— Миледи?

Шинид подняла голову и окинула взглядом балдахин над кроватью.

— Спускайся, Каира. Не бойся, — сказала она своей подружке.

— Что это было? Вы кричали?

— Неужели я кого-то разбудила? Из тех, кто спит внизу?

— Нет, они спят крепко, миледи. И все же мне вы должны рассказать.

— Нет, не проси. Ты же знаешь, с тем, что нам открывается, надо обращаться очень осторожно. С судьбой шутки плохи.

Все, что могла сделать Шинид, — это предупредить Коннала об опасности. В ее снах беда всегда представала размытой и нечеткой. Но этот сон был исключением.

Во сне она видела Коннала, и во сне он умер. Отчего-то Шинид казалось, что умер он по ее вине или по ее оплошности. Хорошо еще, что в то время как он сражался в Паленине, Шинид не было дано видеть его во сне, не то все эти тринадцать лет превратились бы для нее в кошмар. Однако стоило ему прибыть в Ирландию, как она стала видеть его каждую ночь. Шинид чувствовала, что это не просто кошмары, а настоящий вещий сон — сон-предупреждение. Но если судьба дает ей знак — значит, в ее силах предотвратить беду. Но как?

Сказать ему? Он ей не поверит. Никто, кроме ее родителей, не знал о вещих снах. До того как мать наложила запрет на колдовство, Шинид видела вещие сны, но тогда она была совсем ребенком и не могла ухватить нить, понять, что именно хотят сказать ей высшие силы. Она не понимала, зато отец ее разобрался и лишь поэтому сумел спасти ей жизнь.

Но что она могла сделать для Коннала? Он выслушает ее предупреждение с саркастической усмешкой и забудет о нем, небрежно скинув с себя, как доспехи на ночь.

Его лицо из сна стояло у нее перед глазами — смертельно бледное, бескровное. Она видела алую кровь, сочившуюся из раны. Решение пришло внезапно. Она поплотнее закуталась в бархат и пошла к двери.

— Миледи, в замке сегодня много мужчин, — предупредила фея.

— Они меня не увидят! — бросила Шинид и вышла из комнаты, шепча заклинания, делавшие ее невидимой. Невидимкой она вышла на крытую галерею, окружавшую замок, едва касаясь босыми ступнями обледенелого камня. Ею все еще владело ощущение безнадежности и беспомощности. Она подошла к паркету, подставила лицо ледяному ветру и сделала глубокий, обжигающий вдох. Но образ из сна не желал ее покидать.

Снова и снова сон во всех подробностях прокручивался перед ее мысленным взором, настойчиво, требовательно. Слезы душили ее. Шинид потрясла головой, словно могла сбросить с себя это наваждение.

Нет, он не должен погибнуть. Он не умрет вот так…

— Шинид?

Она резко обернулась, придерживая накидку у горла. Коннал возник внезапно, как дракон из черного зева пещеры.

— Господи, что ты тут делаешь? Ты решила замерзнуть насмерть, лишь бы не выходить за меня замуж?

Шинид молча покачала головой. Комок в горле мешал говорить.

Взгляд его упал на ее босые ноги. В одно мгновение он оказался рядом, скинул с себя плащ и, закутав ее, подхватил на руки и понес к лестнице.

— Нет, я не хочу спускаться вниз.

Коннал не ответил.

— Отпусти меня.

Что-то в ее голосе заставило его подчиниться. Она вскинула голову, и лунный свет упал на ее заплаканное лицо. Коннал осторожно опустил ее на каменный пол и торопливо укрыл своим плащом ее босые ноги.

— Не бойся, Шинид, это все, что я хотел сделать.

— Ты мне не нянька.

— Что ж, заведи себе няньку, женщина. Видит Бог, она тебе нужна, — проворчал он и снова подхватил ее на руки, как ребенка.

Лестница сделала поворот, и стало теплее — здесь не чувствовалось ледяного дыхания ветра. В нескольких шагах от них у жаровен грелись стражники. Коннал, не обращая на них внимания, опустил Шинид на пол, а сам присел на корточки, опираясь спиной о каменную стену.

Шинид куталась в бархат, вздрагивая от холода. Интересно, почему ей не удалось стать невидимой, думала она. И тут же решила, что это из-за недостаточной концентрации силы.

— Ты ведешь себя нелепо.

— Ты был наверху! — обиженно проговорила она, глядя себе под ноги.

— Только затем, чтобы проверить посты.

— Конечно, — раздосадовано протянула она, — тебя не впечатляет то, что за несколько столетий никому так и не удалось взять этот замок.

— Я принял необходимые меры предосторожности и сделал это не в пику тебе.

— Ты не доверяешь не только мне, но и тем, кто мне иереи.

— Я пробыл здесь недостаточно долго для того, чтобы делать выводы.

Она впилась в него взглядом, словно взгляд мог ударить.

— Эти люди готовы умереть за меня, Пендрагон, как, впрочем, и я за них.

— Ну что же, я вижу, ты готова умереть из одного лишь упрямства. — Коннал потер руки, и Шинид заметила, что они посинели. Он слишком долго пробыл в Палестине и отвык от холода. Шинид протянула руку, махнула ладонью над каменной плитой, ближайшей к Конналу, и из расщелины показался язычок пламени.

Коннал, тихо ругнувшись, отдернул ногу.

С той легкостью, с какой хозяйка подвигает миску на столе, она отодвинула огонь чуть дальше. Коннал ошалело смотрел на пламя и лишь спустя пару мгновений перевел взгляд на Шинид.

— Я не знал, что ты и это умеешь.

— Ты тоже прячешь свои таланты.

— Не будем говорить об этом.

Шинид чувствовала, что Коннал подавляет в себе врожденное умение понимать людей и животных и может читать их мысли, и его ответ подтвердил ее подозрения.

— Разумеется. Мне следует и этот пункт включить в список тем, которые ты не желаешь обсуждать?

— Включай, если хочешь, — пожал он плечами. Шинид покачала головой.

— Тебе нечего сказать? Странно. Неужели поток оскорблений иссяк?

— Я говорила тебе только правду.

— Я не предатель, — процедил он сквозь зубы.

— Ты воевал против своих. Как по-другому можно тебя назвать? — без надрыва, очень спокойно спросила она.

Коннал прищурил глаза, и они стали похожи на зеленые горящие уголья.

— Я солдат и служу тому, кто мной командует.

— Ты оправдываешь предательство долгом? А я — нет. Коннал провел рукой по волосам. Она слишком прямо говорила о том, что думает, и делала это чаще, чем следовало.

— Клянусь, я бы с радостью сейчас связал тебя и всунул кляп в рот.

В ответ он услышал ее смех.

— Мой отец часто говорит то же самое.

— И что, такое бывало?

— Однажды он велел мне молчать целую неделю. Но я и дня не выдержала. Я не могу быть другой, Коннал.

— И все же мы должны прийти к согласию.

— Я согласна с тем, что ты должен уехать и оставить все как есть.

— Ты не хочешь выходить замуж? Желаешь остаться старой девой?

Шинид давно все для себя решила.

— Лучше остаться старой девой, чем согласиться на брак, который означает лишь росчерк пера на чьем-то договоре.

— Наш брак будет гораздо больше, чем просто росчерк пера. — Голос его стал хриплым. — И ты уже это поняла, как мне кажется.

Воистину так. И то, что она это поняла, не слишком ей нравилось. То влечение, что она испытывала к нему, было сродни инстинкту. Она пыталась соразмерить его с теми чувствами, что она питала к нему ребенком, но не могла. Влечение было совсем иного свойства, чем детское обожание. Ее тянуло к нему неодолимо. Отчаянно. Но Шинид знала, куда может привести ее инстинкт.

Она медленно повернула голову и посмотрела на него, и Коннал видел, как она скользнула взглядом по его плечам, как задержалась глазами на его руках. Он гадал, что же происходит в этот момент в ее голове. Внезапно она встала, Щелкнула пальцами, загасив огонь, и пошла наверх.

Коннал вскочил на ноги, глядя ей вслед, бархатная накидка развевалась у нее за спиной. Он не знал, что лучше: пуститься за ней в погоню или отступить? Он шагнул следом и схватил ее за руку. Она вздрогнула.

— Шинид, послушай!

— Отстань от меня! — разозлилась она, и Коннал отпустил ее руку. Шинид побежала в свою комнату.

— Постой! — крикнул он, но она уже исчезла за поворотом лестницы, а факелы в железных скобах на стенах грозно блеснули, лизнув пламенем камни.