Изложенная теоретическая схема Бухарина повторяет традиционный марксистский подход в русле динамики антитезы «капитализм—социализм», а ее конечный результат сопоставим с целевой установкой Преображенского. Бухарин подверг критике использование Сталиным термина «дань». Он считал, что «дань» есть категория историческая, которая с социализмом ничего общего не имеет и иметь не может (напомним, что сам термин ввел в оборот Ленин, затем его использовал Преображенский). Нельзя играть с теоретическими установками, отмечал Бухарин, поскольку это и безграмотно, и вредно![628]. Но означало ли это, что Бухарин возражал против самой политики обложения крестьян, против «перекачки»? Определенно – нет. Бухаринская критика ограничивалась только неприятием самого термина как неудачного[629]. Бухарин не возражал против определенного отчуждения части прибавочного продукта в виде «перекачки».

Бухарину несправедливо приписали разработку теории «мирного врастания кулака в социализм». Тезис о врастании кулацких кооперативных «гнезд» (выражение Бухарина) в советскую хозяйственную систему расценивался как проявление теории врастания капитализма в социализм и затухания классовой борьбы. В действительности Бухарин рассматривал кулацкие кооперативы как элемент государственного капитализма в системе пролетарского государства. Логика рассуждений Бухарина заключалась в следующем. Основная сеть кооперативных крестьянских организаций состоит из кооперативных ячеек не кулацкого, а «трудового» типа, ячеек, врастающих в систему советских общегосударственных органов и становящихся таким путем звеньями единой цепи социалистического хозяйства. Кулацкие кооперативные «гнезда» должны точно так же (через банки и другие государственные структуры) врастать в эту же систему, являясь в то же время до известной степени чужеродным телом, подобно, например, концессионным предприятиям в промышленности. Представляется, Бухарин рассматривал кулака как своеобразного концессионера в деревне – по аналогии с промышленностью. Свой подход Бухарин обосновывал следующими аргументами. Кулак объективно будет ограничен общими рамками хозяйственного развития страны, определяемыми пролетарской властью и в значительной степени выросшей мощью хозяйственных организаций советского государства. Если кулак является вкладчиком в государственном банке, если он волей—неволей будет связан во многих отношениях с государственными хозяйственными органами, то он неизбежно будет «втиснут» в определенные границы[630]. Бухарин признавал, что допущение кулаков в кооперативную сеть – форма допущения капитализма в рамках единого народного хозяйства[631].

Видение большевистских теоретиков, ограниченное антитезой «социализм» – «капитализм», в итоге отсекало широкий спектр вариантов выбора в развитии страны – в качестве возможных или целесообразных оставался достаточно узкий набор вариантов, ограниченных рамками социалистической доктрины. Рынок и частная собственность как инструменты саморазвития воспринимались социально чуждыми элементами для нового строя, поэтому оказались исключенными, а командно—административные методы «партии—государства» в итоге востребованы. Противоречие в расширении границ частного капитала с интересами пролетарского государства имело непреодолимый характер. Более умеренные варианты, в сравнении с политикой партийного руководства, могли отличаться меньшей степенью чрезвычайных и насильственных методов.

Освещение последствий военного коммунизма в условиях перехода от нэпу, предпринятое в изложенном выше материале, дает возможность констатировать признание большевистской властью ошибочности предположений по поводу политики непосредственного перехода пролетарского государства к коммунистическому государственному производству и распределению в мелкокрестьянской стране. Предпринятая попытка непосредственного перехода к коммунизму привела страну к глубокому системному кризису весной 1921 г. Не удалось уничтожить в крестьянине собственника, что означало бы ликвидацию самого крестьянина как такового. Нэп отражал своеобразную легитимацию многочисленных требований российского крестьянства. Неслучайно с введением новой экономической политики отчетливо стало проявляться стремление крестьян к увеличению посевной площади, многопольной системе, выполнению продналога.

Отказавшись от устремлений военного коммунизма в отношении деревни, правящая Коммунистическая партия по—прежнему придерживалась марксистской стратегии перехода от капитализма к коммунизму, что нашло выражение в теоретических доктринах большевистских теоретиков.

Переход от военного коммунизма к нэпу в значительной мере совершался привычными для партийцев методами военного коммунизма. Повсеместно по стране практиковались выездные сессии ревтрибуналов и нарсудов против неплательщиков продналога, принудительные и репрессивные меры при взимании продналога осуществлялись при помощи вооруженных отрядов. Негативные последствия прежней политики оказали соответствующее влияние на активизацию крестьянского движения. Весной—летом 1921 г. повстанческое движение в стране разгорелось с новой силой и продолжалось в ряде регионов до конца 1922 г. Недовольство крестьян находило свое конкретное выражение не только в повстанчестве, но и в специфических крестьянских формах сопротивления. Одной из таких форм пассивного протеста крестьян, особенно бедняков, являлось сокрытие пашни (посевной площади) и скота – это было массовым явлением.

Резюмируя результаты изучения в главе II диссертационной работы политики Советского государства в отношении крестьянства и ее воздействие на крестьянское движение, автор исследования считает возможным акцентировать внимание на следующих положениях. С приходом к власти партии большевиков в России связана своеобразная модернизация (переход от традиционного общества к современному) на основе марксистских идей. В большевистском понимании грядущего социализма центральное место занимали установки на всеобщую национализацию и обобществление средств производства, огосударствление экономики, централизованное государственное распределение материальных благ.

По утверждению автора диссертации, объяснение большевистских взглядов нельзя ограничить только обусловленностью военного коммунизма трудностями военной интервенции и Гражданской войны. Партийные теоретики основывались на марксистских предположениях о непосредственном переходе к социалистическому строительству через создание государственного производства и распределения. Сама модель военного коммунизма отражала соответствующее видение социализма в соответствии с марксистскими представлениями, что с победой пролетарской революции утрачивает свое действие закон стоимости, отмирают товарно—денежные отношения, рынок, их место занимает прямой продуктообмен. Эксперимент, связанный с построением нового общества в Советской России при помощи модели военного коммунизма, потерпел неудачу. Применение ортодоксального марксизма к реалиям крестьянской страны, породившее в значительной степени проявления своего рода революционного ревизионизма (выраженные в ленинизме), носило утопический характер.

Как свидетельствуют представленные материалы, в конце 1920 г. – начале 1921 г. политика военного коммунизма, как метод ускоренного перехода к коммунистическим началам производства и распределения, достигла кульминации в Советской России. После победы над белыми, т.е. после завершения важнейшего этапа Гражданской войны, связанного с ликвидацией военных фронтов, продразверстка была не только сохранена, но и распространена, помимо продовольственных культур, на все основные виды сельскохозяйственного сырья. Одновременно в стране осуществлялось завершение национализации всей промышленности в городе и деревне, включая мелкую. Кроме того, произошло усиление государственного принуждения в отношении крестьянских хозяйств.