И тут солдат понял, что удача сама идет к нему в руки, и он, повернувшись к своим людям, спросил:

– Ёган, ты слышал, что он сказал?

– Да как же не слышать, слышал, он сказал, что бумаги ему дал Соллон на хранение.

– Сержант, – продолжал солдат, – ты слышал, что изрек наш друг Авенир?

– Соллон дал ему бумаги на хранение сегодня ночью, – четко произнес сержант.

Волков повернулся к трактирщику и сказал:

– Авенир, а ты не такой уж и умный. Вот скажи ты, что купил эти бумаги, и мне бы пришлось подумать, как у тебя их отобрать, а сейчас ты сказал при людях, что эти бумаги дал тебе вор и что в них – ты знать не можешь, потому что недавно ты говорил мне, что не разумеешь нашего письма. И теперь я забираю эти бумаги, так как это бумаги вора. Я передам их барону.

Свеча затряслась в руке трактирщика и выпала из нее. Но не потухла, продолжала гореть на полу.

Волков затушил свечу, наступив на нее, и спросил:

– Так где твой дружок Соллон?

– Я… я не знаю… не знаю я, где Соллон… – стал подвывать трактирщик, распаляясь. – Кто вы такой? – Он уставился на Волкова своими глазами чуть навыкате. – Зачем вы сюда приехали, вот зачем? Что вам от меня нужно? Ну что?

– Ах, простите, что помешал вам обворовывать барона, – ехидничал Волков, – а от тебя мне нужно, чтобы сказал, куда поехал Соллон, – спокойно ответил Волков. – А! И еще тридцать пять талеров для аудита.

– Я не знаю, где Соллон, не знаю! – вдруг заорал Авенир. – Я не знаю, куда он поехал, и денег у меня больше нет, ни крейцера! Ни пфеннига. Да будьте вы прокляты!

Тут солдат вдруг схватил его за горло и со злобой заговорил:

– Ишь как заголосил, жил-то, видно, припеваючи, немало денег скопил, с Соллоном делишки обделывая. Барона за дурака держали да обворовывали и из мужика последние соки тянули процентами, вши поганые, а как вам хвост поприжали, так ты повизгивать вздумал и проклинать! Ежели найду Соллона, то уж поговорю с ним как положено, и почему-то мне кажется, Авенир, что он о тебе мне много интересного расскажет.

Волков выпустил горло трактирщика и продолжил уже абсолютно спокойно:

– Значит так, Авенир, ты говорил, что тридцать пять талеров для тебя большие деньги, а сам накупил расписок у этого вора, почитай, на двести. Думаю, что и тридцать пять найдешь, найдешь и отдашь… Через три недели. Три недели, Авенир!

Волков повернулся и пошел к двери, пряча бумаги в кошель, а баба трактирщика, вроде уже замолчавшая, вдруг снова заголосила из-под перины, а затем раздался грохот. Солдат и все остальные обернулись. Авенир лежал на полу, на спине, раскинув руки, закатив глаза и открыв рот. Баба истошно завыла, ее дружно поддержали дети.

– Ишь как за деньгу-то человек страдает, без памяти падает, как бы не помер, – произнес сострадательный Ёган.

А Волков ничего не сказал, только усмехнулся и пошел прочь. Не жалко ему было Авенира, и бабу его, и детей.

Он был несказанно рад. Еще не рассвело на улице, и ливень тушил факелы, но солдат радовался. Не зря. Уже не зря затеял он аудит. Он был молодец, и барон должен был это оценить, ведь и вправду эти бумаги экономили барону огромную кучу денег. А людоед, пусть и не последний, тоже стал результатом. Да и в том, что Франческа причастна к убийству молодого коннетабля, он не сомневался. Солдат был доволен собой и теперь собирался поймать еще и управляющего Соллона.

– Темень, – сказал сержант, – пока не рассветет, мы даже следов на дороге не увидим.

– Пока рассветет – все следы на дороге смоет, – ответил Волков. – Так что будем делать?

– Ну а что тут поделаешь? Факелы залиты, но рассвет-то близко. Разделимся. У нас тут всего два пути, где телегу со скарбом можно ночью прогнать. Только на монастырь и на Вильбург.

– А другие дороги? – спросил солдат.

– На других дорогах телега потонет сейчас.

– Что ж, тогда разделимся. Дорогу на монастырь я знаю хорошо.

– Тогда я поеду на Вильбург, – сказал сержант.

Так они и поступили. Солдат, Ёган и два стражника поехали в Малую Рютте, а сержант со своими людьми – в Вильбург. Когда рассвело, Волков доехал до деревни, дождь кончился, и они увидели между луж следы воза, который шел в монастырь.

– Он? – спросил Волков Ёгана.

– Может, и он, – ответил тот, – кому еще надо в такую рань и в дождь переться?

– Тогда поспешим. – Солдат пришпорил коня.

Серое туманное утро было тихим, а по дороге на монастырь быстро, разбрызгивая лужи, скакали вооруженные всадники. Время от времени они останавливались, осматривали дорогу и снова скакали.

Конечно, они настигли воз, но не так быстро, как им бы хотелось. Возница, видимо, торопил лошадей. Когда догнали, Ёган, не привыкший к долгой и быстрой езде, еще издали закричал зло:

– А ну, стой! Стой, паскудники!

До крытой телеги было далеко, но его услышали, и воз остановился. Когда всадники добрались до воза, там оказался всего один человек. Он сидел на козлах, его руки, сжимавшие вожжи, заметно дрожали. И это был не слуга Соллона.

– Кто таков? – сурово спросил Волков. – Как имя?

– Ёган Шварц, – ответил возница, – купец.

– Что везешь?

– Яйца и деготь на стройку в монастырь.

– Погляди, – приказал Волков одному из стражников.

Тот спрыгнул с лошади, залез в воз. Перепуганный до полусмерти купец ждал.

– Прекрати дрожать, – произнес солдат, – если ты и вправду купец – тебе нечего бояться. Я коннетабль Рютте.

Стражник показался из-за спины купца, вылезая из телеги:

– Тут только яйца в корзинах и бочка с дегтем.

– Ты знаешь управляющего Соллона? – спросил солдат у купца.

– Господина Соллона тут все знают, – кивнул тот.

– Когда его видел?

– Вчера в трактире.

Между тем Ёган чуть отъехал вперед, вернулся и сказал:

– Господин, на дороге более следов нету. Этот купчишка первый едет.

– Ты бы не ездил здесь один по ночам, – посоветовал коннетабль.

А купчишка облегченно вздохнул и двинул дальше.

– А мы куда? – спросил Ёган.

– В замок, – нехотя буркнул Волков и, посмотрев на серое небо, добавил: – Господи, когда ж я высплюсь?

Во дворе замка стоял большой крепкий воз с двумя меринами, рядом сержант и стражники, а между них два опрятных мужичка.

– Поймали, значит, – заметил Ёган.

Солдат спрыгнул с коня, кинул ему поводья и подошел к сержанту, который, несмотря на удачу с телегой, был не слишком радостен.

– Давно их поймали? – спросил Волков.

– Да почти сразу, за деревней.

– Дьявол, а мы полпути до монастыря проскакали. А что, Солонна не было?

– Не было, – ответил сержант, – только эти.

– Сейчас позавтракаю и поговорю с ними, – не без удовольствия сказал Волков, осматривая холопов управляющего. Так же бегло он оглядел скарб, что лежал в телеге. Добрые ткани, добрая посуда – все Волкову приглянулось. И все бы ничего, но тут он увидел, как у колодца высокая женщина в зеленом платье и в старомодном рогатом головном уборе переливает воду из колодезного ведра в большой медный кувшин. И у солдата пропал дар речи.

Это оказалась Франческа, которая должна была сидеть под замком в подвале. Волков в яростном удивлении поглядел на сержанта, а сержант на него смотреть отказывался и прятал глаза. Удо Мюллер только отрицательно качал головой, как бы показывая: я тут ни при чем. Выглядел он абсолютно беспомощным. Волков ничего ему не сказал, да просто не смог. Солдата разрывало. Он кинулся бегом в покои барона, но, сделав три шага, захромал, так как забыл про ногу, и остановился переждать боль. Стоял, морщился и, когда переждал, уже спокойно пошел к входу в покои.

Франческа с гордым видом несла кувшин через двор. Она все видела и откровенно улыбалась, а сержант и стражники смотрели ему вслед. Сержант тяжело вздохнул, соболезнуя.

Солдат, хромая, шел к покоям, когда из донжона выскочила толстая кухарка и на весь двор зычно крикнула:

– Господин коннетабль, господин коннетабль!