"Ибн Тахир выполнил приказ. Низам аль-Мульк мертв!"

Они оба пошли к Хасану и сообщили ему об этом.

С того момента, как верховный главнокомандующий узнал, что Мириам перерезала себе вены в ванной, он еще больше замкнулся в себе. Возможно, его машина и работала по его плану, но в процессе работы ее когти пожирали людей, для которых она не предназначалась. Одна жертва приводила к другой, та - к еще одной. Он чувствовал, что машина уже не полностью подвластна ему, что она проникает дальше и выше него и начинает уничтожать тех, кто был ему дорог и в ком он нуждался.

Теперь он был здесь, один и пугающий даже своих людей. Самоубийство Мириам он воспринял как потерю последнего человека, которому он мог открыть свое истинное "я". Если бы только с ним сейчас был Омар Хайям! Как бы он оценил его поступки? Конечно, он бы не одобрил их, но он бы их понял. А именно в этом он нуждался больше всего.

В его покои вошел вельможа. По торжественности их поведения он понял, что они принесли ему важные новости.

"Армия эмира бежит в хвосте. Ваш Исмаили убил великого визиря".

Хасан вздрогнул. Первого из троицы, когда-то посвятившей себя общему делу, больше не было. Теперь дорога была свободна.

"Наконец-то", - прошептал он. "Смерть этого дьявола - начало удачи".

Некоторое время все трое молчали. Затем он спросил: "Вы слышали, что случилось с тем, кто это сделал?"

Бузург Уммид пожал плечами.

"Мы ничего не слышали. Какая еще может быть возможность, кроме одной?"

Хасан смотрел им в глаза, пытаясь прочесть их мысли. Лицо Абу Али выражало преданность и доверие. Лицо Бузурга Уммида выражало одобрение, граничащее с восхищением.

Он расслабился.

"Передайте исмаилитам, что с этого дня они должны почитать ибн Тахира как нашего самого прославленного мученика. Помимо его имени, они должны упоминать в своих молитвах имена Сулеймана и Юсуфа. Таков мой приказ. С этого момента наш путь неумолимо ведет вверх. Все осажденные замки будут освобождены. Немедленно отправьте гонца в Гонбадан. Хусейн Алькейни должен быть отомщен. Как только Кызыл-Сарик отступит из крепости, пусть отправят караван с моим сыном сюда, в Аламут".

Он отпустил их и отправился на вершину своей башни, откуда наблюдал за отступлением войск эмира.

На следующее утро во все исмаилитские крепости галопом были отправлены гонцы. Ибн Вакас получил задание восстановить связь с Рудбаром.

Когда день стал клониться к вечеру, к верховному главнокомандующему прибежал запыхавшийся Абу Али.

"Произошло нечто невероятное, - сказал он, когда до него оставалось еще много времени. "Ибн Тахир вернулся в замок".

Ночь после нападения на великого визиря стала самой ужасной в жизни ибн Тахира. Избитый и израненный, со связанными руками и ногами, он лежал, прикованный к среднему столбу палатки. Отчаянные мысли грызли его. Ему казалось, что он слышит насмешливое хихиканье старика Аламута. Как он мог быть настолько ослеплен, что не разглядел обман с самого начала? Аллах, Аллах! Как он мог предположить, что религиозный лидер, чьи преданные последователи считали, что он служит справедливости и истине, может быть таким гнусным мошенником! Таким хладнокровным, расчетливым обманщиком! И что Мириам, это создание ангельской красоты, может быть его помощницей, в десять раз более презренной, чем он, потому что она использовала любовь для своих гнусных целей. Как безгранично он презирал ее сейчас!

Ночь тянулась до бесконечности. Мучительная боль никак не проходила, а сон никак не шел. Была ли Мириам любовницей этого ужасного старика? Неужели они вместе смеялись над его детской доверчивостью? Он, ибн Тахир, писал ей стихи. Он мечтал о ней, тосковал по ней, ждал ее. И все это время этот мерзкий старик, вероятно, использовал ее как свою игрушку, утолял на ней свою похоть, насыщаясь вином и ее чарами, а тех, кто верил в него, кто почитал и любил его, отправлял на смерть. Аллах, Аллах, каким ужасным было это откровение!

Но как все это стало возможным? Неужели над нами не было никого, кто мог бы наказать за такое преступление? Некому установить пределы для такого отвратительного поведения?

Мириам, шлюха! Это была самая невыносимая мысль из всех. Ее красота, ее ум, ее доброта - все это лишь приманка для идиота, которым он был! Он не мог жить после такого унижения. Вот почему он должен был отправиться в Аламут и все уладить со стариком. Он должен был это сделать, и это тоже принесло бы ему смерть. Чего же ему бояться?

Но все же! Разве красота Мириам не была самым восхитительным чудом? Какой мощный огонь она разожгла! Она запустила в нем сотню новых и неведомых сил. И вот, наконец, это осознание. О, если бы только он мог снова прижать ее к себе. И в минуту восторга раздавить ее, задушить!

На следующий день ему сообщили, что великий визирь умер. Они не стали отправлять его в Аламут и ждали, что предпримет султан.

Султан Малик-шах, который уже был на полпути в Багдад, немедленно прервал свое путешествие, когда узнал, что Низам аль-Мульк убит. Через два дня он вернулся в Нехавенд.

На мощном помосте, под небесно-голубым балдахином, среди бесчисленных знамен, венков и украшений лежало тело визиря, надушенное, помазанное и предварительно забальзамированное, облаченное в алую одежду и украшенное великолепным тюрбаном. У его ног лежали черная феска и колчан с чернилами и пером - символы должности визиря. Его восковое лицо, обрамленное красивой белой бородой, выражало благородство и спокойное достоинство.

Один за другим со всех концов королевства прибывали его сыновья на самых быстрых лошадях. Они опустились на колени перед мертвым отцом и поцеловали его холодные, окоченевшие пальцы. Стоны и причитания эхом разносились по погребальному помосту.

Когда султан увидел мертвое тело своего визиря, он разрыдался, как ребенок. Тридцать лет покойный служил своей стране! "Отец короля", - умоляет султан, - как ему подходил этот титул! Теперь он горько сожалел о своем суровом обращении с ним в течение последнего года. Почему он позволил женщине вмешиваться в государственные дела?! Он должен был запереть ее в гареме, как и всех остальных.

В лагере он узнал подробности ужасного убийства. Так вот каково было истинное лицо Хасана! Убийца мог с такой же легкостью вычислить его, а не визиря! Он содрогнулся. Нет, он не мог позволить этому преступлению распространиться. Он должен был избавиться от Хасана! И от всех исмаилитов вместе с ним. Все его замки придется сровнять с землей.

Он разрешил сыновьям визиря перевезти тело отца в Исфахан и провести церемонию погребения там. Что касается убийцы, то, по общему мнению, он должен был выполнить последний приказ умирающего визиря. "Так или иначе, он умрет в Аламуте", - говорили они. И вот султан приказал доставить к нему ибн Тахира.

Они втащили его в шатер, связанного, все еще опухшего от побоев и окровавленного от ран. Султан был поражен, когда увидел его. За долгие годы своего правления он научился быстро разбираться в людях. В этом исмаилите не было ничего убийственного.

"Как вы смогли совершить такое ужасное преступление?"

Ибн Тахир постепенно признался. В его словах не было ничего выдуманного или искаженного. Султана прошиб холодный пот. Он хорошо знал историю, но это была самая пугающая история, которую он когда-либо слышал.

"Теперь ты понимаешь, что был всего лишь пешкой в руках мерзкого старика с горы?" - спросил он его в конце своего рассказа.

"Мое единственное желание - искупить свое преступление и спасти мир от чудовища Аламута".

"Я доверяю тебе и отпускаю тебя. Тридцать человек проводят тебя до Аламута. Следите за тем, чтобы не выдать себя слишком рано. Сдерживай свой гнев, пока тебе не позволят увидеться с вождем. Ты решительный и яркий молодой человек. Твой план должен удаться".