На 6—й Уфимской губернской конференции РКП (б) о причинах крестьянских восстаний 3 марта 1920 г. уполномоченный ВЦИК Артем (Ф. А. Сергеев) откровенно заявил своим партийным товарищам: «…Мы имеем дело с массовым движением, имеющим глубокие корни, которые мы произвели, и в этом наша вина». Он дал объективную оценку обстановки: «Полный паралич власти. Здесь нет слоев, поддерживающих Советскую власть. Мы представляем из себя каких—то бонапартиков, оторванных от масс. В Уфимской губернии мы получили полный политический провал. Здесь необходимо изменить методы социалистического строительства. Нужно сделать так, чтобы население было кровно заинтересовано в поддержании Советской власти. Мы находимся на краю пропасти. Если это восстание будет подавлено, тогда, когда мы возьмемся за подавление, то следующее, более организованное выступление может свергнуть не только нас, но и вообще Советскую власть. Необходимо почистить как партию, так и советы». На заседании ответственных работников Уфимской губернии о причинах и ликвидации восстания 13 марта 1920 г. С. Артем предостерегал местное руководство от нереальных хозяйственных заданий. Он обратил особое внимание на тот факт, что в восстании принимали участие бедняки. Примечательна его оценка сложившейся ситуации: «Это значит, мы потеряли базу, мы видим, что масса вообще ничего не знала о Советской власти. Теперь легла между нею и нами большая пропасть. Нельзя вести политику завоевателя, говорить: „Отдай хлеб и подводы“ и т.д., если на этом строить дальнейшую работу, то долго будет существовать пропасть. Нужно залечить раны, нужно разъяснить крестьянам, что такое Советская власть, как она строится. Нужно создать социальную базу»[691].
«Чапанная война» и «вилочное восстание» в Поволжье были стихийным протестом, а не подготовленной акцией антибольшевистских сил. Миф о руководящей роли эсеров в крестьянских восстаниях и влиянии агентов Колчака на крестьян рождался в большевистской партийной среде. Сначала его создавали местные руководители и военные, отвечающие за порядок на вверенной им территории, а затем активно использовали вышестоящие органы. Этот идеологический козырь широко использовался в пропагандистских целях. Эсеры и агенты белых были для большевистской власти удобным оправданием своих просчетов и ошибок. В действительности реальное влияние антибольшевистских сил на крестьянское движение в регионе в 1919—1921 гг. было незначительным. Оно выражалось в участии членов партии эсеров, бывших офицеров в крестьянских выступлениях в качестве рядовых участников или руководителей отдельных повстанческих отрядов. Отчеты местных органов и доклады различных уполномоченных по изучению причин «чапанной войны» и «вилочного восстания» убедительно подтверждают стихийный характер крестьянского протеста, обусловленного тяготами наложенных на крестьян повинностей. Позицию партии эсеров в отношении крестьянских выступлений характеризовала резолюция Уфимской организации эсеров, принятая в начале марта 1920 г.: восстание в Уфимской губернии определялось не иначе, как контрреволюционное, эсеры призывали своих сторонников «принять участие в ликвидации гибельного для дела революции восстания»[692].
Стихийный характер восстаний не означал отсутствия в ней элементов политической организованности и активности крестьянства. Из документов видно, как повстанцы быстро и достаточно эффективно реорганизовали на контролируемой ими территории органы Советской власти и приспособили их для нужд восстания. Деятельность военных штабов и комендатур, Ставропольского исполкома, издававшего печатный орган восстания и предпринимавшего активные меры для налаживания хозяйственной жизни и порядка в городе, агитационно—пропагандистская деятельность повстанцев свидетельствовали о политическом опыте, который приобрело крестьянство за годы революционных потрясений. Опыт сознательной политической активности в полной мере проявился и в ходе «чапанной войны» и в «вилочном восстании». Документы опровергают стереотип о кулацком характере крестьянского движения. Приведенные в докладе председателя особой комиссии ВЦИК «по ревизии советов Поволжья» П. Г. Смидовича цифры о десятках тысяч участников «чапанной войны» – наглядное тому подтверждение. Об этом же свидетельствуют и другие факты и свидетельства о масштабах движения в Поволжье и составе его участников. События 1919—1921 гг. в Поволжье обнаружили также важную особенность крестьянского движения – отсутствие у крестьян монархических иллюзий, связанных с бывшей династией Романовых, их приверженность республиканской форме государственного устройства революционной России. В ходе «чапанной войны», в «вилочном восстании», в массовом повстанческом движении 1921 г. в программных документах восставших крестьян государственное устройство России определялось как республиканское. Таким образом, материалы подтверждают факт утраты народной веры в царя—избавителя, характерный также для других регионов (например, Тамбовской губернии). Особенное по своему характеру «монархическое» выступление в селе Большой Азясь явилось результатом деятельности религиозно—монархической секты, пользовавшейся большим влиянием среди местного населения.
Подавляющее большинство крестьянских восстаний возникало на почве недовольства продовольственной политикой и другими действиями Советской власти. Сельские священники, тесно связанные со своим приходом личной жизнью и не понаслышке знавшие тяготы живших рядом с ними крестьян, нередко активно участвовали в крестьянском движении, были в числе инициаторов восстаний, вели агитацию против политики большевистского государства и поэтому в числе первых подвергались репрессиям.
Серовщина. Повстанческое движение в Поволжье и уральских степях под руководством Василия Серова зародилось в 1920 г. В июле 1920 г. на территории Самарской и Саратовской губерний началось неординарное событие, получившее широкий резонанс в стране (сапожковщина) и вызвавшее серьезную озабоченность большевистского руководства – второй случай выступления крупного воинского соединения в Красной Армии (после мятежа Ф. Миронова). 13 июля 1920 г. восстали войсковые части 2—й Туркестанской кавалерийской дивизии, расположенной в 15 верстах восточнее г. Бузулука (7—й и 8—й кавалерийские полки и конная батарея – всего около 600 сабель и 600 штыков при четырех орудиях). Кадровую основу Туркестанской кавалерийской дивизии составляли преимущественно казаки и крестьяне – уроженцы Новоузенского уезда Саратовской губернии и Пугачевского уезда Самарской губернии.
Поводом для восстания послужило смещение начальника дивизии А. В. Сапожкова: дивизия в составе двух полков должна была, согласно приказу командующего Заволжским военным округом, влиться во вновь формируемую 9—ю кавдивизию. В дивизии Сапожков, как известный бывший красный партизан, пользовался большой популярностью. Причиной восстания послужило недовольство красноармейцев советской продовольственной политикой. В Поволжье земельные отделы отбирали у казаков земли и передавали их другим хозяевам. Так, в Саратовском уезде земотдел отрезал у казаков станицы Саратовской в пользу общества землепашцев г. Саратова 2860 десятин удобной пахотной земли. Казакам было оставлено лишь небольшое количество удобной земли[693]. В день начала восстания Сапожков выпустил воззвание «Ко всем трудящимся и красноармейцам». Он объявил себя на митинге начальником «Первой Красной армии Правды». Политическим руководителем повстанческой армии был назначен Федор Далматов, бывший военком полка 2—й Туркестанской кавалерийской дивизии. Созданный по образцу Красной Армии реввоенсовет повстанческой армии (Далматов, Сапожков и др.) подразделялся на отделы: агитационный, разведки, формирования, конского состава. Командиром запасного Бузулукского полка, переименованного в 1-й стрелковый полк армии «Правды», стал Василий Серов.
