основан на разуме, а не на идиотских предрассудках. Сын! Сын! Какой сын? Неужели вы думаете, что я разобью в пух и прах свой прекрасный план и поручу его какому-то идиоту, которого счастливый случай сделал моим сыном? Я предпочитаю следовать примеру римской церкви, которая ставит во главе только самых способных. Королевства, построенные на крови и родстве, вскоре приходят в упадок. Римская церковь стоит уже тысячу лет! Сыновья? Братья? По духу вы все мои сыновья и братья. Именно дух задумал мой план".

Величественная трибуна чуть не вздрогнула от неожиданности.

"Если бы я знал, что так сильно расстрою вас своим замечанием, я бы промолчал", - сказал Бузург Уммид. "Но откуда мне было знать, что ваши взгляды на родство и престолонаследие настолько... ну, настолько уникальны?"

Хасан улыбнулся. Ему было немного стыдно, что он потерял контроль над собой.

"Вернувшись из Египта, я также не перестал доверять кровным родственникам", - ответил он, похоже, в знак извинения. "Они привезли мне моего сына, который был так красив и силен, что на него было радостно смотреть. "Я увижу в нем свою собственную молодость", - подумал я. Я взял его в дом и... как мне объяснить вам мое разочарование? Где та страсть к поиску истины, где то высшее призвание, которое потрясло мою душу, когда я был в его возрасте? Я не смог найти в нем даже следа этого. Для начала я сказал ему: "Коран - это книга с семью печатями". Он ответил: "Не мне их снимать". "Но разве вас не тронуло открытие тайны, известной лишь немногим?" "Нет, ни капельки". Такое безразличие показалось мне непостижимым. Чтобы расшевелить его, я рассказал ему о трудностях своей юности. "И к чему привели все ваши трудности? Вот и все впечатление, которое произвели на него признания отца. Чтобы шокировать его, чтобы вывести из оцепенения, я решил открыть ему наш главный секрет. "Знаешь ли ты, чему учит наша вера как высшей мудрости?" - обратился я к нему. Ничто не реально, все дозволено". Он отмахнулся. "Я разобрался с этим, когда мне было четырнадцать лет". Понимание, над которым я бился всю жизнь, ради окончательного подтверждения которого я рисковал всеми опасностями, посещал все школы, изучал всех философов, он понял и покончил с ним к четырнадцати годам. Может, он родился таким мудрым, - подумал я. Но он не понимал даже самых элементарных уроков науки. Я был раздосадован такой тупостью. Я передал его Хусейну Алкейни в качестве пехотинца".

Собравшиеся на большом помосте обменялись взглядами. Бузург Уммид думал о своем сыне Мухаммеде, которого он очень любил. Действительно ли он собирался отправить его в Хасан для обучения на федая? Он почувствовал, как по позвоночнику побежали мурашки.