– Не слушайте этого пса, – снова визжал вурдалак, – этот безродный ублюдок приехал в землю нашу и командует тут, как будто он господин…

Конь опять заплясал, а Волков видел, как пар поднимается над головой вурдалака. Эта тварь уже не могла ждать и двинулась вперед, не спеша… Пока…

«Убьет меня, все остальные разбегутся, – думал солдат, – никто не осмелится напасть на сына барона, даже если он нелюдь».

– Я, ваш господин, – продолжал вурдалак и орать, и приближаться, – повелеваю вам – убейте чужака!

Надо было стрелять, но как в него стрелять, если конь не стоит на месте, а этот выродок неотрывно смотрит на него? Солдат решил спрыгнуть с коня.

И тут монах кинул топор. Как ни странно, точно и сильно. Топор летел прямо в рыло нелюдя. Солнце светило ярко, людоед щурился, но все равно все видел. Он отмахнулся от летящего топора, словно от мухи назойливой, откинул его от себя с такой же легкостью, как девушки откидывают непокорную прядь волос. Одним движением. И хотел было оскалить великолепные зубы в улыбке превосходства, как в голову ему, прямо в угол между лбом и виском, врезался болт. Волков выстрелил сразу, как только увидел взмах монаха. Конь не стоял ровно, но до вурдалака было всего несколько шагов. С такого расстояния он никогда не промахивался. А нелюдь, среагировав на топор, пропустил выстрел. Теперь солдат ждал его реакции. А вурдалак все так же улыбался и на глазах опешивших людей взялся за древко болта и с хрустом и черной жижей вытащил его из головы.

– Ты думал убить меня так, ублюдок! – крикнул он и отбросил палку с оперением в воду.

Реакция нелюдя насторожила солдата, но он еще не потерял надежды:

– Если бы ты и в правду был на войне, людоед, ты бы знал, что ни стрелы, ни болты так из себя доставать нельзя! – крикнул ему солдат. – Иначе наконечник останется внутри.

От головы вурдалака на солнце шел пар, а он улыбался и двинулся на копейщиков, что стояли перед солдатом.

– Да плевать мне на твой наконечник! – визжал он. – Плевать!

«А вдруг и вправду ему плевать, – думал Волков, – тогда мне конец, людишки-то разбегаться собираются. Думают, что его не убить».

Судя по всему, так и было, а людоед опять завизжал так, что кровь в жилах стыла, и снова двинулся на стражников. Люди стали поворачиваться, глядеть на своего коннетабля. Собаки сзади зашлись лаем и разбегались, вырывая повода у егеря из рук.

– Господин, что делать? – крикнул один из мужиков.

Коннетабль пытался навести порядок и успокоить людей, но его никто не слушал. Конь стал крутиться вокруг своей оси и бил ногами, поднимая тучи грязных брызг.

И тут вурдалак, щурившийся до этого от солнца, вдруг широко открыл глаза, остановился и замолчал, словно прислушиваясь к чему-то. Застыл, а из черной дыры в голове выползла струйка белого дыма. Он зашипел, словно огромный кот, широко разинув пасть, и с силой сдавил виски руками. Так и стоял с широко открытыми глазами, уже и солнце его не пугало.

– Что? – крикнул солдат, останавливая наконец своего взбесившегося коня. – Голова заболела?

Теперь нелюдь зажмурился изо всех сил, но продолжал стоять.

– Заболела, – продолжал Волков, – говорил же тебе, нельзя оставлять наконечники в себе.

И тут вурдалак снова завизжал, да так, что один из стоявших перед солдатом стражников бросил копье, закрылся руками, как будто они могли защитить от визга, и кинулся бежать по болоту. Визгом этой твари как кипятком обдавало. Двое других растерянно оглядывались на коннетабля. Он захотел остановить бегущего и ободрить своих людей, но тут конь его совсем взбесился и встал на дыбы. Правая нога солдата была не в стремени, а на левую он опереться не мог, и удержаться в седле шансов не было. И, выронив арбалет, он с грохотом рухнул в грязь и воду.

С трудом подняв голову над водой, он отрешенно смотрел, как разбегаются дворовые мужики, догоняя скулящих от страха собак. А тварь все визжала и визжала, все ближе и ближе. Так, что уже резало уши. А Волков барахтался в тине и грязи, пытаясь найти твердую и нескользкую почву под ногами, чтобы встать. И тут чьи-то сильные руки подхватили его и подняли. Это был Ёган.

– Господин, вы живы?

Волков был жив и зол, уж он-то не собирался бежать. Солдат вырвал из рук Ёгана секиру и сказал:

– Арбалет обронил, найди, – и двинулся навстречу вурдалаку, распихав сидевших на корточках от страха стражников.

А тот остановился и визжал, зажмурившись, но уже не так громко и страшно, все еще сжимая виски руками. Дыра у него в башке стала заметно больше, ее края обуглились, и из нее шел дымок. Тяжело шагая по черной болотной мути, солдат подошел к твари и, забыв, что он может снова повредить еще не зажившее плечо, взял секиру в обе руки. Он нанес вурдалаку страшный удар, вложив в него все силы, всю свою злость. И плечо сразу заныло. У него было такое ощущение, что он рубанул старый, влажный дубовый пень и что его удар бесполезен. Но визг вдруг стих, и стало слышно, как с криками, брызгами и шумом разбегаются его люди, лают собаки, ржут кони.

Вурдалак стоял и во все глаза смотрел на Волкова, даже протянул к нему правую руку, левая ключица с левой же рукой у него были разрублены до соска на груди, из раны сочилась черная жижа.

– Ну, – сказал ему тот, – и кто из нас теперь тупой, как свинья?

Нелюдь не ответил, глядел на солдата как-то удивленно.

И Волков, невзирая на ноющую боль в плече, еще раз со всего размаха рубанул вурдалака, на этот раз по башке. Тот безмолвно завалился набок в черно-серую воду, от его притопленной головы шел пар. А солдат, опустив секиру, огляделся вокруг. Кроме пары стражников, сержанта и Ёгана, остался лишь монах, все остальные разбежались. Было тихо.

Все смотрели на него. Во взглядах людей Волков видел восхищение и даже благоговение, но ему было не до этого.

– Ты арбалет нашел? – спросил он у Ёгана.

– Да нашел, нашел, – показал оружие тот, – цел и невредим он.

– А конь мой где?

– Сейчас сыщу, – обещал Ёган.

– Господин, как вы себя чувствуете, – разбрызгивая грязь, подошел к нему монах, – вы упали с коня, плечо ваше цело?

– Плечо, – солдат пошевелил плечом под латами, – ноет.

– Вы убили вурдалака, нужно снять доспех, плечо поглядеть.

– Нужно топор мой найти, помнишь, где он упал?

– Сейчас найду, – обещал монах.

– А где остальные? – спросил солдат, еще раз оглядываясь вокруг.

– Разбежались, – ответил ему сержант.

– Надо эту тварь к телеге отволочь.

– Не волнуйтесь, господин, все сделаем. – Сержант подошел к нему и забрал из руки секиру.

А Волков стоял и глядел в небо, щурился на солнце. Он и представить себе не мог, что может так радоваться солнцу. Если бы не боль в ноге и нытье в плече, он был бы сейчас счастлив.

Коннетабль не поехал в телеге: нога, конечно, болела, но лезть туда, где между ведер с жиром валялся вурдалак, не хотелось. Он был накрыт рогожей, но его белая как полотно рука свисала с телеги. Вернее, сначала она была белой, а под солнцем становилась пунцовой. Мужики и стражники подходили, смотрели на руку, но под дерюгу никто заглянуть не решался. Так и шли.

Возница хотел было повернуть к деревне, но коннетабль окликнул его:

– Куда собрался?

– Так на площадь, – пояснил возница.

– Ты что, дурак, хочешь повесить на площади сына барона?

Возница перепугался и направил телегу к замку.

Теперь солдат думал, как будет страдать барон и не станет ли упрекать его в смерти сына. И какие слова ему придется говорить другу Карлу, а возможно, и оправдываться. Наверное, лучше съехать из замка.

Но все закончилось на удивление спокойно. Настолько спокойно, что солдату даже не верилось. Ему не пригодились все приготовленные слова и фразы. Барон спустился во двор, заглянул в телегу, осмотрел вурдалака, взглянул ему в лицо, вернее, в часть лица, так как одна половина с левым глазом просто выгорела. Барон стоял у телеги и молчал, пока солдат пересказал ему историю о том, как молодой барон превратился в кровососа. Фон Рютте выслушал, а потом произнес спокойно и тихо: